Варвары - Мазин Александр Владимирович (онлайн книга без txt) 📗

Черепанов вздохнул третий раз и поглядел на село. На подворье Книвина папаши Фретилы бродила свинья. Тихо в селе. Но пока ничего подозрительного не видно. Ну тут, как говорится: «Errare humanum est» [8] . А тишина, как известно, предвещает грозу. Впрочем, если местные и установили за ними наблюдение, то маскируются наблюдатели грамотно.

Пахнуло дымом от местной кузницы. Дымом и еще чем-то индустриальным завоняло. Правильно, что подворье кузнеца – на отшибе. А сам кузнец – мужик занятный.

«Надо бы с ним поближе познакомиться,– подумал Черепанов.– Устроим тут промышленную революцию. Хотя – что мы можем реально? Я – военный, Лешка, правда, физик, но узкий специалист, мать его. От его кристаллографии при здешнем уровне техники толку – ноль».

Правда, математический аппарат может пригодиться. Чтобы оптимальный изгиб сохи просчитать…

«Ну это я и сам могу»,– не без удовольствия подумал Черепанов и поглядел на своего товарища.

Коршунов подхватил один из булыжников, сваленных под стеной, примерился, крякнул и метнул через частокол на манер ядра. Булыжник описал красивую дугу и шлепнулся в траву по ту сторону стены, прокатился пару метров.

– Камешки, камешки… – пропел Коршунов.– Слышь, Генка, мне как-то один старый журнал попался, «Знание—сила», что ли… Так вот, в журнале статья была. Про мужика одного, австрийца, который после аншлюса в лагерь угодил. То ли антифашистом был, то ли нет, не помню. Короче, попал он в лагерь смерти. Ну а там как. Вот валуны лежат, гора. Их надо перетаскать в другое место. И месяц все корячатся, эти валуны таскают. А как перетаскают – снова на старое место таскать заставляют…

– Ты к чему это? – удивился Черепанов.

– Слушай дальше. А мужик этот психолог был и не дурак. Вот он мозги подключил, попытался понять, что же вокруг происходит. И главное – для чего? Так и эдак прикидывал – ничего не выходит. Совершенно затратная штука получается. Экономический целесообразности нет. Взад-вперед валуны таскать, какой в этом смысл? А потом до него доперло. Смысл, оказывается, в том, чтобы у заключенных особый рефлекс выработать. Чтобы приказ в ноги шел, минуя голову. А мужик-то австриец, он и раньше до аншлюса все немецкую пропаганду по радио сто раз слышал. Ну там еще много чего в статье было. Но смысл в том, что нашел этот психолог ключ. Это была система по выявлению сверхчеловеков среди заключенных или что-то в этом роде. Ну и стал психолог, коль скоро систему нашел, пытаться в нее встроиться… – Коршунов поднял еще один булыжник, приложил к щеке и метнул с раскруткой, как ядро толкают. Получилось неплохо, лучше, чем в первый раз.

– Прекрати,– негромко сказал Черепанов.– Их сюда не для того принесли, чтоб ты тяжелой атлетикой развлекался.

– А для чего?

– А я почем знаю. Так что там дальше, с тем австрийцем?

– С австрийцем нормально. Преуспел. Встроился в систему.

– Сверхчеловеком стал?

– Вроде того. Он оказался единственным за всю историю рейха заключенным, которого на хрен выгнали из лагеря смерти. Система его отторгла. Усек?

– Не вполне.

– Ну ты и тормоз. А еще летчик. Если человек оказывается в ситуации, когда все вокруг иррационально, он, зная, что за этой иррациональностью стоит нечто рациональное, которое иррациональностью маскируется, делает вид, будто эту иррациональность приемлет. И тут же рациональное начало, которое за всем этим стоит, его выпинывает из ситуации.

– «Рациональное», «иррациональное»! Ты что, попроще не можешь выразиться?

– Могу. Смотри, мы сейчас вроде того заключенного мужика. Возможностей у нас почти никаких, изменить ситуацию под себя мы не можем. Воспринимаем ее как абсурдную, поскольку не знаем, что за всем этим стоит. Единственная зацепка – то самое радиоизлучение. По всем признакам – искусственного происхождения. Ты следишь за моей логикой?

– Слежу.– Геннадий отколупнул кусочек засохшей смолы с бревна частокола. Смола была естественного происхождения. Сосновая.

– В общем, идея такая, гражданин начальник. Мы с тобой в этом мире – как тот мужик в лагере смерти. И выход у нас один – ситуацию принять как данность и с ней максимально слиться. Тогда, возможно, она нас отторгнет. Обратно домой. Что нам, собственно говоря, и нужно.

– Понятно,– кивнул Черепанов.– Гипотеза интересная. И не противоречащая первоначальному плану. Но – только гипотеза.– Командир нагнулся, сорвал травинку. Пожевал.– Значит, надо сделать так, чтобы нам тут стало хорошо.– Геннадий спрыгнул с наката.

– Раз надо – значит, сделаем. Ладно, пошли отсюда.

Протиснувшись между бревен, они выбрались наружу. После дождя глинистый склон холма сделался скользким.

– Ну что, командир, начнем? – бодро спросил Коршунов.

– Ты о чем?

– В этот мир встраиваться. Не слабо€ отсюда, как с горки, съехать?

– Давай,– согласился Черепанов.– Заодно проверим, как координация восстановилась.

Когда Алексей Коршунов был мелким сопляком, принято было внушать подрастающему поколению, что у каждого в жизни должна быть великая цель. Ну просто у каждого. Мол, конечно, у нас все профессии равны, но некоторые – значительно равнее других. Космонавты, например. Космонавты – это идеально. И сверху им все видно, и их видно отовсюду. Сплошная геройская романтика. Ежели бы в те времена пройдоха – официальный биограф ваял историю Лехиной жизни, то написал бы, что с сопливых лет Алексей Коршунов так только и мечтал – космонавтом стать. В школу ходил – мечтал, после – тоже исключительно к этому стремился. Оттого и полетел в конце концов – и в герои выбился.

И было бы все это – чистое вранье. Ни в какие космонавты Лешка Коршунов не собирался. Да и планов на будущее никаких особенных не имел. Жил себе, хулиганил помаленьку. Как все сверстники.

После школы поступил в университет, на физфак. Физфак к тому времени уже за Петергоф перевели. Дорога в один конец два часа занимала. Так что прогуливал студент Коршунов, ну… Как большинство. Хорошо, на факультете порядки были либеральные, а Леха – активный спортсмен, что в те, советские еще, времена кое-что значило. Так что терпели Коршунова в деканате, не выперли. Тем более, сессии прилично сдавал. Первые два курса Алексей в основном лоботрясничал. А на третьем вдруг с головой ушел в учебу. Сам не понимал, как это получилось. Просто в один прекрасный день ему интересно стало. И сразу направление определилось – кристаллография.