Еще один баловень судьбы (СИ) - Васильев Николай Федорович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Когда Генри и Антон вошли, наконец, в паб "Чеширский сыр" (ютившийся в узком переулке и сам весьма небольшой), там толкалось довольно много народа. Антону сразу понравилось тепло, исходящее от небольшого камина с оградкой из железных прутьев (на улице же царила промозглая погода). Свободным был всего один табурет, на который Генри и усадил заморского гостя. Впрочем, бармен заметил этот недочет и принес из подсобки еще табурет, хоть и очень узкий. Генри заказал сразу четыре кружки с портером, а впридачу к ним два стейка из говяжьего антрекота с луково-картофельно-бобовым гарниром — ибо проголодаться новые приятели успели за длинную дорогу вполне.
Портер в восприятии Антона ничем не отличался от темного ирландского Гиннеса, имевшегося в любом приличном пивбаре Москвы, но, желая порадовать Генри, он пил его как райскую амброзию и потому, в самом деле, получил удовольствие. Еще большее удовольствие ему принесло поедание в меру прожаренного, сочного стейка. Гарнир они тоже подмели вчистую и стали еще оглядываться, чем бы закусить вторую кружку портера. Опытный бармен мигом понял требовательный взгляд Генри и передал им тарелку с фирменным сыром — вероятно, тем самым, чеширским. Впрочем, пить вторую кружку они уже не торопились, а стали цедить эль и смаковать сыр, показавшийся Антону очень вкусным.
Вокруг все говорили и гомонили без оглядки на соседей, а входная дверь иногда хлопала, впуская новых посетителей и выпуская прежних. Вдруг от двери раздался вскрик "Генри!", на который журналист поднял живо голову, улыбнулся и помахал приветственно рукой двум вошедшим джентльменам, пояснив Антону, что это тоже газетчики. Один из подошедших знакомцев Генри был высокий, худой и невозмутимый, другой напротив олицетворял жизнелюбие и отличался дородностью. Он и стал в основном говорить за всех в новообразованной компании, дополнительно воодушевившись, когда узнал, что витийствует в обществе французского дипломата. Вскоре Джордж (так он представился Антуану) доложил, что они с Винсом идут в театр Друри-лейн, но по дороге решили промочить горло кружечкой эля.
— Что за спектакль там будут представлять? — поинтересовался Антон.
— "Ночь ошибок" Голдсмита, но с современными переделками. А женщины по ходу пьесы там раздеваются почти догола!
— А можно ли еще купить билет на эту пьесу? — с подъемом чувств спросил Антон (вспомнив виденный им по рекомендации отца фильм с участием Олега Даля, Марины Нееловой и Константина Райкина).
— Не зна-аю… — ответствовал Джордж. — Пьеса эта идет, конечно, не первый день, но ажиотаж вокруг нее возник приличный. Впрочем, втридорога у перекупщиков всегда билет найдется!
— Ты как, Генри, не против туда сходить? — спросил Антон. — Билеты куплю, конечно, я.
— Мне вообще-то статью о сегодняшнем заседании парламента написать надо, — слабо возразил журналист.
— Ерунда! — воскликнул Джордж. — Сядешь за нее ночью и к набору успеешь. В первый раз что ли? Пошли, не разбивай компанию!
Глава сорок пятая. "Ночь ошибок" в трактовке театра Ройял
Возле Ройял театра на улице Друри-лейн, отгороженного от проезжей части металлической решеткой, толпилась публика, а на прилегающих улицах стояли многочисленные кареты. Когда четверка приятелей протолкалась ко входу в театр, Джордж поймал за рукав какого-то парнишку, тот привел к ним через пару минут солидного на вид мужчину, и Антон с Генри за несколько шиллингов стали счастливыми обладателями билетов на вечерний спектакль. Не мешкая, вся четверка прошла внутрь театра и, не сдавая верхней одежды в гардероб (не было в ту пору такой услуги!) пошла в партер в поисках свободных мест. Однако все скамьи там были уже заняты, и потому им пришлось отправиться в амфитеатр, где места нашлись (на третьем этаже, рядом с разнотипно одетыми лондонцами!). Впрочем, вид на сцену с их мест оказался сносным, а свои рединготы они сложили рядом, приобретя вполне светский облик.
Внутренность театра оказалась привычной Антону, лишь скамьи вместо кресел его раздражили. Он перевел свой взор на ложи, где красовались аристократы, и стал их по очереди осматривать, досадуя на отсутствие бинокля. Подивился, что некоторые дамы и даже кавалеры были в масках. Молоденькая дама в одной из лож показалась ему знакомой (дочь Элизабет?), но ложа эта была так далека, что сказать с уверенностью было невозможно. Рядом с ней сидел какой-то франт, снабженный лорнетом, который он поворачивал то влево, то вправо, и время от времени комментировал спутнице свои наблюдения.
Но вот из складок занавеса на авансцену вышел мужчина в старинной одежде и в парике, который весьма звучно объявил:
— Леди энд джентльмены! Сейчас труппа нашего театра представит на ваш суд самую известную пьесу мистера Голдсмита под названием "Ночь ошибок". Действие в ней происходит во времена, отдаленные от нас на 25 лет. За это время в Лондоне выросло новое поколение, которому одежды, понятия и даже слова того времени могут показаться архаичными. Поэтому мы взяли на себя смелость заменить вычурные выражения автора на более простые, а также осовременить поведение его персонажей. О том, как у нас это получилось, вы можете выразить свое мнение в конце спектакля: аплодисментами или свистом.
Тут занавес стал раздвигаться, а ведущий поспешил уйти со сцены, которая изобразила внутренность гостиной в доме сельского сквайра. В кресле зрители увидели хозяина лет шестидесяти, а перед ним женщину ему под стать с вызывающим выраженьем на лице, которая начала говорить:
— До чего вы упрямы, мистер Хардкасл! Кроме нас во всей Англии нет никого, кто не ездил бы изредка в Лондон стереть с себя ржавчину! Наши соседки мисс Хогс и миссис Грисби трутся там каждую зиму по месяцу и наводят на себя лоск!
Воистину! — взревывает мистер Хардкасл. — Трутся они там по месяцу, а набираются тщеславия и жеманства на целый год! В мое время столичные сумасбродства ползли к нам как улитка, а нынче летят быстрее дилижанса!
— Осточертели вы мне с воспоминаньями про то время! В итоге мы живем в старой развалине, которая смахивает на гостиницу — с той разницей, что никто в нее не заезжает!
— Но Дороти, вспомните: это было время, когда мы встретились и полюбили друг друга! Четверть века назад!
— Вечно вы меня старите, мистер Хардкасл! Мне было всего двадцать, когда я родила Тони от мистера Ламкина. Прибавьте к двадцати двадцать — сколько получится?
— Сейчас посчитаем: к двадцати прибавить двадцать… Ровно пятьдесят семь лет.
— Ложь, ложь! Тони еще не достиг сознательного возраста!
— И никогда не достигнет с теми мизерными знаниями, что он у вас получил.
— Это неважно. Ламкин оставил ему приличное состояние. На полторы тысячи фунтов в год он сумеет прожить и с теми знаниями.
— Его знаний хватает лишь на всевозможные проделки и озорство.
— Таков уж его нрав. Зато согласитесь, мой дорогой, у мальчика есть чувство юмора.
— Если прибивать к полу башмаки лакея, подражать в любой час суток иерихонской трубе и щекотать служанок почитается смешным, то да, юмор у него есть.
(За сценой раздается рев трубы).
— А вот и ваше любимое произведение, — с ехидцей говорит мистер Хардкасл.
В комнату, ухмыляясь, входит молодой повеса в верхней одежде и манит к себе мать.
— Тони, радость моя, куда это ты собрался?
— Меня ждут в деревне, в "Трех голубях".
— Так я и думал, — вмешивается мистер Хардкасл. — Трактир, давно насиженное местечко.
— Но Тони, — тревожится мать, — Подумай, в каком низком обществе ты проводишь время!
— Не такое уж и низкое: сборщик налогов Дик Маггинз, коновал Джек Слэнг, шарманщик Аминадаб и жонглер Том Твист. Все парни при деле, с откровенными бездельниками и пьяницами я не вожусь. Но ма, мне нужно немного денежек…
В общем, пьеса в исполнении артистов Королевского театра Лондона вполне увлекла Антона Вербицкого, побывавшего во многих московских театрах и видевшего различные изыски: от Виктюка до Богомолова. Здешние артисты глубоко вжились в свои роли и буквально жили на сцене, заставляя поверить в реальность происходящего и своих зрителей — несмотря на глубокую социальную разницу между ними.
