Злой гений Порт-Артура - Романов Герман Иванович (библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
– Не уйдут, они еле ковыляют, – громко произнес Эссен и чуть громче, чем требовалось, приказал: – Передайте кочегарам: нужен максимальный ход! Мы их догоним! Приготовиться открыть огонь по концевому броненосцу!
Последняя команда вряд ли нуждалась в повторении, на взгляд Фока, все и так были на своих местах, дело только в том, что «Севастополь» значительно отстал от «Полтавы». А та, в свою очередь, немного оторвалась от идущего впереди «Пересвета» – оба эти броненосца уже открыли огонь по японским кораблям.
Флагман Алексеева настиг идущего головным «Касугу» – тот шел со «свернутым клювом», это было видно, заметно осев носом, и стрелял только из кормовой башни. За ним следовал «Ниссин» – вот тот бил по «Пересвету» и присоединившемуся к нему «Баяну» всем бортом. Русские корабли, в свою очередь, обрушили на противника шквальный огонь, быстро сближаясь с ними. «Полтава» стреляла по подранку, за которым следовал неповрежденный броненосец. «Сикисима» не жалел снарядов, стараясь нанести русскому броненосцу максимальный ущерб.
Крейсера были заняты своей войной: «Аскольд» с «Палладой» бросились в погоню за «Такасаго», но тот удирал от них на север удивительно резво. А вот «Диана» заметно отстала от этой парочки и пристраивалась за кормой «Баяна» – теперь против двух «гарибальдийцев» было три русских оппонента. «Новик» с двумя миноносцами быстро настигал «Мияко», но корабли уходили на юг, и их уже было плохо видно.
«Севастополь» содрогнулся всем корпусом – из двенадцатидюймового орудия носовой башни вырвался длинный язык пламени. К сожалению, в башне действовало только одно орудие, у второго был сломан станок. Обещали отправить с «Сисоя Великого». Однако в Петербурге не сильно торопились выполнять заказ из далекого Порт-Артура.
Фок быстро подсчитал возможности. На русских броненосцах в бортовом залпе семь пушек в 12 дюймов да двенадцать 152 мм, а вот у японцев огонь вела только «Сикисима» – четыре пушки 305 мм и семь орудий в шесть дюймов каждое. Поврежденный «Хатсусе» еле полз, его догонял «Севастополь» на своих десяти узлах. И отстреливался «японец» из среднего калибра, судорожно пытаясь навести башни, из которых торчали здоровенные двенадцатидюймовые пушки. Но мешали крен и, по всей видимости, повреждения от подрыва на мине. Или опасения, что собственная стрельба погубит корабль раньше, чем это сделает противник.
Японские и русские корабли сцепились в схватке: «Полтава» – с «Сикисимой», а «Севастополь» – с «Хатсусе», что мог отвечать только огнем казематной батареи. Но этого хватало – по ощущению, броненосец превратился в огромный барабан, по которому дубасили со всей силы палочками. Дистанция сокращалась, и стало ясно, что японскому кораблю настанет последний час. Однако не все так просто: «Сикисима» прекратил бой с «Полтавой» и, величаво развернувшись, бросился на «Севастополь».
– Так японцы же просто тянут время!
До Фока, как говорится, только сейчас дошло, что происходит. Он взглянул на циферблат «луковицы», отщелкнув крышку. Прошло ровно полтора часа с начала погони. Корабли отошли от Порт-Артура на север примерно пятнадцать миль, может, чуть больше, но всяко разно сейчас ближе к Дальнему. До островов Эллиота от Талиенваньской бухты – шестьдесят миль, и броненосцы Того, если они стояли под парами, в чем не стоит сомневаться, получив радиограмму о подрывах, уже вышли навстречу. Если полный ход принять за восемнадцать узлов, то главные силы прошли чуть меньше половины расстояния до Дальнего. Еще полтора часа, и они будут там, а броненосные крейсера намного раньше: у тех на два узла больше, прыткие больно.
А за это время бой сместится еще севернее – «Хатсусе» все же ползет на восьми узлах, а то и девять выдает. И если его не успеть добить за полчаса, то есть риск нарваться на самого Того, от которого калека, на котором он сейчас находится, просто не удерет. Но как сказать о своих страхах Эссену, ведь тот не может не понимать сути происходящего.
Пока Александр Викторович размышлял, «Сикисима» открыл огонь – прямо у борта взметнулся высоченный гейзер от разрыва тяжелого снаряда. На линзах потекла вода – всплеск буквально обрушился на боевую рубку. Фок отступил на шаг, достал платочек, но вытереть линзы не успел – страшный удар потряс броню, Александра Викторовича отбросило назад, и он влепился всей спиной в стальную стенку.
Рубку заволокло густым дымом, запах сгоревшего пороха проник в ноздри, так что не вдохнешь. От невыносимой боли скрючило все тело, перехватило дыхание, и он прохрипел:
– Мы так не договаривались…
Глава 27
Сознания Фок не потерял, хрипел и матерился, а покойники делать этого не могут. Александр Викторович с трудом поднялся на ноги, начиная осознавать, что произошло. В боевую рубку попал шестидюймовый снаряд, причем в одно из уязвимых мест – в смотровую щель, на стыке броневой плиты в девять дюймов и наскоро состыкованного с ней листового железа. Хорошо, что амбразуры успели заделать до ширины ладони, а «грибообразные» козырьки убрали. Фок знал по описанию боевых действий, что они «прекрасно» отражали осколки взорвавшегося на броне снаряда, отправляя куски раскаленной стали или чугуна внутрь боевой рубки через широченные смотровые щели. Да еще откровенно повезло: если бы это был двенадцатидюймовый снаряд, то все были бы уже покойниками, причем в полностью разобранном виде, с перемешанными кусками человеческой плоти.
Но и этот снаряд весом в три пуда сотворил немало нехороших дел: железо из амбразуры вынесло, и оно прошлось по рубке. Юный мичман и здоровенный матрос за его спиной приняли на себя большую часть металла, опознать тела было трудно – сплошная мешанина истерзанных кусков, словно их мясницким топором разделывали.
Фок слишком много видел подобных картин смерти – в последней нет ничего героического или возвышенного, одна лишь неприглядная картина. Война – это не процесс зачина человеческой жизни, о котором слагают оды или пишут картины, где на первом плане жутко привлекательная живая женская плоть, зачастую обнаженная.
Нет, этот процесс имеет обратную направленность, в которой любым способом эту самую человеческую жизнь насильственно прерывают. Что сейчас и произошло в рубке: двоих – в клочья, а еще троим если и повезло, то ненадолго: «сломанные» тела говорили о том, что они не жильцы на этом свете. У военного, который повидал смерть в тысячах обличий, глаз в таких случаях, как говорят, набит.
– Николай Оттович, ты жив?!
Первым делом Фок склонился над командиром броненосца, и хотя говорят, что все равны, но оказывать первую помощь следует старшим офицерам, особенно легкораненым. Ибо они командуют на поле боя, и от надлежащего управления зависит итог схватки с врагом. Будет ли победа или поражение, и цена этого – малой кровью или жуткими потерями. Вот такая нехитрая военная философия, которая постигается только в сугубо прикладном плане, где нет места заумностям, которые так любят гражданские в повседневной жизни.
– И…
От хлестких пощечин Эссен пришел в себя и первым делом выругался. До этого Фок уже понял, что командир «Севастополя» не ранен, а просто потерял сознание от контузии. И сейчас он смотрел в замутненные глаза моряка – вроде ничего страшного, приходил в себя Николай Оттович быстро, так что через пару минут снова примет на себя командование.
– Так, лейтенант, совсем хреново?
Вопрос был без надобности: судя по пузырящейся на губах крови, офицеру пробило грудь. Медлить было нельзя – легкое могло схлопнуться в любую секунду, пневмоторакс и в будущие времена страшная штука. И Фок действовал быстро – рванул окровавленный китель, да так, что пуговицы полетели, распахнул, затем засунул пальцы под обшлаг собственного кителя – там со времен Хасана у него всегда был прикреплен к руке стилет в ножнах. Обзавелся он таким и здесь, и лезвие наточил на совесть. Так что располосовал рубашку в одно мгновение, а дальше знал, что делать, благо семь лет, с 1938 по 1945 год, постоянно с ранениями сталкивался, опыт оказания первой помощи имелся изрядный. Да и дядька трудился фельдшером, многому научил, вот только он выбрал военное ремесло и не пожалел об этом ни разу.
