Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий (книги хорошего качества .txt) 📗
– Ячмень, – скрипнула она.
То доброе дело! Целую горсть с земли набрала, по зернышку – в разоренном лагере. Если толком оберегать, через пару лет можно и с хлебом быть! Конечно, если за эту самую пару лет они здесь не перебьют друг друга, а сообща землю возделывать станут – под единым главенством… чьим?
Старица Берит встала, выпрямилась, насколько ей позволил горб. Немигающе уставилась на Торма. Не выдержал он этого пронизывающего взгляда, опустил голову, как бы опять увлекся игрой огненных бликов костра. Старица Берит перевела взгляд на Беляна. Тот встретил испытание со спокойным достоинством, даже улыбнулся краем рта. Смотрел и смотрел.
Старица Берит сморгнула. Воздела руки к черному небу. Костер вдруг полыхнул, будто ведро смолы горючей в него плеснули. Искры столбом взвились, ужалили сидящих ближе. Торм отпрянул, чуть навзничь не упал. Белян не шелохнулся, хотя опалило жаром, и стал он на мгновение лицом схож со склерингом краснокожим. Та же невозмутимость и бесстрастность.
Старица Берит опустила руки, потом ткнула крючковатым пальцем в Беляна:
– Вот главный. Воин, ты главный средь нас. Так вижу. Я так вижу.
И никто с ней спорить не стал. Никто из исландцев, включая Торма. Ведьма, колдунья! Скажешь ей слово поперек – и ненароком речи лишишься до конца дней своих, онемеешь. И это еще лучший исход! Нет уж, как она сказала, пусть так будет. Она же не просто так сказала, она видит! Она так видит. Стало быть, так тому и быть…
Что ж, посчитаем, кто есть, кто остался.
Белян – за главного. Сивел, Ленок, Ньял – это понятно.
Теперь исландцы.
Торм – сказано уже про Торма.
Еще коротконогий Тили – кругленький, вечно голодный, сколько ему ни дай.
Еще сероглазый Свен – сухой жилистый бонд с жадными до работы руками.
Еще ловкий Гру – торговец с замашками исправного корсара.
Еще кряжистый Канут, эдакий кубарь – исполнительный и старательный.
Еще степенный Гуннар – с глубоко запрятанной хитринкой.
Может быть, все же и не признали бы они так сразу Беляна за главного, когда ночь рассеялась и день пришел. Но ведь если не Белян, тогда Торм. А Торма аккурат тем днем угораздило пораниться слегка, да так, что слег Торм через час и провалялся в беспамятстве все две недели.
* * *
Как так – поранился слегка, а провалялся две недели? А так, что трупный яд, в царапину проникнув, – пострашней, чем боевой топорик, по голове угодивший.
Поутру спохватились, что из оружия у них у всех – только луки со стрелами да ножи, то есть охотничье снаряжение. А ну как склеринги нагрянут? Или Аульв снова навестит, чтобы дело свое черное до конца довести?
Кстати, надо думать, как Аульв вычислил, куда подался кнорр с людьми Орма. Впрочем, чего гадать! Проходил ведь их кнорр мимо острова, где рыжий боров бросил своих соплеменников за ненадобностью. Видели они, куда потом судно курс взяло. Ну да! А потом, позже и Аульв следом подоспел, поспрошал островитян, наверное. Даром что он их бросил, но когда поспрошал – ответили с готовностью. Аульв, конечно, рыжая свинья, но как бы своя рыжая свинья. Ну а далее – легко! С его-то, Аульва, опытом мореплавания и знанием местных течений и ветров… И ведь может, может снова навестить!
В общем, мечи бы надобны, топоры боевые, кольчуги, шлемы. Где ж взять?
Где, где! Да понятно где, но никто вслух сказать не смел, когда поутру спохватились. Убиенных-то закапывали впопыхах, ни о чем другом не думая, как побыстрее справиться. Вместе с мечами закапывали, в доспехах, как были они.
– Я все думаю… – наконец кашлянул Ленок, отведя Сивела. – К чему мертвецам доспехи и оружие? Они нам больше пригодятся. А?
– Это что, могилы разрывать?
– Ну и что? Мы зарывали, мы и разроем. Возьмем нужное нам и уже ненужное им. Снова зароем.
– Боги разгневаются, накажут.
– Да боги-то не наши! Мы им ведь не верим, значит и не вольны они над нами. А?
– Ну, не знаю… Как-то нехорошо…
– Ага, нехорошо! – согласился Ленок, будто поддакнул. – Без мечей, без кольчуг куда как нехорошо. А вот с мечами, с кольчугами, с топорами боевыми – куда как хорошо. А?
– Так-то оно так, но… Ну, не знаю…
– Не пойдешь, значит?
– А ты что, пойдешь?
– Да, пойду. В подмогу только бы надо кого-нибудь. А?
– Не страшно, Ленок?
– Ночью страшно, а днем ничего.
Сивел колебался. Мертвецы пугали его – что ночью, что днем. Нет, в бою-то понятно! Вот враг, ты его порубил, мертвым сделал и забыл про него – дальше ринулся, до следующего врага. Но чтобы вот так… Землю копать, телеса недвижимые ворочать, кольчуги сдирать, из рук застывших оружие рвать. А запах!.. Оно, конечно, мертвым оружие ни к чему, да и сраму они, мертвые, не имут. Но все же, но все же…
– Или трусишь, Сивел? – задел за живое Ленок, прищурившись. Знал, за что задеть.
– Я?! Трушу?! А ну пошли! Пошли, сказал!
– Ну, пошли. Беляну скажем?
Снова заколебался Сивел. Знал, что братка наверняка воспретит. А может, и ладно так? Воспретит – ну и не пошли они с Ленком на могилы. И не потому не пошли, что боязно, а просто братка главный, ему и разрешать или… воспрещать. А воспретит! И – взятки гладки. С кем всегда проще всего договориться, так это с самим собой. Но и кого трудней всего победить, так это самого себя.
– Беляну-то? Скажем, – решил Сивел. – Все ж главный он теперь.
Ленок, который дыхание затаил в ожидании ответа, сплюнул в досаде. Не выгорело дело!
– Скажем Беляну, что на охоту собрались. Засветло, дескать, пойдем, к вечеру, дескать, возвратимся. А ты что подумал? А? – передразнил Сивел всегдашнее «А?» Ленка.
– Да я только и подумал, что колья поострей затесать надо, чтоб копать сподручней было.
* * *
Белян поверил. Оно и понятно – самые честные глаза, известно, у тех, кто врет. Пожелал доброй охоты и богатой добычи. Наказал вернуться не позднее вечера.
Да уж постараются! Ночью на могилах как-то неуютно.
Кладбище новоявленное – на месте разоренного лагеря. Сами-то переместились на милю вверх по речке, чтобы тени мертвых по ночам не навещали, да и от моря подальше, чтобы в шторм поспокойней было. Вот теперь пошли вниз по реке, пришли.
Кресты грубые на холмиках. Кое-где земля просела. Рыхлая она, не слежалась. И дождей не было днями.
Работы, однако, непочатый край. Сюда бы еще помощников! Того же Канута, исполнительного и старательного. Того же сероглазого Свена, жилистого и работящего. Но сказано – боги разгневаются, накажут. Боги Канута и Свена. Все же соплеменники под землей лежат. Зачем подставлять? Да и то сказать, вдруг души погибших без оружия в Валгаллу не пустят?
Другое дело, что нет уверенности, что ихние боги равнодушны останутся к чужакам, которые пусть им и не верят.
Постояли, собираясь с духом. Эх!..
Ленок воткнул затесанный кол в первый холмик. И… Ничего не случилось. Небеса не разверзлись. Перун молнию не метнул. И этот… как его… Один, что ли?.. Тоже никак не проявился.
Ну, тогда за дело! Раньше начнем, раньше кончим!
Забыть бы, забыть бы потом насовсем, как им там пришлось. Плохо пришлось. Дрожь лихорадочная и тяжесть чугунная в теле. Дыхание прерывистое, чтоб пореже смрад проникал в нос. Пот обильный, липкий. Оторопелость всеохватная при узнавании тех, кто был с ними долго, а теперь вот в земле, а теперь вот снова на свет божий явился… ненадолго.
Вот Орм… Да вроде он. Как же изменился ты, Орм! И тело порублено в куски, и лицо тлением уже тронуто, зеленое. Ф-фу-у… Нужна тебе, Орм, кольчуга? Не нужна ведь. Отдай, а? И меч тоже. Ну, отпусти, отпусти. Отдай… Уф-ф!
А вот Гест… Добрый ты рулевой был, Гест. Зачем рулевому топорик боевой? И шлем? Особенно шлем, когда тебе голову напрочь снесли, Гест. А? Дай поносить?
А вот… Кто же это? Не понять. Изуродован до неузнаваемости. Но меч у него добрый, тяжелый меч, справный.
А вот…
И как зарекаться после этого?! Дескать, никогда более новгородцы их не увидят. Свиделись, однако. А не зарекайся…
