Там, где мы вместе (СИ) - Молоков Влад (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
– Дружба, дружбой, а табачок врозь, – воспользовался я старой присказкой, желая оттянуть момент принятия решения, – не поверю, что у вас другого транспорта нет. Да и зачем вам броня-то, в тыл, как ни как направляетесь.
– Не поверишь но, ни чего путного под рукой нет. А приказ по фронту однозначный: «В прифронтовой полосе старшим командирам передвигаться под охраной брони». Ну, не КВ же за собой тащить. А у вас и вооружение соответствующее, и броня шустрая, как раз то, что нужно. Выручай, а за нами не заржавеет.
В словесной пикировке мы провели минут пять. Этого майора я знал, и его фамильярности и нарочитой грубости не сильно удивился. В принципе в Вязьму мне тоже нужно было заскочить, но оставался вопрос по танковым башням, который я, в любом случае, собирался закрыть сегодня, даже если придется размахивать мандатом с подписями членов Военного Совета фронта. Другого шанса боюсь, в ближайшее время просто не будет, это мои последние спокойные денечки. Операция по массовым диверсиям на коммуникациях немцев выходит на заключительную стадию. Запланированный террор противника ставит перед нами целый комплекс задач. Кроме очевидных: нанесение максимального урона в живой силе и технике; нарушении линий снабжения; паники в тылах противника; поднятие морального духа граждан, оставшихся на оккупированной территории и еще многого другого. Существовали и скрытые, как например репетиция действий групп специального назначения, при начале немецкого наступления на Москву. И самое главное необходимо наработать взаимодействие и координацию, через штаб фронта, что бы по сигналу все сработало как единый часовой механизм.
В конце концов, мы договорились, тем более, что ехать планировалось как раз через Дорогобуж из-за того, что на Минском шоссе авиация противника зверствовала с особой жестокостью. В прифронтовой полосе движение по ней осуществлялось только в ночное время или как мы – коротким стремительным рывком. В решении моего вопроса мне было обещано полное содействие, и я милостиво разрешил включить две Эмки с командирами 16-й армии в состав колонны. Более того получив в нашем лице большое количество дополнительных посадочных мест, желающих прокатиться с нами резко прибавилось. Охрану из второй легковой машины пересадили ко мне в броневик, а «мягкие места» заняли более важные персоны. В кунг грузовика, потеснив заводчан, тоже набилось немало народа. Все как обычно – дай палец, а тебе руку по локоть откусят. Складывалось впечатление, что в армии совсем не осталось транспорта, но это не так. По всему лесу и тут и там стояла техника, вокруг которой не прекращалось «броуновское движение» суетящихся людей в форме, просто наша оказалась удобнее и под рукой в нужную минуту.
К Днепровским переправам выскочили неожиданно быстро, и замерли на краю леса, оценивая ситуацию. Предстоял самый сложный и опасный участок пути. Петрович не оставляя надежд сбить как минимум один самолет, пересел за турель спарки. Из-за особенностей конструкции кунга, вести из нее огонь можно было только в передней полусфере, так, что полноценной зенитки не получилось. Но для отражения лобовой атаки или подловить самолет в пикировании этого вполне достаточно. Глядя на его целеустремленный вид, достал и стал собирать ПТР. Я трезво оценивал шанс попадания одиночным выстрелом в жизненно важные детали быстро двигающейся цели, как маловероятные. Ну, а вдруг. Истории о том, как из противотанкового ружья будут сбивать самолеты в моем времени известны, так чем я хуже. Хотя если честно, то желание избежать встречи с пикировщиками было сильнее, чем вступить с ними в бой. Еще свежа в памяти картина, как сверху падает бомба и неприятнейшие ощущения от контузии.
Майор, запрыгнув на танковую броню, умчался к переправе, договориться о нашем беспрепятственном пропуске, а Рокоссовский с командирами с интересом рассматривали ПТРС. Оружие действительно необычное, выделяющиеся немаленьким набалдашником дульного тормоза, серийное производство уже начато, но даже на армейские склады оно еще не поступило. Поэтому проявленное внимание понятно. В предназначении такого большого ружья опытные командиры разобрались сразу, но всех интересовали его тактико-технические данные, а в глазах уже разгорался азарт от перспектив его боевого применения. С сожалением пришлось отметить, что ни моя БМП, ни гранатометный комплекс на основе ракетницы, ни разу такого ажиотажа или заинтересованности не вызывали. А тут, как говорится «сразу в кассу», вот оно оружие интуитивно понятное и безоговорочно принятое военными. Хотя я изначально и планировал применение своих «изобретений» в ограниченных количествах и в основном для спецподразделений, но пришлось признаться себе, что «ревную» к прославленному изобретателю.
Невольно завязался разговор, в ходе которого пришлось рассказать, для чего мне нужны танковые башни. Рассказал и о том, как в поисках орудий для бронепоезда объехал арсеналы и артиллерийские склады, но удалось подобрать только трофейные стволы времен Гражданской войны. Командиры посмеялись, но тема боеприпасов и старых орудий неожиданно заинтересовала – сказывался «снарядный голод», особенно для орудий больших калибров. В это время со стороны Днепра поступил сигнал, и мы поторопились занять места в машинах, пока обстановка была благоприятной для переправы.
В Дорогобуже мы надолго не задержались. Высадили часть «пассажиров» и заскочили на ж.д. станцию, куда в ожидании погрузки стягивали поврежденную технику. Из полусотни танков, разной степени побитости, для моих нужд едва удалось выбрать два – «тридцать четверку» и КВ. Не снимая башен, мне пообещали отправить их по указанному адресу целиком. Я не привередничал, главное, что орудия исправны, а там пусть заводчане сами разбираются, что им понадобится, тем более, что на одной из машин даже остался почти исправный двигатель.
Пострелять по дороге до Вязьмы нам все-таки пришлось, но это были не боевые стрельбы. Когда в районе Издешково выбрались на Минское шоссе, нам попался тягач, бодренько тянувший на буксире немецкий танк Т-4 с коротким 75-мм стволом, прозванным солдатами «огрызок». Наши техники уже успели снять с машины все, по их мнению, лишнее и необходимое в собственном хозяйстве, но осталось самое важное для нас – броня. Генерал и полковники, сопровождавшие Рокоссовского, как дети малые, дорвавшиеся до сладкого, натуральным образом отобрали у меня ПТРС и четыре снаряженные обоймы к нему. Заставили красноармейца в замызганном ватнике, согнать трактор с дороги и расположить немецкий танк на удобную позицию. А потом, под одобрительными взглядами, шедшей к фронту пехоты, расстреляли его с разных дистанций и в разных проекциях. Результаты были замечательные, 30-мм бортовая броня дырявилась почти в любом месте с дистанции до 500 метров, 50-мм лобовая успешно пробивалась до двухсот, в зависимости от места попадания. Например, маска орудия сквозных повреждений не имела, а вот ствол кто-то умудрился прострелить. За истраченные патроны «жаба» душила неимоверно. Данный калибр был давно известен и на вооружении имелся, но вот специальный боеприпас, снаряженный сверхпрочным сердечником, разработанный именно для ПТР, пока достать было сложно. Обычный бронебойный патрон он превосходил на порядок, что стрельбы и доказали. Андрей Андреевич смотрел на меня глазами кота из «Шрека», и я дал разрешение на испытания танковой 20-мм автоматической пушки по уже установленной мишени. И здесь результаты были значительно скромнее, что только подтвердило ценность боеприпаса к ПТР.
Пока руководство развлекалось, начальник охраны подсуетился и раздобыл где-то целый автобус, похожий на КАВЗ моей молодости, с передней дверкой, открывающейся с водительского места хитрым рычагом. Довольные командиры и лица их сопровождавшие, оставив нас приводить оружие и технику в порядок, проследовали дальше.
Однако долго радоваться вновь обретенной самостоятельности не пришлось, километров через десять колону остановил целый подполковник НКВД, в сопровождении автоматчика, и потребовал в свое распоряжение машину с кунгом. Причем проделал это с такой небрежностью и уверенностью в своем праве, что вызвал сильнейшее раздражение. С трудом удерживая себя от желания послать его подальше, достал свои бумаги и, не повышая голоса, стал объяснять невозможность выполнения его просьбы. Именно просьбы, а не приказа или распоряжения. Еще не забытые события 1937-го года, вместе с негативным эффектом, четко вбили в сознание людей, что такое соблюдение режима секретности. Простой красноармеец, охраняя спецобъект, может смело посылать командира любого ранга, не имеющего туда допуска. У него столько же прав как и у часового на посту, вплоть до применения оружия. Несмотря на свою неказистость, сопровождаемые нами танки и даже запчасти к ним, находившиеся в кунге, как раз и являлись объектом повышенной секретности, что я и довел до подполковника. Он сначала набрал в грудь воздуха, очевидно желая поставить наглеца на место, но как-то вдруг передумал, и устало махнув рукой своему сопровождению, отступил в сторону, начав выискивать глазами следующую жертву. Я тоже утратил боевой запал и неожиданно для себя предложил: – Товарищ подполковник государственной безопасности, мы все-таки из одного ведомства, могу предложить пару мест в бронетранспортере.
