Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий (читать книги регистрация txt, fb2) 📗

Но парни в форме, похоже, изрядно его побаивались.

— Ничего, ваше благородие, — проворчал здоровяк, потирая ушибленную мною челюсть. — Столкнулись… нечаянно.

— Я вам устрою — нечаянно! — Усатый погрозил костлявым кулаком. — А еще гимназисты называются… При Александре Николаевиче всех бы уже сто раз выперли за такие выкрутасы, остолопов.

— Иван Павлович, мы не…

— Молчать! Молчать, когда я говорю. — Тот, кого назвали Иваном Павловичем, шагнул вперед и ухватил здоровяка за пуговицу на кителе. — Слушай сюда, Кудеяров, внимательно слушай: еще раз начнешь кулаками махать — вылетишь с волчьим билетом. Понял⁈

— Да как же не понять, ваше благородие.

Здоровяк едва заметно улыбнулся — но тут же снова подобрался, старательно изображая испуг. Видимо, он уже не раз попадался на подобных потасовках, и теперь всерьез рисковал огрести по-полной. А его товарищи и вовсе уже успели то ли удрать по коридору, то ли спрятаться — и как будто смогли избежать праведного гнева…

Воспитателя? Или как его тут называют?

— Пошел вон отсюда. — Иван Павлович отпустил насупившегося Кудеярова и развернулся ко мне. — А ты, Волков — марш в уборную! Не хватало еще с таким рылом на улице показаться.

Волков?..

В виновники потасовки меня как будто не записали — но на этом благосклонность Ивана Павловича закончилась: он схватил меня под локоть, с неожиданной для своей комплекции силой проволок по коридору и буквально швырнул за дверь к видавшему виды умывальнику с латунным краном.

Прямо над ними висело зеркало — небольшое, с отколотым куском в углу, мутное и явно давно не мытое. И из него на меня удивленно таращился худой темноволосый пацан лет семнадцати-восемнадцати, облаченный точно в такой же китель со стоячим воротником, как и те, что только что пытались отметелить…

Его? Меня?.. Нас?

Я поднял руку — и парень за стеклом повторил движение. Осторожно коснулся пальцами разбитого носа, покачал головой — и снова уставился прямо на меня.

Может, я и правда выглядел примерно так — целую вечность назад. Так давно, что при всем желании не смог бы вспомнить. Впрочем, едва ли ритуал мог иметь такой… побочный эффект. События принимали весьма занятный оборот, и все больше напоминали какую-то фантасмагорию — однако вывод напрашивался сам собой: меня переместило не только во времени и пространстве — но еще и зашвырнуло в чье-то тело. И если…

— Долго тут рассусоливать будешь? — сердито буркнул за моей спиной Иван Павлович. — Как на девку пялишься… Мойся давай — и иди уже!

Я не стал спорить: открутил кран, сполоснул лицо, осторожно пощупал нос — кажется, не сломан — и даже кое-как привел в порядок одежду. Эти нехитрые операции не только окончательно привели меня в чувство, но и позволили хоть немного выдохнуть и подумать…

Нет — подумать как раз таки не получилось, хоть я и отчаянно пытался. Вопросы с жужжанием роились в голове, и с каждым мгновением их количество увеличивалось примерно вдвое. Даже срочных и самых-самых важных оказалось столько, что они принялись расталкивать друг друга, буквально встали колом где-то между ушей — и только вяло трепыхались, пока меня в конце концов не вытолкали из уборной, так и не дав как следует оттереть мокрой ладонью брюки.

— Вот, держи свое богатство.

Иван Павлович протянул мне изрядно помятую синюю фуражку и портфель. Примерно такой же, как тот, что прошелся по моим ребрам — видимо, подобрал где-то неподалеку, пока я мылся.

Там, где их обронил этот самый… Волков.

— Чего смотришь? Ступай уже домой.

— Домой?.. — переспросил я.

— Ты что, головой ударился? — Иван Павлович озабоченно нахмурился — но тут же ухмыльнулся и погрозил мне пальцем. — Паясничать вздумал? Так я тебя быстро отучу.

Вот тебе и воспитатель-наставник. Помощи тут точно не дождешься — да и не очень-то и надо!

Я уже успел сообразить, что если этот старый хрен кому-то и сочувствовал, то только себе — за необходимость возиться с бестолковыми гимназистами. Впрочем, лишние расспросы вряд ли принесли бы хоть какую-то пользу, а вот вред — запросто. Я пока еще понятия не имел, что собираюсь делать, но уж точно не собирался жаловаться на потерю памяти и закончить сегодняшний вечер в больнице для умалишенных.

Ничего, как-нибудь разберусь.

Спускаясь по лестнице, я изучил содержимое собственных карманов. Улов оказалось невелик: перочинный нож, пара позеленевших латунных ключей на проволоке, несколько медных монет, одна серебряная — и крохотный черный переплет. Мягкий, «под кожу».

Паспорт — точнее, паспортная книжка — судя по надписи под обложкой. Без фотографии, зато имя знакомое — видимо, мое… теперь. Волков, Владимир Петрович. В графе «Звание» — вполне ожидаемое «гимназист» с номером учебного заведения. А вот дальше…

Нет, я уже успел сообразить, что дело нечисто — хотя бы по знакомому, но непривычному языку с обилием ятей и еров на концах слов. И все равно никак не мог поверить, пока не добрался до строчки «Время рождения».

14 января 1892 года.

Приехали. Что я там говорил, пока чертил письмена на столе? Месяц, от силы полтора?

Ну-ну.

Глава 2

— Дай пройти! Встал тут, как этот самый…

Похожая на сердитый шарик бабуся с авоськой оттеснила меня богатырским плечом — и с видом победителя плюхнулась на скамейку у окна. Мест в трамвае оставалось еще с дюжину, но ей почему-то хотелось занять именно это.

Да и пожалуйста — у меня определенно хватало проблем и без всяких там старых… перечниц.

Впрочем, время в их число явно не входило: его-то как раз имелось предостаточно. Каким бы корявым на поверку ни оказался мой ритуал, сработал он крепко — и до беды, которую притащил с собой шеф, теперь уже было лет сто, не меньше. Так что я не придумал ничего умнее, чем отправиться домой — ну, то есть, по адресу, указанному в паспортной книжке. До революции за пропиской в Петербурге следили строже некуда — так что вряд ли я… то есть, Володя Волков, мог жить где-то еще. Погода на улице оказалась теплая, и я без особой спешки прогулялся полкилометра от гимназии до Садовой. Спросил у городового на перекрестке, который из трамваев едет на Васильевский остров, забрался внутрь, заплатил строгому кондуктору в форменном кителе положенные три копейки — и поехал.

Не так уж я и плохо помнил город — судя по тому, как быстро отыскал дорогу от Ломоносовской — то есть от Черныш ё вой площади, как ее тут называли. Самым разумным сейчас было бы устроиться куда-нибудь в свободный угол — подальше от ворчливой старушенции — и пораскинуть мозгами: составить план действий, понять, где же я так здорово прокололся с расчетами и куда — точнее, в какой именно год меня все-таки закинуло.

Но я так и не заставил себя даже сесть — стоял, вцепившись в поручень — и пялился в окно. Трамвай катился по рельсам не слишком быстро, и я без особого труда мог разглядеть проплывающие мимо в вечернем полумраке улицы.

Знакомые — и одновременно чужие. И не только из-за громадных вывесок: частично на английском или французском языках, но по большей части — русских, с все теми же ятями и ерами. За мутным стеклом степенно проехали библиотека, два модных магазина, ресторан, какая-то адвокатская контора с труднопроизосимой фамилией владельца — и снова ресторан. Когда глаза понемногу привыкли к мельтешению гигантских надписей, все снова стало привычным, разве что чуть забытым.

А потом из-за угла здания на Сенной площади вдруг вынырнул храм. Огромный, златоглавый — ничего похожего тут отродясь не стояло. Прямо напротив метро… точнее, того места, где оно будет: станцию построили только в начале шестидесятых. Тогда она еще называлась «Площадь Мира» — Сенной стала только в девяносто первом.

Вроде бы все то же самое — но не совсем. Чуть иначе загибаются повороты, по-другому разбегаются в стороны знакомые переулки. Мариинский театр на своем месте — только выкрашен почему-то в желтый, а не в положенный бледно-зеленый. Благовещенский мост, по которому трамвай не спеша перебрался на Васильевский остров, раньше — то есть, в моем мире — был метров на триста ближе к Дворцовому, а не выходил прямиком на Восьмую линию… Да и сама линия основательно «раздулась», стала раза в полтора шире.