Транквилиум - Лазарчук Андрей Геннадьевич (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Лекарства – от всех болезней. Больше не будут умирать дети.
И – никакого рабства, омерзительного, постыдного рабства! Никакого невежества, никакой несправедливости, при которой одни купаются в роскоши, а другим приходится ходить в обносках…
Ну-ну, сказал он сам себе, полегче. Ты не на митинге. Все это лишь средства…
Но как же они сумели упустить сопляка Марина?! Не катастрофа, конечно, но большая потеря. Мальчишка мог оказаться очень полезен… если, конечно, то, что сообщил рамолик Бэдфорд, хоть наполовину правда.
Очень странная история с мальчишкой. Грач доложил, что ликвидировал его… Ошибся или предал? Или это другой мальчишка? Во всех предположениях слишком много натяжек. И – слишком много совпадений. Если мальчишка не тот, то как он проник в промежуточный мир, минуя вход? А если тот, то какого черта сунулся в лапы Парвиса, если, по здравом размышлении, должен был держаться от всех парвисовских резиденций на десять пушечных выстрелов?
Что-то здесь не то.
Марин… Таинственная личность – хотя, казалось бы, весь на виду. Путешествия, книги, слава. И – невидимый стержень, на который это все нанизывалось. Тайные цели, тайные поиски. Тайные находки. И даже – тайная смерть. Не удивлюсь, если окажется, что он жив. А рядом с ним и на полшага за плечом – о, Кристофер Вильямс… Неисчислимо ваше коварство, полковник. Задумали что-то вновь? Вы виртуозный игрок, полковник, но у нас гораздо больше ферзей.
Он вдруг ощутил холодок, будто увидел именно это: огромную шахматную доску, белые атакуют, готова многоходовая комбинация, ведущая к мату черного короля… но есть что-то в расположении фигур такое, что заставляет съеживаться кожу на спине… какой-то неуловимый дефект… Видение побыло секунду и исчезло.
Нервы.
Ладно, пока оставим это за скобками. Мальчишка, как уверяет Парвис, дал деру в Америку вместе с Величко (вот и вспомнилось имя!) – значит, из игры выбыл. Хотя – со слов Парвиса… Вечно приходится делать поправки на Парвиса. Ну что ж, Америка сэру Карригану не понравилась. Это, конечно, эффектно и здорово, сказал он тогда сопровождавшему его Парвису (везде этот Парвис, черт бы…), но уж слишком шумно и суетно. Парвис улыбался, будто Америка была его личной заслугой.
И вдруг что-то повисло в памяти.
Величко и Марин. Эта связка имен уже существовала раньше.
Закололо сердце.
Он решительно подошел к столу, выдвинул потайной ящичек и достал серебряную фляжку с монограммой. Еще папаша Карриган принял ее, в числе прочего имущества, в залог от адмирала Эдвардса, собиравшего средства на экспедицию к морю Смерти. Адмирал так и не предъявил депозитарную хартию: экспедиция его лишь подтвердила, что море так называется неспроста. И вот – задержалась фляжка в чужих руках… Сэр Карриган (папаша купил рыцарский титул буквально за несколько часов до рождения первенца, а то не видать бы новорожденному такого греющего душу уточнения перед фамилией) налил в кофейную чашечку на Два пальца драгоценного монастырского бренди и проглотил в несколько глотков, презрев и вкус, и теплоту, и аромат. Рамолик Бэдфорд навел его когда-то на этот напиток – незадолго до того, как гады врачи запретили и пить, и есть, и вообще – запретили все.
Итак, Величко и Марин. Величко, именем Альберт, такой невысокий и полноватый, из группы аналитиков… точно. Это он занимался поисками пропавшей библиотеки Марина-старшего. Не нашел… якобы не нашел…
Неужели Парвис не заметил этой связи? Или заметил, но промолчал? Зачем?
Каждый играет, как умеет…
А если этот Величко никакой не дезертир и цель его – не вонючие бумажки… О, черт!
Нет. Никаких спекуляций. Берем только то, что известно. Иначе заговорами и провокациями мы объясним что угодно.
Хотя, конечно, заговоры иногда случаются…
Он даже рассмеялся вслух.
Взял лист бумаги, карандаш. Нарисовал кружочек, написал: «Марин». Другой кружочек: «Велич». Под этим кружочком нарисовал мешок с деньгами, сбоку – книгу. Потом расставил еще кружочки: «Бэдфорд», «Грач», «Женщина Мар. 1», «Женщина Мар. 2», «Парвис», «Вильямс», «Охранка»…
Как шахматы, на миг перед ним возникла зеленая лужайка с живыми людьми, видимыми как бы сверху и сбоку. И в этом ракурсе становились видимыми их намерения и чувства. Теперь ясно было, что Величко и Марин ни о какой Америке не помышляют, а Бэдфорд простоват, а Грач слишком себе на уме – но, похоже, запутался в собственных сетях… и что чего-то главного на этой схеме нет.
Потом видение погасло.
Сэр Карриган откинулся на спинку стула. До завтра, решил он. Нельзя перенапрягаться. Надо себя беречь, лелеять и хранить. Чтобы, когда придет время – с толком потратить.
Он еще раз взглянул на схему. Конечно, не хватает Марина-старшего. Куда мы без тени отца?
Он встал – в голове слегка покачнулось, упоительно и полузабыто – и подошел напоследок к окну. Как пахнет смолой!… Небо начало светлеть, обозначились крыши и кроны. Ночные птицы смолкли, а утренние еще не начали петь. Но жуки-фонарщики почему-то продолжали свое мерцание, теперь уже синхронно: все вместе вспыхивали и вместе погасали, и обычно это происходило как раз под последние ночные песни… Сэр Карриган не успел осознать это несовпадение: что-то тупо толкнуло его в грудь, на миг показалось: летящая птица… он посмотрел, но ничего, понятно, не увидел, поднял руку, чтобы потрогать ушибленное место – рука пошла неверно, как чужая (допился, мелькнула дикая мысль), тогда он повернулся к окну спиной и в свете лампы увидел что-то черное и прямое, похожее на сигарный футляр, торцом приклеившееся к груди. Теперь, ведомая глазом, рука смогла коснуться этого предмета, шероховатого на ощупь – и тошнотная слабость вдруг пролилась вниз, растворила ноги – и пол, внезапно встав вертикально, не больно ударил его по виску и укатился назад, а потом исчез совсем, и следом исчезло пятно света на потолке, и наконец, как видение, исчезло вообще все.
12
Не спи, толкал Глеба Альберт, не спи! – но Глеб все равно засыпал. Слишком уныл был пейзаж, слишком монотонен – перестук колес. Эх, не ко времени… – кипятился Альберт. Пленный Гоша то ли спал, то ли пребывал в забытьи. Поперек груди его охватывал ремень. Альберт суетился лихорадочно. Он то порывался обучать Глеба стрельбе из автоматического карабина – стрельба не представляла трудности, важно было понять, что только первая пуля летит точно в цель, – потом принялся демонстрировать внутреннее устройство оружия. Оно было простым, но Глебу в его состоянии – недоступным. Внимание проскальзывало. Потом он попытался поставить Глеба впередсмотрящим: ногами на ограждение, придерживаться за поручень на крыше вагончика – и так и смотреть поверх вагонов. Сначала это было здорово: ветерок отогнал было сон, – но потом стало еще хуже. Наконец Альберт понял, что ничего ему от бревна по имени Глеб не добиться, он остановил поезд, отвел Глеба в средний вагон и уложил на какие-то мешки. А потом – Глебу показалось, что прошло минут пять – вернулся и разбудил его.
Была ночь, та фосфоресцирующая ночь пыльного мира, когда света достаточно, чтобы видеть вблизи – и чтобы подсвечивать висящую в воздухе тонкую взвесь так, что все отдаленные предметы становятся размытыми, искаженными и вообще неразличимыми. Злоба, боль и тоска наполняли все в этом проклятом мире, и приходилось мириться, потому что – ничего, ничего не поделать….
– Глеб, – тихо сказал Альберт. – Встань, пожалуйста. Так. Отойди сейчас шагов на триста и ляг на землю. Лучше – за какой-нибудь бугорок. Если что-то случится сейчас… в нормальном мире мы около Шарпа, сориентируешься. Старайся уйти в Палладию. Там им будет гораздо труднее достать тебя. И обязательно свяжись с Департаментом охраны. Пусть изо всех сил ищут библиотеку твоего отца. Все самое важное – в ней. И деньги забери с собой на всякий случай… Ну, иди.
– Зачем? Что ты собрался?..
– Извини, долго объяснять. Они могут обнаружить нас в любую минуту. Пока нам просто сказочно везет. Давай, я считаю до трехсот.
