Даймон - Валентинов Андрей (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Вздохнул товарищ Север, о недоступном "Черчилле" подумав. Там новая программа, из Москвы гость и еще кто-то из Нью-Йорка. Одеться бы прилично, Варю принарядить, посидеть вечерок, джазом душу теша. Эх!
Осудил себя товарищ Север за мелкобуржуазный уклон, тетке улыбнулся:
– Чтобы посуду мыть. Прозрачные.
Гляди шпион, в записную книжку заноси! Хозяйственный он, руководитель городского подполья. Живет один, чашки и тарелки мыть некому, самому приходится, значит, о пальцах подумать следует. Химия и жизнь только на обложке журнала в добром соседстве.
– Четыре пары, будьте добры.
От перчаточного ряда товарищ Север прямо в глубь рынка двинул – не иначе, чтобы шпиков вездесущих с толку сбить. Мимо шапок прошел, куртками полюбовался (эх!), даже на ботинки взглянул. Весна скоро, не помешают…
Не задержался. Дальше, дальше, сквозь толпу, от чужих клетчатых сумок уворачиваясь. Вот еще ряды, поинтереснее прочих. Все для тех, у кого руки из правильного места растут – детали-запчасти, железяки-медяшки. Дальше – электроника во всех видах, и в целом, и в разобранном, за ней трубы и вентиля, химия, снова запчасти.
Усмехнулся товарищ Север. До подполья он историком числился, даже на лекции в университет ходил – ради конспирации, конечно. Историки же всякую старину любят, чем древнее, тем к сердцу ближе. А тут – прямо музей. Хочешь, радиоприемник "Урал" покупай, хочешь – телевизор "КВН".
Родители рассказывали, что первый телевизор в семье появился, когда Гагарин в космос полетел – в 1961-м, и тоже в апреле. "КВН" – коричневый ящик с экранчиком-блюдцем. К блюдцу линза полагалась, маслом наполненная. Приспособишь на двух дужках – больше увидишь.
Маленький Алеша, про такое услыхав, поразился. Если масло в линзе, значит, цвета нечеткие. Засмеялась мама, и папа улыбнулся. "КВН", оказывается, черно-белый, словно кинофильм "Броненосец Потемкин".
Алеша очень удивлялся.
Одернул себя товарищ Север. Не время расслабляться, вечер воспоминаний – после Победы. Шпики, поди, насторожились, шерсть на загривках встопорщили. Не замечен "объект" в увлечении ручным трудом, даже с краном не всегда справляется. Что ему в "железячном" ряду делать? Автомат "Абакан" сторговать решил?
Скользнули вражьи взгляды по спине, резанули бритвой. Сжал губы товарищ Север. Сейчас кое-кого разочаруем! Хотел сразу туда, где пластмассовая ерунда горой свалена, но, видно, отвлекающий маневр требуется. Следите, враги, ни на шаг не отставайте.
Все равно не возьмете!
Места в сумке хватит? Хватит!.. Надо бы перчатки надеть, зря деньги плочены? Хоть оттепель, а воздух холодный, никто не удивиться.
Даже шпики проклятые.
– Да-да, эта канистра. Для воды подойдет? Питьевой, которую по дворам развозят… Ага… Точно, не протекает? А запаха нет? Да, покажите…
Дорожка 16. "На ветвях израненного тополя". Песня из к/ф "Иван Никулин, русский матрос". Музыка С. Потоцкого, слова А. Суркова. Исполняет Борис Чирков в сопровождении оркестра Цфасмана (2`55).
Песню слышал еще в детстве со старой «твердой» пластинки. «Над пустынным рейдом Севастополя ни серпа Луны, ни огонька…». Немцы расстреливают пленного, одного из тех, кого командование бросило умирать в обреченном городе. Патроны кончились, рейд пуст…
Среда, 13 августа 1851AD. Восход солнца – 7.35, заход – 17.14. Луна –IIIфаза, возраст в полдень – 16, 1 дней.
Река, которую мы сегодня пересекли, именуется Квило или Квелло (в зависимости от наречия). Этот небольшой поток шириной около 10 ярдов течет по узкой глубокой долине с каменистыми склонами. Камень – известняковый туф, лежащий на глинистом сланце и песчанике с покровом из железистого конгломерата. Я постарался, насколько позволяла лихорадка, как можно тщательнее зарисовать столь интересное геологическое образование.
В который раз подумалось об очевидной несуразице. С точки зрения европейской науки, я "открыл" и реку, и долину. Все сие охотно признают, более того, я имею полное право назвать реку, скажем, именем короля Брюса. Согласятся!
Где же справедливость? Африканцы видят эти места уже тысячи лет, а через реку регулярно переправляются. Значит, опять право сильного, право победителя?Между тем, по-настоящему открывать в этих местах нечего. Они населены, причем достаточно густо. По мере приближения к Талачеу, все чаще встречаются обработанные поля и характерные кострища с обугленными стволами деревьев и горами обгорелого хвороста. Таков здешний обычай подсечно-огневого земледелия. Огонь подготавливает плодородную почву. С точки зрения европейца – варварство и чудовищная растрата природных богатств. Не следует забывать, однако, что наши предки точно так же вели хозяйство еще во времена Карла Великого.
Приближение людского жилья заметно по еще одному характерному признаку. В редких рощах, встреченных нами по пути, можно увидеть немалое количество ловушек для мышей. Местные негры, имея недостаток в мясной пище, охотно подают их к обеду.
Около полудня наблюдали огромный термитник. К сожалению, плохое состояние не позволило подъехать ближе для более точного измерения. Насколько можно судить, его вершина никак не ниже пятого этажа среднего лондонского дома.
О термитах я охотно написал бы целую книгу. Впрочем, тут требуется больше философ, чем естествоиспытатель. По общему мнению, термиты лишены разума, однако, их организация, взаимодействия и некоторые навыки, к примеру, строительные, значительно выше человеческих. Так и хочется спросить: по ЧЬЕМУ образу и подобию они сотворены?
Когда я гостил у доктора Ливингстона в его новом доме в Колобенге, термиты отчего-то чрезвычайно полюбили мои сапоги. Не пожалев только что поставленных подметок, я в течение нескольких ночей проделывал один и тот же опыт, ставя сапоги в разные углы комнаты. Каждый раз термиты безошибочно вгрызались в подметки (снизу, из-под земли!), не появляясь на поверхности. Ливингстон самым наивным образом предположил, что термитов есть не только рабочие и воины, но и разведчики. Оставалось принять сие за рабочую гипотезу.
Размышлять о местной топографии и кознях термитов я смог по причине некоторого улучшения моего состояние. Куджур, определенно сие почуяв, пошел бодрее, время от времени пускаясь в бег. Эти попытки, однако, каждый пресекались нашим псом Чипри, неумолимо принуждавшим ослика убавить прыть. Чипси не лает, только скалится, но на месте Куджура я бы тоже послушался.
Мбомо горд своим приобретением, и буквально закармливает пса всякими вкусностями, включая жаренных мышей. Чипри не отказывается и жрет все подряд.
У нас с Мбомо забота была иной. Мы вновь проверили и зарядили все наше оружие и теперь держим его под рукой. Слуга мистера Зубейра предупредил, что нападение на караван более чем возможно. Он не уточнил, но из некоторых намеков можно понять, что правящий в Талачеу рундо не из числа друзей Рахамы. Договориться с ним он только надеется.
А между тем, приближение Талачеу заставляет всерьез задуматься. В прошлый наш разговор мистер Зубейр сообщил, что из этого селения (если удастся вступить туда без войны) он намерен отправить еще один караван к побережью. Сказано было с явным намеком. Караван – мой шанс вернуться. Вероятно, последний.
Если Даймон прав… Сколько раз приходилось читать и слышать, будто духи никогда не говорят правды, что их призвание обманывать живых, вводить в соблазн, наводить страх!
Если Даймон прав, мое последнее письмо будет написано именно в Талачеу (август 1851-го!). Оно и в самом деле будет коротким: я уведомлю друзей в Порт-Элизабет, что жив, относительно (!) здоров и намерен двигаться дальше на север.
Скажи, что мне делать, Даймон? Мои отрывочные записи надо еще обрабатывать и обрабатывать, причем в спокойных, цивилизованных условиях. Сами по себе они – не доказательство существования "блюдца", только подготовительные материалы. Переслать их в Лондон Родерику Мурчисону? Пусть автором открытия станет он (как и случилось в "измерении" Даймона), но в его книге будут обязательно упомянуты мои материалы. Имя Ричарда Макферсона останется, не канет в африканскую Лету.
