Восстание ягда Кропора (СИ) - Демидов Андрей Геннадиевич (список книг txt) 📗
— Смотри-ка, Здравка, кровь смыло всю, — сказал Сидоний, кивнув в сторону кучи мёртвых тел, сваленных у стены.
— Крови уже вчера не было, — ответил Здравка, выглядывая из-под крыши, — ты лучше мне скажи, чего ты такой невезучий? Ты же убежал от здешнего настоятеля ещё прошлой зимой, когда тебя заставили показывать еврейским торговцам местные торговые пути и проходы в горах. Они потом принесли чуму.
— Так получилось, — нехотя ответил грек, — сначала понял, что переписчики книг теперь никому не гужны, потом три раза чуть не повесили меня как вора, как разведчика арар, как колдуна. Вот так и решил вернутся, а тут король Тартар с арабами.
— Когда пришёл король, я искал в горах козу и вернулся, когда уже бой закончился, — задумавшись, Здравка почесал за ухом, — надо помолиться богу Иисусу Христу.
— Ах ты, варвар, латинского слова не знаешь, — беззлобно ответил Сидоний, — для тебя что Зевс с молниями, или летящий Гермес летает в золотых сандалиях, что царь иудейский. Помешались все, уже шесть веков между собой договориться не могут, что он, больше бог или больше человек? Или то и то. Режут друг друга. Собирают вселенские соборы против монофизитов. Что это за бог, о котором такое говорят, а он терпит?
— Сын бога, вроде, — заёрзал на месте Здравка, — как ты, переписчик евангелий, такое можешь говорить? Уйду сейчас, будешь один ведро опускать со своей застуженной спиной в колодец и тянуть.
— Не знаю как бог, а церковники все только и думают, как не работать, а есть и пить как короли. И что это за бог, символ беспомощности? Ты сам сталкиваешь меня в эти мысли. Вот Геркулес, пасть льву рвал, страшной Гекате сто рук отсёк, сто девственниц обрюхатил. Вот это сын бога.
— Ты это мне не говори, я за Иисуса Христа убью! — сказал Здравка, косясь на башню Повелителя, — спит король, как думаешь?
— Он никогда не спит.
— И железный дьявол его не спит никогда, — Сидоний проводил взглядом лохматую собаку размером с телёнка, важно прошедшую из от кухни в проём воротной башни.
Здравка встал, дошёл до кучи мёртвых тел, беззвучно ступая по каменным плитам двора. Тронул ногой, обутой в сандалий бурый обрывок ленты с крестом, вышитым шёлковой нитью.
— Среди разбойников был германец, называющий себя епископом Моравии, имеющим право собирать десятую часть всех доходов в пользу папы, — сказал он задумчиво, — а сам был вор из Трира, раньше бывший там служкой в соборе.
В этот момент в окне над дубовой дверью из глубокой тени появилась голова молодой женщины в платке и одновременно раздался визгливый голос:
— Вода где, лентяи?
После этого голова исчезла и из башни послышались невнятные ругательства.
— Эта подлая Паратка пошла доносить королеве на нас, быстрее, — сказал Сидоний.
Затем он, не распрямляясь, обхватил огромное ведро обеими руками, прижал к груди и со вздохом, рывком, установил его на кладку колодца. Звякнула цепь, Здравка вернулся к колодцу, повернул на один оборот колесо и цепь подобралась на ось-бревно. Сидоний толкнул кадку в чёрную дыру. Цепь рванулась, а Здравка повис на колесе всем телом. Потом он стал по очереди перехватывать крест поперечин. Ведро исчезло в гулкой глубине.
— И принесло его, — заглядывая в черноту сказал грек, — его и женщину странную, железного человека, арабов и степняка Хунну.
— Она всем заправляет, а не король Тартар, — ответил Здравка, продолжая вращать колесо, — она из нас по ночам кровь пить будет, вот увидишь.
— Вроде, он называл себя князем.
Цепь шелестела, звякала. Ведро гулко ударялось о неровности кладки. Чёрная рубаха Сидония быстро высохла на сильном ветру и теперь стала серой, заворсилась, на ней проступили прожжёные дыры и сальное пятно на животе.
— Марьянка говорила, что когда они шли сюда, у каменного креста апостола Андрея, ей встретился монах из Фессалоник, пришедший помогать чумным. Она позвала его и спросила, что это за крест у дороги. Монах ответил и потом спросил у неё, кто она, какой она веры, откуда. Она ответила, что она с неба, дочь бога, а веры самой правильной, — задумчиво проговорил он.
Ведро несколько раз стукнулось в неимоверной глубине о каменные стенки колодца и, наконец, упало в воду и стало тонуть. Сидоний подёргал цепь. Здравка перегнулся через край колодца, больше слушая, чем глядя внутрь. Кивнув удовлетворённо, услышав булькающий звук, он поднял глаза и застыл, словно на краю пропасти:
— Королева Езера! — с восхищением и страхом сказал он.
По каменным ступеням с верхнего двора спускалась высокая женщина с презрительно сощуренными, изумрудными глазами, волосами цвета меди, собранными на плечах в короткие косы, в парчовом одеянии, похожем на епископскую мантию. Каждый раз, когда она переставляла ногу на ступень, открывались её голени, обтянутые чёрной тканью, похожей на шёлк, узкие восточные туфли. Звякало золото на её шее, на груди, запястьях, на поясе и щиколотках. Вспыхивали самоцветы солнечными бликами, едва колыхалось бледное лицо королевы. Одной рукой она прижимала к золотым пластинам пояса стальную коробочку, другой рукой вела за собой юношу из свиты короля. Юноша был бледный, узколицый, высокий. На его пыльных, чёрных одеждах не было золота, на босых ногах едва держались стоптанные ромейские сандалии. Он прятал ладони за широким поясом с мечём, словно не хотел, чтобы его руки кто-то видел.
— Гляди-ка, милый Сти, как восхищённо смотрят на нас эти двое аборигенов-оборванцев, — сказала ягда Езера.
Она сошла на плиты двора, перешагнула мокрые швы и медленно двинулась в сторону второго двор.
— Того, с опухшими глазами, я помню. Он ночью помогал Фэн Хунну распознавать плохое и хорошее зерно, прежде, чем забрать.
— Они на тебя смотрят, — тихо сказал ягд Стикт, — ты ослепительна в этом древнем наряде и украшениях.
Открылась со скрипом дверь у воротной башни. Ягд Стикт застыл, положил руку на рукоять меча. Но ничего не произошло, только из темноты, из ведра на двор кто-то выплеснул помои. Дверь закрылась снова.
— Сидоний! Где вода? — снова показалась в окне голова Паратки.
— Кто это? — спросил юноша, оборачиваясь нервно.
— Это моя новая кухарка, — поморщилась ягда Езера, — мясо готовит, говорит, что знает, что такое суп и соус, служила в византийской семье. В стране, где мясо едят сырым, мочатся из окон на улицу, моются под дождём и чуму лечат словами или бьют плетью, это настоящее сокровище.
Она прошла мимо онемевших слуг у колодца, обдав их запахом мирры и гвоздики.
— Не понимаю до конца, правильно ли мы сделали, бросив ягда Кропора в такой напряжённый момент борьбы за корабль и навигатор, — задумчиво сказал ягд Стикт на кумите.
— После потери корабля в Тёмной Земле вятичей, у Решмы мозги начали работать однобоко. Его озабоченность вселенским благом для всех, превратила нашу собственную жизнь в мучительную пытку с риском смерти. А когда же нам самим прожить жизнь, полную удовольствий, после окончания войны со сверами и построения Нового Мира? Технология бессмертия не так совершенно, чтобы можно было на это рассчитывать. Мне нужна сейчас сладкая жизнь, пока я ещё молода и красива, и любой натоот, если рассчитывает на моё внимание, должен сделать всё возможное для этого, — сказала она с хищной улыбкой, и добавила, — гуманизм и счастье несовместимы.
Ягда Езера поднялась на смотровую площадку, подошла к краю, заглянула в пропасть. Положив ладонь на холодный зубец стены, она вглядывалась в очертания Шумавских гор.
— Воздух, какой тут воздух! Концентрат! Разве могут они понять это, никогда не дышавшие азотной смесью в аварийном аппарате, — сказала она уже по-моравски, — но боже мой, таким ли счастьем я грезила, мне нужны золотые дворцы, а не эти мышиные норы!
— Ты же сама соблазняла ягда Тантарру стать королём на этой дикой планете? — ягд Стикт подошёл к краю площадки, — тут всё такое убогое и отсталое, неужели ты за два года этого не поняла?
— Ты споришь со мной, милый Сти?
— Нет, не спорю, просто не могу понять, чего ты ожидала от него.
