Заметки на полях (СИ) - Криптонов Василий (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Даже представить не могу, насколько я стыдился этого момента, что умудрился совершенно его позабыть. А теперь — вспомнил. Говностих был и вправду мой, кровный, выстраданный всем двенадцатилетним сердцем. И конвертик я сам, из говна и палок, слепил дома. И ведь вручил же его Кате. А дальше что было… Дальше не помню. Ну, видимо, ничего особо знаменательного, иначе я бы запомнил.
Я медленно смял листок и конверт, скатал их в комок. Когда ржач, наконец, утих, я произнёс, глядя в глаза Кате:
— Знаешь, ты мне, наверное, правда очень нравилась, раз я написал такую дрянь, да ещё додумался подарить тебе в каком-то пидорском конвертике. Я, наверное, надеялся, что после этого что-то кардинально изменится, как в сказке, но никто мне ещё не объяснил, что жизнь — ни разу не сказка. В любом случае — сожалею, что отнял время. А теперь прошу меня извинить, у меня срочная встреча с дядей Петей, я этому мудаку многое выскажу.
С этими словами я бросил комок через плечо — куда-то в сторону доски — подошёл к окну, открыл нижний шпингалет, встал на подоконник… Второй этаж. Несерьёзно, но, если головой вниз… Это, видимо, кабинет русского. Эх, лучше б математика, она на третьем! Ну да ладно, не в моём положении выбирать.
Я думал, одновременно делая. Второй раз было уже не так страшно, даже интересно. Посмотреть на рожу дяди Пети, послушать, как он материться станет… Так, второй шпингалет, верхний — это уже на цыпочки встать надо. Первая створка есть, теперь вторая — тут немного заело, но я, сорвав кожу на пальце, победил и здешние шпингалеты. Вот он, холодный ветер свободы!
Но в тот миг, когда мои ноги расстались с подоконником, и сердце радостно раскрылось навстречу смерти, в меня вцепились чьи-то руки, штук в количестве четырёх.
— Стоять, ты чё! — заорал кто-то пацанячьим голосом.
— Ты дурак, что ли? — Это истерический визг Кати? Ну, круто, довёл ребёнка, поздравляю.
И эти двое всё мне обгадили. Втащили за джинсы обратно в класс, в жизнь, переполненную тупыми стихами и бесплодными надеждами. А теперь к ним добавятся ещё и психиатры… Блинский блин! Ну ладно. Я найду способ сдохнуть. Может, чуть позже. Плохая была идея, дядя Петя. Жизнь — всегда дерьмо, в любом возрасте.
2
Дебил.
Лениво думал я, глядя в потолок.
Думал своим тридцатилетним сознанием. Однако какая-то частичка меня, уже смирившаяся с тем, что я стал двенадцатилетним школьником, думала, что не такой уж я и дебил. Вот, вместо урока, лежу себе на кушеточке, в школьном медкабинете. На языке привкус валерьянки — ничего такой. Или это пустырник? Вот бы узнать… Так-то я привык другими напитками стресс глушить. Ну, если прям действительно стресс.
Вот, спрашивается, где логика? Спиртовую настойку — пожалуйста, а налить чуть не выпрыгнувшему в окошко ученику стакан вискаря — запрещено. А ведь вискарь — он… Он такой…
Тут скрипнула дверь, оборвав мои размышления на самом интересном месте, и в медпункт зашла наша врачиха. Знать не знаю, как она там правильно зовётся, может, вообще медсестра. Когда был школьником, такие вопросы меня не интересовали. Да и сейчас, собственно, тоже не особо.
— Ну? Как ты тут? Успокаиваешься? — грубовато-участливым голосом произнесла эта немолодая женщина в очках с чёрной оправой.
Она присела на стул рядом и зачем-то принялась щупать мне пульс. Ха! Щупай не щупай, а я покойник. Если б дядя Петя быка не включил, я б уже в аду с чертями отвисал.
«Успокаиваешься»… Ну да. Когда меня от окна оттащили, вёл я себя неспокойно. Рвался, плакал, кажется, даже матом ругался, обзывая всех школотой безмозглой и требуя конституционного права на смерть.
— Релаксирую в полный рост, Зоя Павловна, — бодро гаркнул я, откуда-то вытащив имя-отчество врачихи. — Ещё б музончик расслабляющий, типа «Sepultura», что ли…
— Ой-ой, что за слова-то такие? — Зоя Павловна, по тону поняв, что я далёк от депрессии, тоже перешла на более светские интонации. — И чего это тебе вздумалось в окошко-то сигать?
Тонко. Даже завидно. Если б я на работе так же изящно аквариумами торговал — выпрыгивал бы не с восьмого этажа из съёмной однушки, а из личного пентхауса. Сарказм, конечно. Сарказм — наше всё.
— Да я только подышать хотел. Духотища же в классах — ужас. А они как накинулись толпой — звери, а не дети!
— Ну-ну. — Зоя Павловна оставила в покое мою руку и сняла очки.
Начинается… Если твоя ровесница снимает очки — есть шанс, что дальше она чувственно распустит волосы, расстегнёт халатик и так далее. Но когда женщина в пять-шесть раз старше снимает очки, значит, грядёт серьёзный разговор. Впрочем, я разве жалуюсь? Лучше уж серьёзный разговор, чем голая Зоя Павловна. До Мэрилин Монро ей, прямо скажем, лететь, пердеть и радоваться.
— Семён, — со вздохом сказала она. — Я понимаю, что в твоём возрасте многое кажется куда более важным, чем оно есть на самом деле…
Я, блин, как-то неправильно взрослел всю жизнь, оказывается, вот что я в этот момент понял. Потому что даже представить не могу, какую кучу говна надо иметь в голове, чтобы сказануть подростку: «в твоём возрасте». Или ребёнку. Или старпёру. Да человек в любом возрасте — центр вселенной, и нечего ему этим возрастом, как писькой, в лицо тыкать. И стоило ради этого очки снимать? Фу, даже слушать не интересно.
— …всё это забудется, месяца не пройдёт, как никто и не вспомнит…
— О чём? — не выдержал я монотонного брюзжания медички.
— Ну, Семён… Ты уж прости, но я знаю, как ты девочке в любви признаться хотел.
Буэ… Прозвучало, как порнуха. А уж мне так мерзко стало, будто я в этой порнухе снимался. Хотя почему, собственно, «будто»?.. В главной роли отжигал.
— Фигня, — поморщился я. — Мозг не задет.
— Не фигня, Семён, — покачала головой Зоя Павловна.
— Да вы ж сами только что сказали, что фигня! — возмутился я такой непоследовательности. — Месяца не пройдёт — все забудут.
— Так а на́ сердце-то у тебя…
— Зоя Павловна, — начал я злиться, — я сейчас от скуки сдохну. Вы либо отпускайте, либо давайте, по этапу, к психиатру.
— И-и-и, милый, ты не волнуйся! — отмахнулась Зоя Павловна. — Зачем нам эти психиатры? Раз глупость совершишь — на всю жизнь ведь клеймо поставят. Мы лучше сами…
С высоты своего реального возраста я только поржал мысленно. Какое, блин, «клеймо»? Ах, несчастье — в армию не возьмут суицидника? Бля, действительно, как же я переживу такое… А потом — что, меня Даня на работу в свою шарагу не возьмёт? Он у меня, типа, вообще какую-то справку попросит? Пожалуй, отлежать месяц в дурке и получить белый билет лично для меня было бы скорее в плюс — не пришлось бы столько лет подряд слать нахер офицеров военкомата, названивающих мне на сотовый. Сколько нервов сбережётся.
— А чего это мы сами? — прищурился я с подозрением. — Разве ситуация не чрезвычайная? А если я потом — того? На вас столько всего повалится — экскаватором не раскидаете.
Нет, ну правда. Она ведь даже не школьный психолог (такого зверя у нас до десятого класса вообще не было), так куда, спрашивается, лезет? Типа, богатый жизненный опыт вязания крючком и просмотра «Санта Барбары» профильное образование заменяет?
— Так вот мы с тобой и поговорим, чтоб — не «того», — подхватила Зоя Павловна. — Помнишь ведь, как в прошлом году Илюша Римский, за школой…
Я вспомнил. И понял. Да, мутная вышла история — нашли прошлой зимой пацана. Повесился на ремешке от собственной сумки. Слухи разные ходили, но официально вроде как самоубийством всё обозвали. А тут — я. И всю статистику школе к хренам порчу. Такое вот я говно — всем всё порчу. И сдохнуть не дают, что характерно.
Зоя Павловна ещё что-то лопотала, а я даже ерепениться перестал. Грустно стало и мерзко. Чтоб поскорее отделаться, я немного поактёрствовал, убедил Зою Павловну, что всё осознал, и больше никогда. Наконец, она меня отпустила.
— Подождёшь, может? — заботливо предложила она. — Проводит кто-нибудь.
