Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович (полные книги TXT, FB2) 📗

– Ну а вас, Николай Николаевич, – развернулся генерал к Ляпунову, – я уже и не чаял увидеть. Долго вы до нас добирались! Непростительно долго…

– Торопился как мог, – коротко поклонился полковник.

– И как там столица? Что слышно нового? Какие ветры дуют во дворцах и рядом с ними?

Ляпунов поджал губы, будто собираясь с духом, выдохнул и, глядя в глаза генералу, негромко, четко произнес:

– Вам просил кланяться в ноги и справлялся о вашем здоровье наш общий друг доктор Фальк…

Историческая справка

Еще большее преступление генерал Артамонов совершил 14 августа 1914 года, командуя 1-м армейским корпусом во 2-й армии генерала Самсонова. Корпус генерала Артамонова обеспечивал у Сольдау левый фланг 2-й армии. В этот день, 14 августа, генерал Артамонов лично доложил генералу Самсонову по телефону, что его корпус «стоит как скала» и что командующий армией «может на него вполне полагаться». А сам через десять минут отдал приказ об отходе всего корпуса, не сообщив об этом генералу Самсонову. (Взято из книги полковника Богдановича «Вторжение в Восточную Пруссию», с. 144–145, расследование комиссии генерал-адъютанта Пантелеева о причинах гибели 2-й армии.)

8 мая 1902 года. Мукден

Вчера еще неприступный, ощетинившийся жерлами орудий и штыками 31-й пехотной дивизии, фронт обороны Мукдена сегодня перестал существовать. Накануне вечером по батальонам осенним ветром пронесся слух, будто японцы и англичане, используя судоходные Ляохэ и Сунгари, закинули в тыл гарнизона многотысячный десант. Слово «окружение» в любые времена во всех армиях являлось поводом для паники. Моральный дух гарнизона качнулся. А наутро сразу два английских бронепоезда, вооруженные морскими орудиями, начали мешать с землей русские позиции, расстреливая пушки, стоящие в открытом поле и вбивая в землю пехоту, сгрудившуюся у люнетов и редутов.

Контрбатарейная борьба с учетом постоянно передвигающейся цели сразу выявила конструктивный недостаток русских трехдюймовок – отсутствие горизонтальной наводки, – а незащищенность расчетов в течение получаса привела к молчанию все стреляющие орудия. В это же время английский десант оседлал мост через Хунхэ, а со стороны Телина показался конный разъезд японской кавалерии с белым парламентерским флагом.

Всего через час переговоров с английским и японским представителями, генерал Артамонов приказал своей дивизии прекратить сопротивление и сложить оружие. Капитуляция прошла в целом спокойно и цивилизованно. Досадным возмутителем спокойствия оказался подполковник Леш, проигнорировавший приказ генерала и буквально проломивший оцепление. Он ушел со своим батальоном на северо-восток по горным дорогам. Впрочем, его особо и не держали. Поставленной цели авангард корпуса вторжения добился – путь на Харбин был свободен.

Выполнили свою задачу и разведчики капитана Варгасова. Расположившись и тщательно замаскировавшись на примыкающих к Мукдену сопках, они три дня старательно и планомерно ликвидировали шпионов противника, подбирающихся к городу со стороны гор, и каждые четыре часа отсылали в Ставку радиограммы о состоянии дел в гарнизоне, своими глазами наблюдая беспомощную перестрелку с англичанами и позорную капитуляцию практически полнокровной дивизии.

К тому времени, когда дозорный отряд батальона Леша наткнулся на пост Варгасова, капитан уже свернул свой радиотелеграф. В его кармане лежал последний приказ Ставки – сопроводить подполковника с его подразделением до Харбина, а потом уходить в сторону Хингана, минуя Цицикар, занятый противником.

Москва. Ставка Верховного главнокомандования

Император не спеша дочитал рапорт, подошел к вытянувшемуся во фрунт подполковнику и внимательно измерил взглядом – так, будто видел в первый раз. От этих прищуренных глаз с каким-то инфернальным огнем в глубине Шершову стало не по себе. От уверенности, с которой он поднимался по лестницам Сената, не осталось и следа.

– Мне кажется, Александр Александрович, – после долгой театральной паузы наконец медленно произнес император, – вы плохо понимаете все риски и ответственность вашей службы… Или вы сочувствуете тем, кому должны противодействовать? Или просто устали? Если так, то я подпишу ваш рапорт немедленно…

И опять этот прожигающий насквозь взгляд, от которого стучит в висках, а по спине скатываются капельки пота.

– Никак нет!

– Что «никак нет», подполковник? Сочувствуете? Устали?

– Ни то ни другое, господин Верховный главнокомандующий. Я не устал и не сочувствую изменникам и предателям. Но я ощущаю себя абсолютно беспомощным в сложившейся обстановке, когда не могу даже предположить, откуда ждать следующего удара и какова будет новая диверсия…

– Быть недовольным собой – это хорошо, это правильно. – Император отвернулся от подполковника, сделал несколько шагов к окну, полюбовался на весенний пейзаж и, стоя спиной к собеседнику, продолжил: – Все предугадать и просчитать невозможно. Именно поэтому на войне неизбежны потери. Наша задача – сделать так, чтобы ошибки не повторялись и не накапливались, иначе они превратятся в катастрофу… Да вы присаживайтесь, Александр Александрович, в ногах правды нет.

Подполковник неловко, со скрипом придвинул к себе стул и примостился на краешек, продолжая держать спину и подбородок как по команде смирно.

Император оглянулся, усмехнулся, увидев столь церемонную позу, и продолжил тоном школьного учителя, повторяющего для нерадивого ученика невыученный урок:

– Контрразведка рискует всегда и, что бы она ни делала, обречена ошибаться. Если вы позволите себе либеральничать и откажетесь от превентивной нейтрализации вероятного противника, будете регулярно сидеть вот с таким каменным выражением лица и сожалеть о том, что не углядели и не пресекли… Ну а если позволите себе переусердствовать и начнете махать саблей по первому же подозрению, очень скоро в тюрьме окажется масса невиновных людей и работать будет просто некому. И самое неприятное, золотой середины в вашей профессии не бывает, если только вы не ясновидящий. Но это общие слова. А теперь конкретно…

Император еще раз пробежал глазами по рапорту Шершова, вздохнул и продолжил:

– Мы имеем загадочный взрыв на нашем новейшем броненосце Черноморского флота и катастрофу под Мукденом. В результате в плен попали десять тысяч наших солдат и офицеров, а путь на Харбин оказался открыт. Так?

– Еще Порт-Артур, – добавил, потупившись, Шершов.

– Порт-Артур тоже, – согласился монарх, – там потеряно семь батальонов. И вы воспринимаете это как провал возглавляемой вами контрразведки… А если все проще? Что, если взрыв на броненосце – результат преступной халатности, а военачальники, оказавшись в непривычных для себя условиях почти полного окружения, просто запаниковали и выпустили нити управления войсками из своих рук? Или у вас есть достоверные сведения о сознательном переходе генералов Стесселя и Артамонова на сторону врага?

– Таких сведений у меня нет, – потупился Шершов, – но сам факт капитуляции, практически без боя, при первом же обстреле…

– А вот это уже общая недоработка. – Монарх присел напротив Шершова. – Мы не определили для наших военачальников критерии, по которым будем отличать сбережение личного состава от малодушия. И я предлагаю этот пробел устранить. Подготовьте соответствующий приказ. Назовем его «Ни шагу назад!». Сами отправляйтесь с ним в Читу и, если получится, в Харбин и во Владивосток, лично проверьте состояние воинских гарнизонов, настроение офицеров и проинспектируйте ваших людей на местах. А насчет отставки, – император указал на рапорт Шершова, – мы поговорим после вашего возвращения.

Император дождался, пока подполковник выйдет на улицу, проводил его взглядом. Затем не спеша открыл тяжелый ящик стола, достал полевой телефон Голубицкого, обеспечивающий прямую связь с Чудовым монастырем, крутанул ручку, дождался ответа знакомого голоса.