Воин света (СИ) - Ромов Дмитрий (читать книги полностью без сокращений TXT, FB2) 📗
— Баба Яга, — смеётся Мурашка, и мы все начинаем смеяться вслед за ней, кто весело, а кто и не очень.
Прощание представляет собой особое испытание психики, когда с весёлым и беззаботным лицом приходится прощаться, возможно, навсегда.
— Зайдёте до отъезда? — спрашивает с надеждой Наташка.
— Вряд ли, — отвечает Мурашка. — У нас ещё столько планов. Хочу побывать там, где ты тоже не бывала. Всё, что с нами происходит… Так и должно быть. Не печальтесь и не грустите. И мы не будем. Когда-нибудь встретимся, я даже не сомневаюсь. Пересечёмся где-нибудь на краю времён…
Сказав это, она обнимает меня и мою жену. Сначала её, а потом меня. Крепко, со всех своих детских силёнок сжимает тонкие ручонки… Твою дивизию! Твою, бляха, дивизию…
Когда дверь закрывается, Наташка виснет у меня на шее и начинает реветь.
— Я её уже полюбила, — заикаясь, шепчет она мне в ухо.
Уху становится горячо и мокро… Ну, что тут скажешь… Кабзда вам, лаврушники. Только это и приходит в голову… Сука…
Утром я встаю рано и, не позавтракав выхожу из дома.
— Едем в Дьяково! — командую я. — Погнали пацаны. Как ветер!
Мы летим по городу, словно выполняем ответственную миссию. Да, так и есть, по большому-то счёту.
— Спишь, Сильвер Джон⁈ — врываюсь я в камеру своего пленника. — Подъём! Вставай! Смертушка твоя пришла!
— Эй, эй, ты чего⁈ — таращится Ламази Джон, вскакивая со своего железного ложа.
Немытые волосы топорщатся, в глазах испуг, рот перекошен.
— Ссышь, когда страшно⁈ — щурюсь я. — Так вытаскивайте его во двор и пристрелите там. Глушаки не забудьте пристегнуть. А потом в сортир нахер.
— Э! Ты чего, брат⁈ — зеленеет Джон. — Ты что творишь⁈ Что случилось⁈
— Что случилось? Так ты же мне пи*дишь внаглую! В лицо мне плюёшь и спрашиваешь, что случилось? Ты меня поиметь хочешь, джонджоли сраный! А я такие вещи не терплю! Давайте-давайте, чего встали⁈ Вытаскиваем и вышибаем мозги! Бегом, я сказал!
В камеру вбегают мои ошалевшие гвардейцы. Они к таким делам не привыкли, естественно, но ориентируются быстро и, отогнав замешательство, хватают узника под белы рученьки в волокут из камеры.
— Эй! — орёт он благим матом. — Подожди! Подожди, Бро! Я всё скажу! Всё скажу!!!
— Поздно, братан, мне теперь похеру, что ты скажешь! Не обессудь, ничего личного. Это бизнес. Чисто бизнес.
Вообще-то, здесь очень много личного, практически всё личное, но тебе, баран кучерявый об этом знать необязательно.
— Что ты хочешь⁈ Я скажу всё!!!
— Погодите, — командую я своим. — Сколько здесь сейчас ваших?
— Они не «наши»! Мне они никто!
— Тащите! — машу я рукой.
— Стойте! Стойте! Трое! Мамука, Георгий и ещё Давид!
— Допустим. Что они здесь делают?
— Я точно не знаю, Бро!
Я вытаскиваю ствол из-за пояса у одного из парней и грубо пропихиваю в пасть Джона.
— У-у-у! — воет он.
— Вывел, сука! Конец тебе! Последний шанс! Что они делают здесь⁈
Вытаскиваю ствол у него изо рта и склоняюсь над охреневшим Джоном. Уверен, я сейчас выгляжу, как Гнев Господень. По глазам его вижу. В них страх и трепет.
— Тогда сказал Царь слугам, — тихо и зловеще произношу я слова Евангелия, — связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю! Там будет плач и скрежет зубов! Ибо много званых, а мало избранных!
После этих моих слов его страх становится настоящим ужасом, диким, непреодолимым и разрывающим внутренности.
— Они замышляют что-то! — благим матом орёт Джон. — Я пока не знаю что, хотят подставу тебе устроить! Но я не знаю, какую! Мамой клянусь! Но я узнаю! Я обязательно узнаю. Послезавтра приедет ещё несколько человек! Я всё! Я всё тебе скажу, клянусь, Бро! Я клянусь, Бро! Клянусь!
Послезавтра, значит… Хорошо.
— Говори имена!
— Я не знаю! Но я узнаю! Мамой клянусь, я всё узнаю!!!
Я задумываюсь, пристально разглядывая эту дрянь. Что с ним делать — пустить в расход или поиграть, как кошка с мышкой? В принципе, уделать его я всегда успею, а пользу извлечь не помешает. Чувствую страшную злость, бешенство и беспомощность, понимая, что ничего сделать нельзя и Мурашка всё…
Есть, конечно, небольшая надежда, что она сохранится, но верю я в это дело слабо. Потому и вымещаю сейчас всю свою злобу на этом сраном шпиёне.
— Почему раньше не сказал? — спрашиваю я почти спокойно.
— Я хотел сказать, когда всё выясню, — трясётся Джон.
— Ладно, — говорю я. — Поднимите его.
Его ставят на ноги, но он едва может стоять, поджилки трясутся и губы трясутся, и вообще, спасибо, что он хотя бы не наделал под себя.
— Ладно, брат, прости, — сухо, почти по-деловому говорю я и, притянув его к себе, обнимаю и хлопаю по спине. — Прости меня, дорогой, нельзя иначе было, понимаешь? На войне, как на войне. Мы же тут не в игрушки играем. А я ведь тебе верить должен, да? Без доверия в нашем деле никак нельзя. Ну, всё-всё, да ладно, не хнычь, в натуре. Всё, всё уже позади. Давай говори, как найти твоих Мамуку, Георгия и Давида и поедем домой, да? Да всё, всё. Очнись ты, всё позади уже.
— Нет… ты скажи, — мямлит он, — ты меня реально шлёпнуть хотел?
— Нет, конечно. Но если бы не поверил, тогда да. Лично бы глотку перерезал. Но я же поверил. Я всегда вижу, когда человек врёт, а когда правду говорит. Ну, в смысле в экстремальных условиях, понимаешь? Когда между зубов ствол торчит мало кто будет жопой крутить, да? Ну, всё, всё, не плачь только. Давай, говори, где они тусуются и поедем домой. Да успокойся ты, верю я тебе, видишь? К сердцу прижимаю…
— Леонид Юрьевич, в нашем чемоданчике ведь есть какая-то мелочёвка на генерального прокурора Рекункова? — спрашиваю я, присаживаясь за приставной стол в кабинете Злобина.
В последнее время его знаменитая улыбка выглядит немного полинялой и потерявшей блеск и лоск, но Де Ниро он по-прежнему напоминает.
— Есть? — улыбается он. — Не знаю, это ты скажи. Ты же был смотрителем чемодана.
— Ну, я же и говорю, есть кое-что. Есть. Только не помню, что именно.
— Вот ты со мной поступаешь, как с посторонним, а я о тебе забочусь, между прочим, — качает он головой.
— Леонид Юрьевич, ну с каким посторонним? Вы мне, как отец родной! Я же говорил уже, всё из любви к вам делаю.
— Так сказать каждый может, но мы привыкли по делам судить, Егор, по делам.
— Ну так и нет ни одного дела, которое было бы направлено против ваших интересов. С моей стороны то есть.
— Ладно-ладно, — отмахивается он, — что мы, беспамятные маразматики, чтобы одно и то же по кругу сотни раз гонять? Поговорили и будет. Ты меня услышал, я тебя. Разве этого недостаточно, чтобы понять точку зрения друг друга?
— Хотелось бы не только понять, но и убедить в своей правоте, а то возникает ощущение, будто вы в чём-то мне не верите.
— Да ладно-ладно, верю. Ты мне, я тебе. Знаешь советскую формулу успеха? Это она и есть.
Блин, постоянно будет мне теперь нервы трепать со своим доверием-недоверием и дружбой-недружбой…
— Так что, Леонид Юрьевич, посмо́трите, чем прокурора прижать генерального? Черненко этот разошёлся в конец. Только что его нахлобучили с судьёй и сынком-домогателем, да и с собственными грешками юности. Партийный ловелас, бабник из ЦК, понимаешь ли… Но он не уймётся никак. Что за человек такой? Но, помимо вреда, что он нам приносит, здесь ещё и общественно-политический аспект присутствует. Люди же смотрят, как мы себя поведём. Если свои позиции сохраним и ещё дадим Устинычу по шапке, будем королями и пупами земли, а если уступим и прогнёмся, придётся идти нахрен и заниматься мелкими, практически бесплатными делишками и мышиной вознёй. Согласны?
— Идти нахрен? — со смешком уточняет Злобин и тут же начинает мотать головой. — Нет, идти нахрен я не согласен, ни при каком раскладе и ни при какой власти — ни при коммунистах, ни при буржуях.
— Вот, и хорошо, — констатирую я.
