Свободная территория России (СИ) - Богданов Александр Алексеевич (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
На лагерной вахте обеспокоенные неполучением известий охранники с облегчением вздохнули, заметив приближающуюся к воротам колонну заключенных. Сдерживая сторожевых собак, вохровцы вышли навстречу, готовясь к вечернему большому шмону. С каждым шагом приближающийся отряд был лучше им виден и меньше им нравился. Узники шли по шесть в ряд, поникшие и изможденные, с опущенными головами и еле волоча ноги. Как всегда не было слышно ни разговоров, ни смеха, ни песни, только вспышки застарелого, натужного кашля волнами перекатывались среди глухого шума надвигающейся людской массы. По обеим сторонам ее вышагивали с оружием наперевес конвоиры, обеспечивая порядок. Странно, что не доносилось привычного лая овчарок, но на то могла быть совокупность объяснимых причин и мелочь такую нетерпеливые стражники пропустили. Процессию возглавлял начальник ВОХРа майор Торчинский. Он был безоружен, молчалив, суров, сосредоточен и ни накого не глядел. На вахте было шестеро вертухаев; с недоумением всматривались они сквозь вчерашний хмельной угар в подходящих конвоиров, не узнавая в них ни своих соседей по казарме, ни приятелей по карточным играм, ни собутыльников. Пройдя через ворота, часть вооруженных повстанцев, прятавшихся в конце колонны, пустили в ход свои винтовки. Раздались щелчки одиночных выстрелов, трескотня автоматных очередей, крики боли. Сражение началось. Ослепленные ненавистью, мятежники с победным ревом бросились вперед. Кто-то на вахте забил тревогу, кто-то схватился за автомат, но тщетно — пули прошили охранников насквозь. Восставшие рыскали по лагерю, творя самосуд и сводя старые счеты с лагерной элитой. Злобная ругань и умоляющие просьбы заканчивались громом выстрелов, хрипом жертв и потоками крови; сотворив свое дело, толпа мчалась дальше. Они окружили казарму и, захваченные врасплох вояки, не долго думая вышли наружу с поднятыми руками. Повстанцы затеяли перестрелку с «попками» на наблюдательных вышках. «Попки» отбивались короткими меткими очередями, обе стороны несли потери, но вскоре сопротивление вохровцев угасло. Сдавшихся отправляли в барак зоны усиленного режима, трупы несдавшихся сваливали на телегу и отвозили в морг. Дежурство на вышках продолжили добровольцы. Лагерь был захвачен за несколько минут. «Куда подевалось начальство?» спросил Вождя Пилипенко, обшаривая со своей ватагой каждый кабинет в управленченском бараке. «Вечерами они всегда в поселке,» Глебов перезарядил свой наган. «Нам следовало бы арестовать их раньше, пока они не опомнились. Собирай хлопцев, потребуется большая сила. Мы пойдем туда двумя отрядами. Противника надо окружить и отрезать ему пути отхода в тайгу.»
В столовой в домике Волковых яблоку негде было упасть. Сидели на досках, положенных на табуреты, на стульях, на диване и все равно было тесно. Четырнадцать человек не могли уместиться за одним столом и потому принесли еще один — кухонный. Здесь находились знакомые нам люди: Волковой с женой и сыном-подростком, Евграф Денисович, его заместитель, со своей семьей, Ленинид Никодимов, Нинель Полторацкая и вся группа захвата в составе шестерых человек. Разложили простыни вместо скатертей и сразу стало хорошо и уютно. Угощенья, бутылки с водкой и вином громоздились перед гостями и не умещались в желудках. Всего было полно — икры паюсной и кетовой, жареных кур и гусей, колбас, сыров и оленьих окороков. Праздновали захват вражеских агентов, приезд московских гостей и просто новое знакомство. Елизавета Петровна, супруга начлагеря, была очень умной и практичной женщиной, ездила ежегодно в Москву за бюстгальтерами, трусами, чулками для себя и носками для мужа. У нее было верное, давнишнее знакомство в ЦУМе, где за баночку балыка или крабов она получала доступ к заветному дефициту. В глубине души в следующую поездку она рассчитывала остановиться у новых столичных друзей; не все же ей мыкаться по гостиницам для колхозников, где не всегда есть свободные койки. Сейчас старалась она своим гостям получше угодить. «Вот отведайте холодца свиного; сама вчера заливала,» обносила она блюдо по комнате и раскладывала куски всем желающим, не забывая передать им хрен, редьку и горчицу. Было дымно, шумно, жарко и весело. Пили за родину, пили за Сталина, пили за партию и за госбезопасность. У некурящей Елизаветы Петровны щипало глаза, першило в горле и немного кружилась голова, но она держалась. Еще раз налили, чокнулись, досуха выпили, закусили хорошенько и затянули незабываемую «Кони сытые бьют копытами Встретим мы по-сталински врага! «Не успев начать второй куплет, они услышали отдаленные звуки стрельбы; их пение оборвалось. «Что за дела?!» взревел Волковой, «Кто посмел?!» и на неверных ногах подбежал к телефону. Попусту он вслушивался в трубку, ему никто не отвечал. «Тревога, Евграф Денисович, бежим в лагерь!» Оба выскочили на крыльцо, за ними все присутствующие; изо всех сил всматривались они в мелькавшие в стороне лагпункта дымы и тени. Там был очевидный непорядок. На сторожевых башнях пульсировали язычки дульного пламени, слышался отдаленный стрекот автоматов и тявканье винтовок. Звуки тонули и затухали в пространстве белой ночи, далекие и неокрепшие. «Безобразие! Скорее туда! Вы оставайтесь в доме с детьми,» обернувшись к женщинам, коснеющим языком распорядился Волковой и помчался к месту своей службы, за ним едва поспевал его зам. «Ура! Вперед!» орали они, размахивая своими револьверами. Спотыкаясь, падая и поднимаясь, хозяева продвигались к цели. С крыльца покинутого ими жилища толпа гостей с беспокойством смотрела героям вслед. Жены их, не в силах заставить себя подчиниться приказу, сгрудились в дверях, прижимая к себе детей. «Мы должны узнать, что там происходит,» несвойственным ей высоким и властным голосом огласила Нинель. Она почти не пила и сохранила ясность мышления. «Ведь в лагере заперта наша добыча. Что угодно может случиться и потом опять ищи ветра в поле.» Решительным движением она вынула из сумочки свой Макаров и зажав его в правой руке отправилась вслед за ушедшими. «Кто со мной?» с оттенком превосходства обернулась она на мужчин. Никодимов и его молодцы беспрекословно последовали за бравой коллегой. Между тем Волковой и Евграф Денисович прошли уже полпути, когда неожиданно из ворот показалась голова повстанческого отряда. Их выходило больше и больше и, казалось, конца им нет. Разделившись на группы, они начали обтекать поселок справа и слева, окружая его и беря в «клещи». Они шли мерным шагом регулярного войска, выставив винтовки перед собой и целя в растерянных чекистов. Покачиваясь и протрезвев от страха, застыли хозяева лагпункта, глядя на приближающиеся шеренги. Уже можно было разглядеть горящие ненавистью глаза и услышать их свистящие дыхания. «Разойдись,» истерически взвизгнул Волковой и для острастки бабахнул поверх их голов. Будто не заметив, отряд ровно и уверенно надвигался. Не целясь Волковой расстрелял в атакующих всю обойму и вырвал револьвер у побледневшего Евграфа Денисовича, чтобы продолжить бойню. Вздымая желтоватые клубы пыли, повстанцы дали ответный залп. Нелепо взмахнув руками начальник и его зам упали, одному пули продырявили лоб, у другого застряли в горле; хрипя и задыхаясь, они умирали. Позади них столичные чекисты, ощетинившиеся своими пистолетиками, проворно отступили к дому и заперли за собой дверь. К ужасу Елизаветы Петровны они сбросили ее роскошное угощение на пол и поставили столы на попа, забаррикадировав ими окна, а дверь диваном. «Волковой произвел на меня очень хорошее впечатление, как он допустил такой беспорядок?» ворчал Никодимов, осматривая местность через щели в окне. «Откуда у з/к столько оружия?» «Понятно, что автоматы они отняли у охранников, но я спрашиваю — винтовки каким ветром занесло?» как тигрица в клетке, Нинель ходила взад и вперед. «Отгадку знают наши задержанные. Пойди и спроси их сейчас.» В отчаянии она схватилась за голову. «Ой, батюшки-светы, совсем запамятовала,» всплеснула руками Елизавета Петровна. «Муж мой еще в обед в Магадан звонил. Жаловался на какое-то восстание на руднике и подмогу требовал.» «Что ему ответили?!» хором воскликнули оперативники, раньше не слишком обращавшие внимание на дебаты пожилой женщины. «Он мне не сказывал, но ушел из дому чернее тучи,» добрая женщина отерла слезу концом фартука. «Вон он сейчас лежит на пригорке пустом,» язвительно заметил кто-то из группы захвата. «Помощи так и не дождался.» «Молчать!» прикрикнул на подчиненного Никодимов. «Всем продолжать наблюдение за обстановкой. Не подпускайте бандитов близко к дому. В случае чего стрелять без предупреждения.» Он обoрoтился назад к заплаканной хозяйке. Она стояла, прислонившись к стене, ни жива-ни мертва, леденея от ужаса, растерянная, не зная, что делать. За минувшие полчаса жизнь ее была вдребезги разбита. «Ценная информация, Елизавета Петровна; благодарю вас. Итак, Магадан был уведомлен часов 6–7 назад. Это значит, что помощь придет в любую минуту.» Он повеселел и заулыбался. «Нам только бы подольше продержаться,» подойдя к амбразуре в баррикаде, он выпустил пару пуль в близко подошедшего беспечного повстанца. Тот, завизжав от боли, побежал к своим, роняя за собой мелкие, но частые капли крови. «Выходите, а то мы вас подожжем,» со стороны мятежников угрожал чей-то сиплый голос. Они сформировали кольцо окружения и хоронились за дворовыми постройками и избушками по соседству. «Нет!» благим матом заорала хозяйка, с перепугу наступив на тарелку с красной икрой. «Не поджигайте! Здесь женщины и дети!» Ответом ей была беспорядочная стрельба. Чекисты были обученными людьми; они берегли патроны и отвечали редко, за исключением сына-подростка погибшего начлага. Из отцовского дробовика он вел огонь как умел, иногда поражая нападающих. Те из повстанцев, с опытом Bеликой Oтечественной войны, наслаждались битвой, возможно припоминая свое боевое прошлое; но хуже приходилось штатским, у которых кроме ненависти к советским ничего больше не было. Они получали ранения, гибли как мухи, но продолжали стрелять. Через короткое время ухоженный, аккуратный домик Волковых стал неузнаваем. Стеклянные и деревянные крошки покрывали внутренность комнат, они осыпали головы и плечи защитников и хрустели у них под ногами. Двери, стены и даже крыша были изрешечены. Жертвы на обеих сторонах были серьезные. Атакующих было больше и место каждого погибшего бойца занимал другой, но потери москвичей были невосполнимы. Персонал группы захвата был перебит, Никодимов стонал и истекал кровью, Нинель, присев на корточки, отстреливалась последними патронами. Уцелели только хозяюшка и ее подруга с дочкой. Стоя на коленях, Елизавета Петровна перевязывала плечо своего лежавшего на полу сына. Он тяжело дышал, но не выпускал из руки дробовик. Сопротивление защитников затихло, но белый флаг вывешен не был. Прошел час. Ободренные молчанием мятежники стали подбираться ближе и, немного поколебавшись, полезли в окна. Пораженные кровавым бедламом внутри, некоторых из них стошнило, но другим было нипочем; они насыщались найденным на кухне продовольствием. Трупы вынесли и разложили на дворе, пытаясь понять кто есть кто. Пилипенко допрашивал уцелевших женщин и узнавал подробности. Выгребя все съестное и спиртное из домика, отряд вернулся строем в лагпункт, захватив документы и пистолеты убитых. Из чекистов осталась одна, не получившая ни царапинки, Нинель. Подростка хотели было заключить под стражу, но мать его долго бежала за колонной и так плакала и умоляла, что парнишку отпустили на полдороге. Нинель, такой как она была в измазанном американском платье, порванных фильдеперсовых чулках и в бразильских «лодочках», отвели в ЗУР и заперли вместе со всеми. Полуграмотные и никогда не бывавшие дальше Восточной Сибири сокамерники поначалу дивились на диковинное красочное существо, нахохлившееся на верхних нарах. Симпатии или желания у мужчин она не вызывала; на нее перестали обращать внимание. Однако мысли чекисткой дамы были направлены на другое. Она не хотела замечать несколько десятков разнузданных охранников, шатающихся в полупустом бараке. Она вспоминала рассказ жены Волкового и обнадеживающую новость об отряде внутренних войск, посланный им на выручку. «Почему они медлят?» негодовала Нинель. «Сколько наших товарищей уже полегло,» сердито поджимая бесцветные губки, твёрдо повторяла она, «Ну погодите, я на вас в Москву нажалуюсь.»