Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Анисимов Сергей (читать онлайн полную книгу TXT, FB2) 📗
На земле, закончив к вечеру вылеты, летчик при нормальной ситуации на фронте мог быть уверен, что в столовой он увидит подавальщиц, на столе – скатерти и привычные сто граммов. И если страда не самая горячая, то чуть позже будут кино или танцы. А потом сон до рассвета, прерываемый только вскрикиваниями воюющего во сне соседа по комнате или землянке. В море из вышеперечисленного не было ни танцев, ни девушек, но зато каждое стукнувшее в борт бревно казалось миной, кружащие над горизонтом чайки – пикировщиками, а ночью каждый представлял злобного немецкого подводника, с криком «О-о-о! Колоссаль!» прицеливающегося в их борт.
Эскадра вернулась в Кронштадт девятого октября без каких-либо приключений. На следующий же день крейсера снова ушли в море, оставив почувствовавших себя уже буквально морскими волками пилотов авиагруппы «Чапаева» в сотый раз отрабатывать ставшую уже рутинной технику групповых взлетов и посадок, наведение по радиолокации, перехваты и морскую навигацию. Новые корабли были доведены практически до полной боевой готовности, отработав все задачи курса подготовки. Стрельбы проводили через день, тревоги – ежедневно по многу раз.
К двенадцатому все три корабля по очереди («Чапаев» последний) поменяли на заводе выгоревшие лейнеры стволов орудий, и с этого времени стрельбы почти прекратились, хотя артиллерийские учения на станках и в башнях «без выстрела» продолжали проводиться.
Кузнецов, опять побывавший в Кронштадте, отчитался в Ставке о полностью выполненной кораблями программе индивидуальной подготовки и действий в составе эскадры.
– Товарищ Кузнецов, – поинтересовался Сталин, – вот вы нам говорите: Левченко, Левченко… Вы уже решили, что именно Левченко примет командование эскадрой?
– Да, товарищ Сталин, – несколько удивленно ответил остановленный на полуслове адмирал флота.
– Почему же?
– Ну… Гордей Иванович получил опыт командования эскадрой, включающей линкор, при переходе «Архангельска». Ходил из Мурманска на английском авианосце «Фенсер». Блестяще отработал учения с нашим линкором и линейным крейсером. Командовал эскадрой в операции по захвату Борнхольма… Я считаю, больше ни у кого такого опыта нет, так что его я и прочил в командующие. Вы возражаете, товарищ Сталин?
– Да нет, почему же… – Верховный легко махнул рукой. – Я просто подумал: Москаленко, Осадченко, Левченко… Интересная компания получается.
– Вы имеете в виду, что двое из трех командиров новых кораблей украинцы?
Сталин посмотрел на Кузнецова, как бы удивленный вопросом. Что это, мол, вы, товарищ адмирал флота? Разве вы не являетесь пролетарским интернационалистом?
– Черноморский флот, без сомнения, являлся лучшим по боевой подготовке перед войной. В нем служило и служит немало украинцев. И понятно, многие командиры с Черноморского достигли высоких должностей. Но Левченко, кстати, с Балтийского. И он действительно лучшая кандидатура для эскадры.
– А что вы скажете по поводу адмирала Трибуца? – жестко спросил Сталин.
– Вице-адмирал Трибуц находится вполне на своем месте, – немедленно отозвался Кузнецов. – Но против назначения его командующим эскадрой я буду возражать.
– Объясните. – Сталин сказал это с удовольствием: такие моменты он любил.
– Некоторые черты характера нынешнего командующего Балтфлотом напоминают мне печальной памяти Рожественского. – Кузнецов рисковал, но он говорил честно. – Такой человек прекрасно подходит для командования флотом, который действует из своих баз и под контролем высшего руководства. Но если поставить его на эскадру, то Трибуц героически поведет ее на врага и потом с чувством исполненного долга отрапортует, что эскадра погибла, но не сдалась. Мне это не нужно.
– Интересно…
– Да, товарищ Сталин, мне не нужно, чтобы эскадра героически погибла за Родину. Мне нужно, чтобы ее противники погибли за свою родину. Я продолжаю настаивать на кандидатуре Левченко.
– А был ли адмирал Левченко в морском бою? Уверены ли вы, что он поведет себя правильно? – Верховный, пользуясь привычными оборотами, накладывал личную ответственность на каждого подчиненного.
Кузнецов усмехнулся.
– В морском бою из всех нас были только два человека: я и Лев Михайлович Галлер [77]. Больше никто и никогда в бою из адмиралов не был…
– Про вас я помню, в Испании, – кивнул Сталин. – А Галлер?
– Старшим офицером на «Славе» в Моонзундской операции.
– Да, и это я тоже помню, – кивнул Сталин еще раз. – И больше никто?
– Больше никто. Лев Михайлович уже старый человек, а вот если бы вы разрешили мне…
– Не разрешу.
Кузнецов даже не успел обрадоваться внезапно появившейся возможности.
– Хватит с вас «Балеареса» [78], вы мне здесь нужны.
– Жаль, что Иван Степанович…
– Да, жаль. – Сталин, чуть наклонив голову, подумал. – Нет. Исакову нельзя. Хотя, не будь увечья, он прекрасно бы подошел [79].
– Согласен.
– Александр Михайлович, – обернулся он к задумавшемуся Василевскому. – У нас ведь уже есть один Москаленко?
– Так точно, Кирилл Семенович Москаленко, на тридцать восьмой армии.
– А равен ли линейный крейсер армии?
– Я считаю, равен.
– А я считаю, и больше армии, – добавил Кузнецов. – Сколько труда вбухали, сколько времени. Могли три армии снарядить от ботинок до гранат.
– И правильно сделали, что вбухали, – усмехнулся в усы Сталин. – Теперь они должны отрабатывать то, что мы в них вбухали. – Это слово ему, видимо, очень понравилось.
Шахурин отчитался по выпуску высотных моторов и кислородного оборудования для истребителей ПВО – и то и другое задерживалось, тормозя формирование новых частей. Верховный, однако, никаких репрессивных мер не предпринял, понимая стоящие перед промышленностью трудности.
– Еще неделю вам даю, – сказал он. – Через неделю доложите, что моторы устанавливаются на перехватчики и что проблемы с кислородом решены. Понятно?
Всем было понятно.
Северные фронты, подкрепленные резервами Ставки и ударными частями, переброшенными с южного направления, уверенно двигались вперед. Узкие красные стрелы наступающих армий вытягивались на запад все дальше, закругляясь локальными ударами по местным целям. Язык Ленинградского фронта навис над Штеттином. А уже на следующий день, пробив позиции 32-го армейского корпуса, он изогнулся к северу, поворачивая к Свинемюнде, обжимаемому одновременно с востока.
Второй Белорусский фронт передал Говорову 2-ю ударную армию Федюнинского, вклинившуюся между двумя отступающими дивизиями СС. После коротких маневренных боев армия наконец вырвалась на оперативный простор, сразу обрушив весь северный фас германской обороны. Через считаные часы 2-й Белорусский начал наступление южнее Штеттина, раскроив германскую группу армий «Висла» на три неравные части между 65-й, 70-й и 49-й армиями, пронзив ее стрелами продвигающихся на запад танковых и кавалерийских корпусов.
Стремительное продвижение частей фронта поддерживали не только входящая в его состав 4-я воздушная армия, но и специальная ударная авиагруппа Ставки ВГК. Генерал Кравченко, жаль, не дожил: он командовал такой группой в 1942 году.
С этого дня темп наступления увеличился в десятки раз. На рокадах с обеих сторон днем и ночью стоял непрерывный рев – обе стороны гнали на север технику и мотопехоту с максимально возможной скоростью. Веер советских ударов, развернувшись, вытянулся к Штральзунду, Ростоку, Висмару, Людвиглусту и дюжине других больших и маленьких городков Мекленбурга и Померании, нависая огромным кулаком над самим Берлином.
Василевский убыл на фронт, за ним последовал Жуков, приняв готовящийся к удару 1-й Белорусский вместо Константина Рокоссовского, с двенадцатого числа возглавившего 2-й Белорусский фронт. Воронов находился на севере, Голованов тоже, и на заседаниях Ставки и оперативного управления Генерального штаба было тише, чем обычно.
