Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич (читаем книги онлайн .TXT) 📗
— С кем?
— Ну, с Котом. Он ведь по тюремной иерархии считается «Иваном».
— В авторитете, что ли?
— Да, можно сказать и так.
— А ты откуда знаешь?
— Ну, я же всё-таки немного журналист. Умение разговаривать с людьми и узнавать подробности — мой хлеб.
— Что-то поздно ты спохватился, Николай Николаевич.
— Ваша правда, — вздохнул сиделец. — Сейчас я бы не совершил такой ужасной ошибки… Можно мне присесть?
— Нет.
— Понимаю. Ну, как хотите, просто у меня была любопытная информация для вас.
— Всё равно — нет.
— Ладно. Но этот новичок, с которым вы так грубо обошлись, рассказал, что вы очень похожи… ой, кажется к нам идут.
Не успевший договорить канцелярист мгновенно испарился, а к Будищеву уже подходил один из подручных Кота.
— Вас просят подойти, — состроил он умильную рожу.
— Раз просят — подойду.
— Ах, какие у вас прекрасные чеботы, — неожиданно всплеснул руками посланец, уставившись на опорки Будищева. — Будет жаль, если с вами что-то случится. Может, завещаете их мне?
— Я бы с радостью, — усмехнулся тот, — но все дело в том, что они уже завещаны.
Уголовник в ответ только усмехнулся, но интересоваться наследником и душеприказчиком по этому делу не стал, а как только они подошли к нарам Кота, и вовсе сделал вид, что его тут нет.
— Звал? — коротко поинтересовался Дмитрий у авторитета.
— Садись, в ногах правды нет, — без улыбки предложил тот.
— Её — нигде нет, — покачал головой Будищев, оставшись стоять.
— Это как сказать, — покачал головой глава местного преступного мира и перешел к делу. — Вопрос к тебе есть, мил человек.
— Спрашивай.
— А ты не перебивай старших! — Вдруг окрысился Кот, мгновенно перейдя от ленивой небрежности к яростной агрессии. — Мы тут люди простые — богобоязненные, и всяких разных не любим!
— Ты про что?
— Да про то! Принесла птичка в клюве весть, что объявился какой-то солдатик черноусый, который себя посланцем нечистой силы объявил. Что скажешь?
— Ничего, — пожал плечами гальванёр. — Солдатом я был, так ведь нас таких не одна тысяча в Питере. Усы носить тоже закон не возбраняет. А про «нечистую силу» я, кроме того, что батюшка в церкви говорит, ничего не ведаю.
— Ой ли?
— Вот тебе крест!
— Да врет он всё, Кот! — вмешался, гундося из-за сломанного носа, молодой парень, пытавшийся согнать Дмитрия с нар. — Я его срисовал, когда он к Аньке-портнихе захаживал. А потом, как гадалка жаловаться стала — сразу всё понял!
— Какая гадалка? — резко обернулся Будищев, вызвав приступ паники у обвиняющего его уголовника.
— Какая надо! — отшатнулся он.
— Ты — крохобор, вещи воруешь, а она находит?
— Тебе какое дело? Она положенное платит!
— А как платить не захотела, сказала, что у неё пенёнзы [40] нечистая сила отняла?
— Рябая врать бы не стала, — уже менее уверенно промямлил воришка.
— Конечно-конечно, — ухмыльнулся Будищев, — она же всем только истинную правду говорит!
— Кажись усатый дело толкует, — хмуро заметил молчавший до сих пор щербатый.
Кот в ответ недовольно зыркнул, но возражать не стал.
— Ладно, живи покуда, — лениво процедил он, вернувшись в своё обычное состояние. — Но учти — я за тобой слежу, вдругорядь спрошу и за это!
Вернувшись на нары, Дмитрий тяжело свалился на них и с трудом перевел дух. Сердце стучало, на лбу выступили крупные капли пота, а спина и вовсе взмокла, будто он ворочал что-нибудь тяжелое. Разволновался так, что в разговоре с ворами стал употреблять польские словечки, будто это были евреи-маркитанты.
Кажется, он опять прошел по краю, едва не свалившись в ненужную ему пропасть. Какого чёрта, он вздумал проучить старую бандершу — Ряполову? Можно подумать, ему Анна — родня или любовница! Да и мастера бить не следовало, по крайней мере, прилюдно; вполне можно было на него Барановским стукануть. Этому псу хозяйское неудовольствие хуже палки. Эх, Митя-Митя, что же ты творишь!
— С вами всё в порядке? — раздался рядом шепот Постникова.
— Не дождешься, — с досадой отозвался Дмитрий.
— Ну что вы такое говорите! — даже обиделся бывший канцелярист. — Право, мне было бы очень неприятно, если с вами произошло какое-нибудь несчастье.
— Так ещё ничего не кончилось.
— Вы думаете?
— Знаю.
— Это было бы очень печально.
— Тебе-то какое дело?
— Да так, — пожал плечами неудачливый чиновник. — Вы показались мне хорошим человеком, хоть и немного озлобленным. А как смело вы отвечали обвинявшим вас. Я бы так не смог!
— Точно, — засмеялся Будищев. — Зашел во двор, а там двадцать собак — еле отгавкался!
С вами бывает такое, чтобы очень хорошо начавшийся день, вдруг, как по мановению волшебной палочки злобного колдуна, превратился в чёрт знает что? Вот с Максимом Евграфовичем Никодимовым — помощником околоточного — именно так и произошло. И началось вроде с мелочи, просто штабс-капитан Деревянко, придя на службу, как-то уж больно весело на него глянул — будто тот, прости Господи, в одних исподних на службу пришел.
Затем — появился адвокат господ Барановских и попросил встречи с задержанным Будищевым. Это бы и не страшно, потому как ничего тот арестованному не пообещал и помогать не собирался — это по унылому виду дебошира было заметно. Однако же острое чувство несоответствия кольнуло старого служаку в грудь. Чего это баре своего поверенного прислали ради мастеровщины?
После этого городовой среднего оклада Ефим Ложкарев за каким-то бесом притащил к участковому артиллерийского офицерика. О чём они могли толковать, было решительно не понятно, всё же — гусь свинье не товарищ, как и полицейский гвардейцу, а вот, поди, же ты!
— Случилось чего? — подозрительно спросил Никодимов.
— Да что вы, Максим Евграфович? — делано изумился тот.
— Не лги, Ефим!
— Да ничего не случилось, — не стал более запираться полицейский и доверительно подвинулся к начальнику. — А только чует мое сердце, поедет ваш свояк на каторгу!
— С чего бы это?
— Так ить мальчонку-то ученика он едва не до смерти покалечил!
— Какого ещё мальчонку?
— Того, который в Петропавловской больнице лежит. Ожил болезный, да и показал, что мастер его избил. Стало быть, Будищев-то его в отместку благословил. Вот оно как!
— Да что же это такое! — вскипел оскорбленный в лучших чувствах старый служака. — Где же видано, чтобы почтенного человека бить можно было за то, что он неслуха уму разуму поучил?
— Так-то оно так, да только ведь поучить — это одно, а увечье нанести — совсем другое. А ну как малец калекой на всю жизнь останется?
— Погоди, — старый служака помотал головой, будто отгоняя наваждение. — А кто же за этого сопливого вступится, чтобы Перфильева под суд отдать?
— За ученика — никто, а вот у Будищева заступники нашлись, и коли дело быстро добром не кончится, так быстро всё поднимут и по-другому повернут.
— Да что же за защитники такие?
— А эвон прапорщик барон Штиглиц пожаловали. Сказывают, что гальванёр наш, ещё когда на службе был, спас его от верной смерти!
— Как это?
— Вот чего не знаю — того не знаю, а врать не привык! Однако же, чего бы в другом случае цельный барон в участок-то к нам заявился?
— Погоди-ка, он из каких Штиглицев?
— Из тех самых, Максим Евграфович!
— Твою же ма… — поперхнулся на слове полицейский, увидев, как прапорщик выходит из кабинета, со всем почтением провожаемый штабс-капитаном.
— Так я могу надеяться? — спросил молодой человек на прощание.
— Конечно, барон, — наклонил голову Деревянко. — Обещаю, что с вашим протеже обойдутся со всей возможной в подобном случае мягкостью. Все же, георгиевский кавалер. Защитник Отечества!
— Честь имею, господа!
— Всего доброго, Людвиг Александрович.
Проводив артиллериста до двери, пристав ловко обернулся на каблуках и пристально посмотрел на помощника околоточного. Затем ухмыльнулся, будто тот и впрямь забыл дома шаровары, и, ни слова не говоря, вернулся к себе.
