Пес в колодце (ЛП) - Вольский Марчин (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
А в Бога? Я и хотел, но не мог. Слишком долго доказывал я себе и другим людям, что он излишен. Хотя сейчас я ужасно желал, чтобы он был. Мои замешательства были Антонио чужды. Уходя на собственную казнь, он пожал мне руку и сказал:
- Я буду молиться за вас!
Меня это изумило. Как этот человек, в мгновение собственного ухода, мог еще думать о ближнем, беспокоиться о моей судьбе.
В последнюю ночь я увидел во сне свою Марию. Не песальную, скорее, возбужденную.
- Жду тебя, по-настоящему ожидаю.
Я проснулся. Светало. Кто-то стонал в соседней камере после вчерашней пытки. Начинался мой день. Я исповедался какому-то воняющему чесноком безграмотному типу в рясе, жалел о собственных прегрешениях, даже получил их отпущение и, поцеловав кровоточащие ноги Христа, ожидал… Вот если бы еще я мог поверить, что там, за брегами Стикса, я встречу Марию, а прежде чем выпить воды из Леты, реки забытья, услышу ее смех, коснусь волшебной ямки на ее лбони, почувствю жар уст на своих губах…
Барабаны. Барабанная дробь. Вот и Площадь Плача. Конец моего путешествия. Прямо напротив – трибуна для аристократов и богачей, зеваки в окнах домов, на улочках, на крышах…
- Трибунал, заседавший под председательством Его Светлейшества (всегда я считал, будто бы официальный титул длится долго, сегодня он прозвучал короче жужжания пикирующего комара), признает Альфредо Деросси, прозванного "Il Cane", виновным во всех преступлениях, в которых его обвиняли (далее пошел перечень, длинный, словно меню пасхального ужина) и присуждает его к смерти. (Барабанная дробь. Недолго. Что, еще не конец?). В своей наивысшей милости Наш Светлейший Синьор Эрцгерцог Ипполито Первый Справедливый позволяет осужденному самому избрать для себя вид смерти.
Я поднял голову. На узких губах властителя играла усмешечка. У его ног его чернокожий фаворит сосал его кривой, обнаженный палец. Тут же мне захотелось устроить ему какую-нибудь штучку, чтобы хотя бы в этот последний момент лишить его удовлетворения.
- Это я сам должен выбрать?
Голос звучал хрипло, чуждо.
Ипполито кивнул. Еще раз я повел взглядом по окружавшим меня аксессуарам смерти. Кол, эшафот, виселица. Собственно говоря, я мог выкрикнуть всего одну фразу, прежде чем палачи заткнут мне рот: "Я невиновен!", "Да здравствует свободная Розеттина!" или "Это я трахал эрцгерцогиню, так что Карло – мой сын!" (только эта слишком длинная). Во всяком случае, следовало поспешить, так как я боялся, что потеряю сознание или, что еще хуже, не сдержу содержимого кишок.
Кто-то сказал: "Колодец Проклятых!" . И только лишь когда два широкоплечих, одетых в красное и в капюшонах на голове, палача, схватили меня под руки, до меня дошло, что то были мои слова.
ЧАСТЬ III
11. Отверженный
Сырость, холод, страх, сырость, холод, страх. Путаница мыслей, поначалу вращающихся без цели, вроде водоворота, затем сгущающихся, словно туманность. (Туманность, а разве я знаю такое слово?) Затем осознание: я существую. Живу. Никуда не лечу. Я в темноте. Где? Разве преисподняя может быть сырой? Колодец. Колодец? Ну да, я же в колодце! Я не упал, не разбился в аморфную массу, зацепился за что-то и повис… Нет. Скорее всего, я застрял в какой-то липкой пакости, и совершенно голый. Черт подери, неужели в полете я потерял всю одежду? Щупаю рукой… Мокрая, обложенная камнем стенка. Кричу вполголоса: "Ха!". Отраженное эхо: "Ха, ха, ха…". Подо мною пропасть! Если я пошевелюсь, то упаду. Ну да, это же колодец!
Через мгновение вернулось прошлое. И последняя мысль, прежде чем меня поглотил мрак: Ну почему, вспоминая всех святых, я не падаю равномерно ускоренным движением? Sic! И теперь вспоминаю даже лучше – я летел, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Я летел и летел. Каждой своей клеточкой ожидая удара, чудовищной, раздирающей, окончательной боли; перелома костей, разрыва тканей… А вокруг меня клубились испарения, похожие на дым… Быть может, это благодаря ним я и потерял сознание, перед тем как долететь до дна? Или же, в результате этого опьянения мне казалось, будто бы я лечу все медленнее и медленнее. Все это не важно. Я жив! Я в колодце. Причем, не на дне. Тогда где же? С трудом я выдавил каплю слюны из пересохших уст. Меня ужасно тошнило, будто бы я прибыл не из тюремного подземелья, а с банкетом, на котором подали чрезвычайно много вина. Я сплюнул, ожидая всплеска. Ничего! Выходит, я находился далеко от дна. Все вокруг смердело; помимо затхлости, слышен был запах гниения, сероводорода и черт знает каких еще фекалий, лишь через какое-то время я сориентировался, что застрял на небольшой полке рядом с дырой, из которой сочились нечистоты…
Только сейчас меня охватил самый настоящий страх. Неужто я выжил только затем, чтобы умирать здесь долго и неблагородно? Неужто мне было уготовано чистилище на земле? Принимая во внимание время полета, а это я превосходно помнил, я должен был находиться ужасно далеко от поверхности. Даже ящерице сложно было бы выбраться отсюда. Тут через мысли проскочила отчаянная концепция: чтобы сократить свои страдания, выбраться из этого шлама и прыгнуть в штольню. Хорошо, так и сделаю! И тут же перед глазами встали сцены смерти Джованнины, Маркуса и Марии. И покорно склонившаяся перед крестом фигура идущего на смерть Антонио. Неизвестно почему, я подумал о Боге. О том самом, от которого я отрекся, отказался, вычеркнул из собственных мыслей, только мне так никогда и не удалось доказать, что Его нет. И вот тут появилась некрепкая мыслишка, что, может, в моем несчастье, в моем нынешнем подвешенном состоянии, была некая высшая цель. Что мне дан еще один шанс. Вы не поверите, но я, Альфредо Деросси, Il Cane, безбожный пес, перекрестился. Подвигнутый непонятным импульсом, я начал молиться, чувствуя, как нисходит на меня спокойствие… И случилось чудо. Луна, похоже, остановилась точнехонько над отверстием колодца, потому что холодный свет залил шахту. Блеснули неровно уложенные каменные кольца. Боже Всемогущий! Да от края сруба меня отделяло десятка полтора футов. Может, все это было иллюзией, сном? Вернулась чудовищная головная боль, месиво мыслей, бессвязные слова, образы, которых я никогда в своей жизни не видел.
Я стиснул зубы, повторяя сам себе: "Ты должен!". Я немного приподнялся, пытаясь одной рукой найти какой-нибудь выступ над собой. Только пальцы беспомощно скользили по сырым камням. Что же это за пытка: знать, что недалеко находится воздух, город, жизнь. И тут я нащупал крюк, вбитый в раствор. Я повис на нем; должен выдержать, подумал. Я высвободил ноги из шлама и подтянулся. Каким же я был ужасно слабым, неуклюжим. Мне мешало мое приличных размеров брюхо; я и не знал, что у меня выросло подобное на тюремном харче. Потом нашлась какая-то не совсем крепкая опора в виде дыры после выпавшего камня. А что дальше? И вновь оказалось, что мой ангел-хранитель заботится обо мне. Ведь только лишь я оторвал ногу от первого крюка, сразу нашел другой… И тут в голову мне пришла идея. Прижавшись к облицовке, словно муха к стеклу, я терпеливо стал раскачивать первый крюк, пока тот не остался у меня в руке, после чего сунул его себе в зубы и начал ощупывать стену, разыскивая что-нибудь, способное послужить мне в качестве молотка. Через какое-то время удалось найти выступающий из раствора камень. С помощью вытащенного крюка, его удалось извлечь. Теперь оставалось лишь одно. Забить крюк и подтянуться на нем. Вынуть второй… И da capo, al fine… (по-новой и до конца – ит.).
Уходили часы, но когда я схватился за каменную закраину и подтянулся, небо только-только начало розоветь.
