Кому на руси жить (СИ) - "Константин" (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Скоро лагерь оглашается неприятными звуками, будто нескольким козлам одновременно вздумалось поучиться художественному блеянию и ничегошеньки у них не выходит. Пускай рыгают, лишь бы на пользу...
О себе я тоже не забываю, глотаю не жуя три горсти давно остывших угольков, запиваю водицей. Не бог весть какой адсорбент, но за неимением ничего лучшего сойдет.
Раннее утро потихоньку переползает в позднюю фазу, начинает пригревать солнышко, мы расползаемся по стоянке в поисках тени, валяемся в полузабытьи пока солнечные лучи не начинают пялиться на нас с другой стороны поляны. Только тогда, в доказательство слов Проста, коматоз начинает попускать, но день, я считаю, безнадежно потерян. По лагерю несутся разговоры, какая-то возня. Прислушавшись, различаю, как Голец руководит укладкой мертвых на кучу приготовленного хвороста.
- Отставить! – командую, выходя в народ.
- Надо бы их огню предать, – говорит Голец. – Негоже так оставлять.
С сомнением оглядываю сложенные пирамидой раздетые до исподнего тела. Столб дыма от эдакого костра поднимется знатный, за много километров виден будет, это вам не еды погреть.
- Далеко нам до места? – спрашиваю.
- Если сейчас пойдем, к ночи будем.
- Отлично, – говорю. – Значит прямо сейчас и пойдем или кому-то охота здесь еще ночку провести? Всем мигом собираться, ночевать будем на озере.
- Как же мертвые? – спрашивает Жила. – Так оставим?
- А как еще? – спрашиваю. – Хотите дымом всю округу распугать? Или дело сделать? Выбирайте, я подожду, у меня времени до хрена. Можем вообще никуда не ходить.
Посовещались они кучно. Решили идти и костра не запалять. Наломали веток, укрыли по возможности сверху да по сторонам от сорок. Зверье мелкое все равно растащит, но может кто из нас тут раньше окажется и завершит начатое.
Подобрав мешки, двинули левее в обход болота. Ходоки из нас неважные, плетемся кое как, нога за ногу заплетается. Надо бы покушать чего-нибудь, но боязно – вдруг желудок не примет пищи, снова харч выблевывать не улыбается.
- Что-то молчит сегодня, знать хавчик переваривает, – говорю, задумчиво глядя в сторону болота.
- О ком ты?
- О Слизне вчерашнем, – говорю.
Голец смотрит на меня как на полного дебила. Я затыкаюсь, хотя очень хочется похвастаться. Не помнит и ладно, зато желание спрашивать не будет, он же не видел, как я деда болотного в лагерь приводил.
Или не приводил...
Голец ведет по твердому, даже ноги в мох не проваливаются. Долго идем по черничной делянке, кусты выше колена с крупными листьями, тут ягоду, наверно, можно собирать в промышленных масштабах. Удушливый запах багульника стелется над прогретым зеленым одеялом, появляются мелкие как блохи комары.
Снова выходим на привычную лесную траву-мураву. Голец говорит, что до озера осталось совсем чуть-чуть, пересекаемый нами лес выходит к самой воде. Наш маленький отряд растягивается, задние совсем выбились из сил, отстают все сильнее. Садимся на короткий роздых. Выпиваем последнюю воду из фляжек. Предупреждаю, что двигаться теперь надо с повышенной осторожностью и вниманием, желательно бесшумно, и сам показываю пример как учили: кочки обхожу, на веточки не наступаю, на выпирающий листок не давлю, первым ставлю носок ступни. Майор Гранит был бы мною несказанно доволен.
К моему удивлению бесшумно двигаюсь по лесу не я один. Они на то и разбойники, чтоб по-звериному, бесшумно и ловко. Иначе как к зазевавшейся жертве подбираться?
К озеру прибываем как и предполагалось уже в сумерках. Медленно втягиваемся в сосновый бор. Почва здесь сухая, песчаная, травка чахлая, щедро удобренная опавшей хвоей. Высоченные реликтовые сосны подпирают быстро темнеющее небо широкими, пышными как балетные пачки кронами. В серой полумгле толстые, светлые стволы кажутся мне ногами неведомых гигантских чудовищ, невообразимо огромные тела которых теряются где-то в невидимой выси.
В компании Гольца и Жилы отправляюсь на пробную рекогносцировку. Невул с прочими остается вбору. Я прошу их по возможности укрыться за деревьями и редкими кустами, держать оружие наготове и ждать сигнала. Присев под высокими желтыми соснами метрах в десяти от воды, сначала наблюдаем в шесть глаз за берегом и серым зеркалом озерной глади здоровенного, округлого водоема километра два в диаметре. Чуть глаза не сломали, но ничего подозрительного не заметили. Кругом тихо и спокойно как в морге, становится даже немного обидно. Я оставляю Гольца смотрящим за округой и возвращаюсь с Жилой к соратникам.
Наступившая все таки ночь уже не позволит нам полноценно произвести разведку, поэтому командую общий «отбой» до зари, назначив прежде очередь дежурства у берега и непосредственно по лагерю, ибо считаю, что ночных инцидентов с нас уже предостаточно. Обессиленные искатели сокровищ засыпают вповалку не сходя с облюбованных мест. Я ложусь спина к спине с Невулом и почти мгновенно вырубаюсь.
Похвально бодрствующий блюститель последней стражи будит меня как и было приказано с началом небесной линьки из черного в серый.
Волка кормят исключительно его собственные ноги, лапы, то бишь. Этот нехитрый факт оказывается известен всем членам нашей шайки-лейки, поэтому никто из них не позволяет себе хапнуть сна ни на минуту больше атамана. Чувствуют, бродяги, что охота за серебром вступает в острую фазу.
С верными Гольцом и Жилой снова ползем на берег. Товарищи по оружию вжались в песчаную почву позади, провожают внимательными взглядами наши спины. Покидаем втроем сосновую рощу, лезем вперед до большого серого валуна, что выпирает из земли в нескольких шагах от воды.
Не знаю, судьба это или удача, хотя везет мне в последнее время как утопленнику, но вожделенный схрон нахожу именно я и именно сразупросто замечаю в метре от камня, к которому мы втроем прижались торчащую из земли корягу. Коряга как коряга, кривенькая, сантиметров тридцати в длину, в два пальца толщиной. Ну торчит и торчит, ничего в ней такого особенного, тут коряг этих кругом как грязи после ливня. Пнул ногой и дальше пошел, если не споткнулся и не упал.
Но что-то меня в ней напрягает. Гранит он ведь как учил? Обращать внимание на мелочи. Строго учил. На мелочах опытный разведчик выезжает, на мелочах же сыпется.
У этой палочки тоже своя мелочь, своя изюминка. Серединка у нее светлее, чем края. Желтоватая серединка, как раз на ширину ладони от общей коричневой масти отличается. Могу на что угодно спорить – пнуть эту коряжку не получится, твердо сидит как прибитая – ногу отшибешь.
- Дерни-ка за палочку, – прошу Жилу.
- Зачем?
- Дергай, не ломайся.
Жила дергает. Ничего не происходит. Коряжка на месте. Советую потянуть сильнее. Жила упирается коленями и тянет изо всех сил. Под ним шевелится дерн.
- С другой стороны, – говорю. – Ты на крышке сидишь.
Так и есть. Стоило Жиле переместиться и снова потянуть за корягу, как сама земля отворяет нам свои недра в виде квадратного люка искусно замаскированного живым дерном. Навидался я таких на Кавказе. Только там внутрь сначала летит граната, а тут мы сидим как три тополя и тупо пялимся в зияющую чернотой дыру уходящего вниз лаза.
Жила осторожно опускает вниз голову. Говорит, что видит дно и незамедлительно спрыгивает в дыру. Ноги сухо стучат о твердое. Секунд десять ничего не происходит.
- Ну, что там? – нервным полушепотом вопрошает Голец.
В глубине схрона появляется макушка вставшего на цыпочки Жилы. Поднатужившись, онподнимает над собой довольно увесистый и объемный мешок, мы в четыре руки принимаем, укладываем на землю. Обламывая ногти, растягиваю из тугого узла тесемки, накрепко замкнувшие горловину. Хоть и тяжел мешочек, но заявленных пудов серебра в нем явно нету. Внутри оказывается связка беличьих шкурок, два десятка плоских наконечников для стрел, мелкого плетения легкая кольчужка, горсть серебряных монет и шесть монет золотых – толстых, тяжелых кругляшей с изображением какого-то толстомордого авторитета в анфас.
