Война 2020 года - Питерс Ральф (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
На покрытой инеем земле за БМП тянулись длинные линии следов. Теперь их будет легко обнаружить, а когда упадет снег, то станет еще легче. Если только они доживут до снега.
Мотострелки ехали с открытыми люками, выискивая и добивая выживших мятежников.
Только те из них, кто казался очень тяжело раненным, не получали пулю. Они ее не стоили, и к тому же мотострелки испытывали больше удовлетворения при мысли о том, как те умрут медленной смертью, ниоткуда не получая помощи. Бабрышкин не сделал попытки остановить побоище, хотя его и учили когда-то, что подобные действия преступны и должны сурово пресекаться. Он чувствовал, что подобные деликатности уже утратили всякий смысл. Сейчас шла совсем другая война.
Когда гудящие БМП наконец достигли того места, где мятежники напали на колонну беженцев, боевой опыт Бабрышкина пополнился еще одним бесценным уроком. Он искренне верил, что видел уже все самое страшное, что его больше ничем уже не поразить и даже не удивить, но при виде следов хладнокровной бойни на грунтовой дороге понял, как он ошибался. Даже жертвы массированных химических атак там, южнее, погибали от некой абстрактной силы, которая не выбирала, кого убивать, орудия которой – самолеты, ракеты, дальнобойные пушки – располагались где-то далеко. Но большинство из тех, кто сейчас лежал вдоль дороги, погибли от рук людей, стоявших рядом с ними, воспринимавших их как живых существ, слышавших все оттенки страха в их голосах.
Хуже всего пришлось женщинам. Мужчин просто убивали. Но женские трупы, обнаженные либо с задранными платьями и пальто, выглядели особенно жалко, особенно мертво. Вокруг их тел ветерок играл разбросанными и растоптанными вещами. Машины стояли обгорелые и почерневшие от сажи, чемоданы валялись открытые и пустые рядом с трупами своих владельцев. Одна женщина, особенно кокетливая, захватила с собой в дорогу все свои духи, и их легкомысленный аромат смешивался с запахами пороха и крови. Духи напомнили Бабрышкину о Вале – она всегда не знала в них меры.
Задумавшись над зрелищем этой смерти, вдруг утратившей безликость и обретшей свои индивидуальные черты, Бабрышкин не сразу осознал, что в некоторых из разбросанных тел все еще теплилась жизнь. Тишина была обманчива, хотя никто не кричал. Но приходилось очень внимательно вслушиваться, чтобы уловить хрип простреленного легкого или приглушенное рыдание, в котором не оставалось уже ни надежды, ни страха, ни вообще какого-либо чувства. И эта тишина испугала его гораздо больше, чем все превратности войны.
А потом раздался первый крик. Он вырвался из уст окровавленной девочки, которая решила, что склонившийся над нею советский солдат – просто один из мятежников, решивший еще немного поразвлечься. Она вопила и колотила старшего сержанта, не давая ему укрыть ее и взять на руки. Наконец он сдался и отошел в сторону. Помощи солдат ждали другие раненые. Да и что теперь значила судьба одного-единственного человека? Они оставили ребенка посреди дороги – рыдающую и прижимающую к груди обезглавленную куклу.
7
Омск. Штаб фронта 2 ноября 2020 года 6 часов утра
Виктор Козлов мучился зубной болью. Ему так хотелось показать американским офицерам с их чудесными, крепкими, белоснежными зубами, как эффективно может действовать советский офицер в критической ситуации.
Но ему приходилось тратить слишком много сил, чтобы сохранить ясную голову. Любое слово, сказанное генералом Ивановым, любую, даже самую незначительную деталь следовало в точности передавать нетерпеливым американцам. Но стоило Козлову заговорить, он буквально чувствовал, как шевелятся в деснах его гнилые зубы, и от внезапно налетавших приступов боли кожа напрягалась вокруг его глаз. Совместное собрание штабов затянулось далеко за полночь. Напряжение нарастало: каждое новое сообщение с поля боя свидетельствовало о том, что фронт буквально разваливается на части.
От недостатка сна у Козлова болела и кружилась голова, все вокруг он видел как в тумане.
Он сделал большую ошибку, поев мороженой лососины и икры со стола, уставленного невиданными яствами с целью поразить американцев, и теперь холод нещадно терзал его больные десны. Тогда он убедил себя, что ему необходима еда, что организму требуется горючее, чтобы функционировать без сна в критической обстановке. Но теперь он понимал, что им руководила жадность, ревность, даже злоба, когда он накладывал себе на тарелку деликатесы, давно уже ставшие недоступными даже для подполковника Советской Армии. Американцы жевали лениво и равнодушно, не представляя, скольких усилий стоило достать такую еду.
Многие из них с явным пренебрежением отставили в сторону недоеденными свои маленькие тарелочки. Трудно, очень трудно любить американцев. С их блестящими, как у диких зверей, зубами.
Он поглядел на американского полковника с изуродованным шрамами лицом и на чернокожего майора, который так старался говорить по-русски. Козлов не сомневался, что черного прислали сюда специально с целью оскорбить советских. Мол, в современной американской армии русский учат только негры. И удивительная беглость, с которой тот говорил, только сильнее раздражала его. Козлов гадал, сколько скрытого смысла сможет уловить черный майор из признаний и умолчаний генерала. Нет, решил Козлов, он никогда не сможет полюбить американцев. У него даже мелькнуло подозрение, что они специально отбирали в эту экспедицию офицеров с самыми хорошими зубами, дабы преподать еще один унизительный урок своим советским – нет, русским – хозяевам.
– Генерал Иванов заверяет, – переводил Козлов полковнику с кошмарным лицом, – что у вас не возникнет никаких проблем с нашими средствами противовоздушной обороны. Во время вашего перелета к месту проведения операции они получат строжайший приказ не открывать огня, не будучи атакованными. Мы обеспечим вам полную безопасность.
Зубы впивались в больные десны, и ему хотелось напиться допьяна, лишь бы не чувствовать, как они тупо ноют в ожидании очередного внезапного приступа пронзительной боли. Но он не может и не должен так поступить, и ему оставалось только обманывать себя иллюзией облегчения. Он гадал, нет ли у этих богатых крепкозубых американцев какого-нибудь офицера-дантиста и существует ли какой-нибудь не слишком унизительный способ попасть к нему на прием.
Он быстро прогнал предательские мысли.
Любая боль лучше, нежели еще одно свидетельство нашей слабости перед американцами. И так все идет хуже некуда. Какой позор, что его родина упала так низко, что просит помощи у старинного врага, что превратилась в международную попрошайку. Нет, уж лучше потерять все зубы до одного, чем признать хотя бы еще одну слабость.
– Это имеет огромное значение, – ответил американский полковник, знаменитый полковник Тейлор. – Ведь наши программы обнаружения целей никак не смогут отличить ваши системы от систем мятежников. Для наших датчиков они абсолютно одинаковы. Понятно, что с арабами и иранцами такой проблемы не возникнет. Их японское вооружение легко засечь. Но когда дело доходит до систем советского производства, единственный способ отличить своих от чужих – это их местонахождение. Перед вылетом нам потребуется от вас самая свежая информация – и в воздухе тоже, если удастся… Мы не хотим по ошибке ударить по вашим войскам.
Козлов слушал, как негр-майор переводит слова Тейлора. Вообще-то, обычно на переговорах переводят переводчики другой стороны, но Тейлор и генерал Иванов договорились о таком порядке. Он следил за внимательно слушавшим перевод генералом и гадал, о чем говорит американцам выражение его лица. Ситуацию еще более усложнило бесконечное вранье генерала Иванова. Козлов не сомневался, что американцы с их чудодейственной техникой знали об истинном положении дел гораздо больше, чем показывали. И генеральский поток лжи и полуправды порой вгонял подполковника в краску, хотя он и знал, что начальник врет с наилучшими намерениями. При мысли о необходимости переводить его слова, непосредственно передавать их американцам, которые знали им истинную цену, Козлову хотелось скрипеть зубами. Но и этого он не мог себе позволить.
