Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий (читать книги онлайн полностью txt, fb2) 📗

Ещё несколько десятков их шагов, и сойдёмся наново в рукопашной.

Громогласное «Ура!» на флангах. Конные лавы соседних эскадронов с шашками наголо берут наступающего противника в клещи. Рубят наотмашь, ожесточённо.

Японцы не выдерживают, поворачивают обратно. Бегут к своим окопам. Спрыгивают вниз, пытаются отстреливаться. Драгуны спешиваются с коней, влетают во вражеские окопы.

Смотрю на своих смертельно уставших людей. Израненных, покрытых своей и чужой кровью грязью…

— Эскадрон! За мной! Бей япошек!

С диким рёвом из глоток бойцы выскакивают из окопов и рвутся вперёд, к окопам противника, где наши спасители ведут бой.

[1] Мне пешком сподручнее, вашбродь (бел.)

Глава 16

На плечах бегущих японцев врываемся в их же окопы. Цели занять их и укрепиться — нет. Любой опытный офицер понимает: без поддержки на других участках, образовавшийся выступ японцы срежут без особого труда, а мы угодим в котёл.

Так что, несмотря на горячку боя, успех не развиваем. Но вот навести приличного шухера в стане врага — всегда пожалуйста!

Активного сопротивления неприятель не оказывает. Дух у японцев упал, слишком неожиданной для них стала наша контратака, вот и надломилось что-то внутри…

Вражеские позиции завалены трупами японских солдат. Накрошили мы их изрядно. Пленных до хрена, навскидку человек сорок — точно потом пересчитаем, есть даже один офицер. Правая рука у него перебита и висит плетью.

Если не ошибаюсь, это наш дядюшка Гиляй так его приложил в окопном бою. Пусть самурай молится своим богам за то, что вообще башку не отвернули. Гиляровский такой — он может!

Пленных отправляем в тыл под охраной. Наряду со своими раненными, японцы несут и наших, в том числе и погибших.

Надо будет договориться с полковым батюшкой, чтобы отпел ребят.

Благодарю Шамхалова за помощь. Это он вместе со своим эскадроном прискакал нам на подмогу.

Бывший командир улыбается и кивает в ответ.

Времени у нас немного: сейчас на соседних участках опомнятся и начнётся. Устраиваю беглую ревизию захваченной позиции. Всё, что можно было утащить, утащено, остальное испорчено или уничтожено. Ну и не обошлось без кое-каких сюрпризов. Это уже я постарался, вспомнив прошлую жизнь и сапёрное дело.

Правда, минировать трупы не стал — это даже по меркам моего достаточно подлого времени, перебор. Здесь пока ещё принято уважать смерть врага.

А в остальном — оторвался на всю катушку. Тут пока ко всякого рода взрывоопасным подлянкам не приучены, а у меня настроение далёкое от гуманистического. Война есть война, не до сантиментов.

Гиляровский следует за мной по пятам. Ничего не говорит, не критикует, лишь время от времени чиркает карандашом в записной книжечке.

— Кажись всё! — наконец изрекаю я. — Возвращаемся!

Оттягиваемся на свои позиции. И надо сказать вовремя. Очухалась вражеская батарея и уже засадила первый пристрелочный залп. Сейчас скорректируются и откроют беглый огонь разрывными.

А уж оказаться под ним — не приведи господь!

Так что несёмся на всех порах и переводим дух лишь оказавшись в наших окопах.

Туда уже узкой цепочкой, друг за другом, подтягиваются пехотинцы во главе с капитаном. Насколько я понимаю, пожаловали бузулукцы.

— Представьтесь, — требую я.

— Капитан Верховцев, девятнадцатая рота двести пятнадцатого полка. Находились в резерве, теперь отправлены сюда, занимать позиции семнадцатой роты, — козыряет он. — С кем имею честь?

Капитан не молод, ему под пятьдесят, у него усталое небритое лицо, приличных размеров пузико и одышка.

— Штабс-ротмистр Нежинского драгунского полка Гордеев. Боюсь, семнадцатой роты больше нет. С нами на штурм отправлялось сводное отделение роты, уцелели только двое.

Передаю ему реабилитировавших себя пехотинцев. Правда, вместо штатных мосинок у них японские «арисаки», честно добытые в бою.

— Прошу отметить этих солдат. Они храбро сражались и заслужили награды, как и их павшие товарищи.

Капитан удовлетворённо кивает. Я его прекрасно понимаю: одно дело докладывать наверх про бегунков, бросивших свои позиции, и совсем другое — про героев, штурмовавших вражеские окопы и захвативших там трофеи.

Пока пехота начинает вновь обживаться, увожу своих на вторую линию, по пути получаю неутешительные доклады. Потери у нас сумасшедшие. Двадцать погибших, включая вольноопределяющегося Аннибала, и по классике в два с половиной раза больше раненых, к счастью, в основном, легко. Но как минимум троих не спасла бы даже медицина моего времени, что говорить про нынешнюю военно-полевую хирургию. Хотелось бы верить в чудо, но поговорка «чудес не бывает» родилась не на пустом месте.

Победа, однако к сожалению, «пиррова». Ещё одна такая схватка, и от эскадрона специального назначения останется только название.

Тяжёлых отправляют в лазарет, легкораненых осматривают на месте и тут же оказывают помощь.

Слышу серию взрывов позади нас. Похоже, сработали мои сюрпризы, и японцам на некоторое время поплохело.

Вот вам, граждане самураи, урок на будущее. Не спешите занимать оставленные противником окопы без тщательной проверки.

С этими мыслями начинаем зализывать раны.

Пишу рапорт на имя командира полка, сообщаю про недавний бой, прикладываю сводку о погибших и раненных. Отдельно пишу представление к «Георгию» на вольноопределяющегося Аннибала. Заслужил. Слабое утешение для его семьи, но хоть что-то. Это максимум из того, что я могу сделать.

Подзываю Цируса.

— Слушаю, господин штабс-ротмистр.

— На сегодня прошу всех господ вольноопределяющихся освободить от нарядов и дежурств.

Тот кивает.

— Понимаю, господин штабс-ротмистр.

Сегодня мои вольноопределяющиеся будут провожать своего товарища, с которым вместе учились и так же вместе пошли на войну. Я как никто разделяю их чувства. Каждый погибший подчинённый лежит тяжким грузом на совести офицера.

И, если парни немного выпьют, я точно не стану их судить.

— Кузьма!

— Здесь, вашбродь.

— Хоть из-под земли, но достань бутылку водки. Передай её унтеру Старче. Пусть со своими помянет новопреставленного вольноопределяющегося Аннибала.

— Царствие небесное! — крестится Кузьма. — Так точно, водку изыщем и передадим. Разрешите идти?

— Ступай.

Покончив с докладом и раздав Цирусу поручения, верхом отправляюсь в штаб полка. Буду просить о пополнении, хотя и понимаю, что ждать придётся долго: резервы из России идут в час по чайной ложке. Такое чувство, что в Петербурге не понимают масштаба войны и относятся к ней несерьёзно.

Всё ещё верят, что мы япошек шапками закидаем? Зря, господа, ой как зря!

Али Кули Мирза находится в прескверном настроении, и я не сразу понимаю чем оно вызвано. Уж точно не действиями моего спецэскадрона. Мы вроде как показали себя молодцом, спасли участок фронта от прорыва. Или от нас ожидали чего-то большего, как минимум взятия в плен микадо?

— Пополнение будет, но не раньше, чем через месяц, — сообщает подполковник в ответ на мою просьбу.

— А как-то ускорить нельзя? — с надеждой спрашиваю я.

— Как вы себе это представляете? — удивляется он. — Тем более пополнение у вас было совсем недавно…

— Но вы же понимаете, что мы сегодня по сути затыкали собой фронт, — намекаю я.

— Думаете там, в верхах, до этого кому-то есть дело? — вздыхает подполковник. — Вас даже не похвалят. Скорее наоборот — разнесут в пух и прах за потери! Скажут — не умеете воевать!

Это нам тоже знакомо. Не наказали, считай, что уже поощрили.

— Да, я уже собирался отправить за вами вестового, но вы опередили меня и пожаловали сами, — продолжает подполковник. — Николай Михайлович, с вами очень хочет поговорить один ваш старый знакомый.

— Могу знать кто?

— Можете! — в комнату, служащую кабинетом командира полка, входит Николов.

При виде его Али Кули Мирза мрачнеет ещё сильнее. Похоже, визит контрразведчика — причина плохого настроения персидского принца.