Боги не дремлют - Шхиян Сергей (читать книги полные TXT) 📗
Спрашивать его о чем-то было бесполезно. Он перестал реагировать на окружающее, сжимал ладонями виски, стонал от боли и опустился на корточки возле толстенной березы. Так и сидел, прислоняясь лбом к коре дерева.
Удивительно, но все это время у меня не возникали вопросы, откуда взялись эти люди. Может быть потому, что я подсознательно пытался понять, откуда взялся я сам. Француз, между тем, начал раскачиваться и стукаться лбом о дерево. Наверное, таким способом, хотел отогнать или заглушить боль. Я подумал, что должен будут сделать, если он вдруг потеряет сознание. Ситуация получится патовая, на меня одного, три трупа полных и четвертый на половину.
Не знаю, как получилось, но в какой-то момент я сам, не понимая, что и для чего делаю, протянул к французу руки и снял с него кивер. Его коротко стриженая голова оказалась совсем мокрой. Не обращая на это внимания, я принялся водить над ней ладонями. Вскоре сержант перестал раскачиваться, застыл на месте. Продолжалось все недолго, не больше трех-пяти минут. Вдруг он провел рукой по мокрому лицу, и повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. В его взгляде были удивление и страх. Я как мог приветливо улыбнулся и вернул ему форменную шапку.
– Прошла! – воскликнул он, принимая головной убор. – Как ты смог?!
На это я мог только развести руками.
– Ты француз? – спросил сержант, продолжая руками обследовать свою выздоровевшую голову.
Я опять развел руками.
– Нет, на француза ты не похож, – рассмотрев мое лицо, решил он. – Португалец?
Чтобы он избежал перечисления всех европейских народов, я показал знаком, что все равно ничего не знаю, и напомнил об ударе по затылку. Однако он от попытки меня идентифицировать не отказался и решил хотя бы для себя:
– Скорее всего, ты поляк, из корпуса князя Понятовского. Офицер?
Я, как и прежде показал, что не знаю. И здесь он оказался верен себе, все решил сам.
– Думаю, ты никак не ниже капитана.
Мне осталось только согласно кивнуть.
– А лечить можешь только голову или и другие раны? Что, тоже не помнишь? Ну, ничего, потом проверим.
Я показал на убитых и знаком спросил, что с ними делать. Сержант сразу перестал улыбаться и посмотрел на тела с плохо скрытым презрением.
– Они хотели тебя ограбить, а меня убить, – объяснил он. – Меня, старшего по званию! И это солдаты Великой армии!
Эта мысль так его расстроила, что он опять дотронулся рукой до лба. Потом взял себя в руки и решил:
– Заберем их ружья, чтобы не достались русским, – добавил он.
В это момент я подумал, что, кажется, я и есть тот русский, которым они не должны достаться и невольно улыбнулся. Сержант улыбку не заметил, он в это время обшаривал карманы убитых. Быстро отыскал кожаные мешочки с деньгами.
– Им они все равно больше не понадобятся, – смущенно усмехнувшись, объяснил он, опуская их к себе в карман, – а мы с тобой разделим поровну.
Встретив мой недоумевающий взгляд, француз решил, что я ему не очень верю, и решил поделить деньги здесь же на месте. Меня же в тот момент деньги интересовали совсем по другой причине. Я подумал, что по монетам смогу хотя бы понять, где нахожусь. Сержант высыпал содержимое кошельков в кивер. Горка из монет получилась внушительной. В основном там оказались серебряные монеты, но было много и золотых. Он быстро сосчитал деньги и действительно поровну их разделил. Я взял мешочек со своей долей и выудил из него золотую монету. Она оказалась довольно тяжелой, явно больше десяти граммов. На ней был портрет длинноносого человека, и надпись латинскими буквами «Наполеон император», а на реверсе «Республика Франция» и дата 1806 год.
Я попытался вспомнить, кто такой Наполеон и какое отношение я могу иметь к Французской республике 1806 года. Что-то в этих словах было мне знакомо, но пока они в общее понятие не складывались и я на время оставил попытки.
– Император! – с благоговением в голосе, сказал сержант, увидев, что я надолго задержал взгляд на портрете Наполеона. – Генерал Бонапарт! Я с ним воюю с самого Аустерлица. Сколько раз видел его так же близко как тебя! – теперь, когда у него перестала болеть голова, говорил он быстро, напористо даже казалось с наслаждением очень словоохотливого человека. – Ну что, пошли? – перескочил он с темы императора на текущие дела. – А то от своих отстанем, а мне еще нужно будет успеть доложить субалтерн-офицеру о попытке бунта и дезертирства. Меня зовут сержант Жан-Пьер Ренье, 106 линейный полк, а ты? Ну, да я забыл. Знаешь что, давай мы и тебе придумаем имя, ну, чтобы не было никаких разговоров. Знаешь, кем ты будешь, – он задумался, покопался в памяти, потом уверенно предложил, – ты будешь Сигизмундом Потоцким. У меня был такой лейтенант Сигизмунд Потоцкий. Запомнишь?
Я кивнул.
– Или хочешь назваться капитаном? Нет? Я отрицательно покачал головой.
– Скажу, что давно тебя знаю. Знаешь, как тебя ранили? Ты во время нападения казаков упал с лошади, ударился головой и потерял память. Лучше так, а то еще обвинят в дезертирстве, – не умолкая болтал он, наверное наверстывал упущенное.
Меня такое предложение вполне устроило. Лучше быть хоть кем-то, чем неизвестно кем. Я опять согласно кивнул. Потом мы поделили ружья, и пошли в ту же сторону, куда меня недавно несли вперед ногами.
Дождь между тем шел и шел. Мундир Ренье так пропитался водой, что казалось, на нем нет сухой нитки, а вот с моей одежды вода просто скатывалась. Мне скоро стало жарко, и я расстегнулся. Однако обычные липучки и кнопки так удивили сержанта, что он остановился и начал исследовать мою одежду. Признался, что ничего подобного в жизни не видел. Потом, опять забыв, что я не говорю и ничего не помню, начал приставать, где я взял такое смешное платье. Впрочем, сам тут же и придумал за меня ответ, объяснил, что я нашел его в московской лавке.
Похоже, Жан-Пьер принадлежал к счастливому типу людей, верящих в собственные россказни. Теперь, когда у него прошла головная боль, он казался веселым, словоохотливым человеком. Про таких людей говорят, что они страдают словесным поносом. Он даже умудрился вспомнить несколько эпизодов из нашей с ним прошлой жизни и, кажется, вполне ассоциировал меня с неведомым Сигизмундом Потоцким.
– Жаль, что меня с тобой тогда не было, – сокрушался он по поводу моего непромокаемого платья. – Мне бы такая одежда тоже пригодилась. А помнишь, дело под Ульмом в пятом году, когда австрийцы сдали нам сорок знамен и восемьдесят пушек? Тебе ведь тогда присвоили звание лейтенанта?
Мне не оставалось ничего другого, как согласно кивнуть. Мы пока шли лесом. Дорога еще не была видна между деревьями, но шум ее был уже слышен. Мы с сержантом двигались рядом, он без умолка говорил и говорил, а я ему изредка улыбался. Почти все в его рассказах мне было понятно, а если каких-то слов я и не разбирал, то вполне понимал общий смысл. Впрочем, в его россказнях и понимать было особенно нечего, Ренье нес обычную околесицу, которую говоруны считают приятным разговором и которая не содержит никакой конкретной информации. Похоже, убийство соратников по оружию, итальянцев, его нимало не расстроило, и он даже не вспоминал того, что случилось всего четверть часа назад.
Скоро я просто перестал его слушать и пытался хоть что-то о себе вспомнить. То, что имя Наполеона я недавно слышал, было несомненным, но где и в какой связи, ускользало из памяти.
– Смотри, что это они здесь делают? – прервав монотонную болтовню, воскликнул сержант.
Я посмотрел туда, куда он указывал и увидел как двое солдат, тащат в глубину леса какого-то полного высокого человека в городском платье с нахлобученным до глаз цилиндре, а третий подталкивает упирающегося мужчину штыком в спину.
– Эй! – весло окликнул их Ренье. – Вы что делаете, медведя поймали?
Солдат, подгонявший пленника штыком, повернулся на голос и, не отвечая на невинный вопрос, вскинул ружье. Опытный Жан-Пьер юркнул за березу, а я упал на землю и спрятался за бугорком земли.
