Фантастическое приключение городского лучника (СИ) - "Сергей serdobol" (книги TXT) 📗
— Скажите Бурей, а что, свеи лютуют? — С надеждой спросил я наобум, припоминая название шведов.
— Бывает. Оттяпают кроху нашей землицы, пыжатся, зазнаются. Всё им мало, всё не уймутся. Ну да приде время и на них управа будя. Ныне свея только ленивый не бьеть.
— А на Неве их не бивали, не слыхал?
— На Неве? — Задумался дед, — не, не слыхал.
Меня начало колбасить. Что ж выходит, я влип в историю раньше 1240 года, то есть, до невской битвы со шведами?
Захотелось курить. Я вспомнил соседа, который второй год, ремонтными шумами, создавал уют и себе и мне. Это было так здорово, так чудно. Вспомнился Вовка Пятёркин, к которому я так стремился и не попал. Похоже, о сигаретах пока лучше забыть. Тут за куренье колдовство пришить могут и на костёр отправить. Рука в кармане самостоятельно разжалась, отпустив пачку сигарет. К домам шли молча. В нутрии меня, моё естество твердило что этого не может быть.
— Ты не хворый паря? — Спросил Бурей. — Бел как мука.
— Не дед Бурей не болен, просто устал малость. — Ответил я, а сам подумал, что, пожалуй, надо побеседовать с психологом.
Бычьи пузыри на окнах домов, причем, вполне современных рубленых домов, вгоняли меня в истерику. Появился Добряшка и ещё какой — то бородатый, очень крепкий мужик. Я не знал, что говорить и когда меня повели к двери какого-то строения, кто-то долбанул меня сзади по голове. Теряя сознание, я успел запомнить, как меня уложили на сено и всё…
Встреча.
Провалялся я не долго, во всяком случае, мне так показалось. Голова болела. Открыв глаза, увидел только сено. Сел. Какая-то соломинка ткнулась в порезанный палец, рука рефлекторно дёрнулась и с моих губ слетело шипенье.
— Во я попал! Ядрёна корень!
Маленькое окошко на уровне человеческого роста давало не много солнечного света, но этого хватало, что бы рассмотреть помещение, в котором я находился. Этим помещением был обычный бревенчатый сарай.
Потирая затылок, подошёл к двери, толкнул.
— Заперли клоуны ряженые! — Задохнулся от негодования я.
Расставив руки в стороны, покрутился на месте, поискал глазами рюкзак. Нету, забрали. В голову опять полезли дурные мысли. А что если эти психи меня в жертву принесут? Недаром же у Бурея, или как его на самом деле зовут, на шее всякие костяшки висели.
Проверил карманы, там всё на месте.
— Ну, вот тебе и кирдык! — Сказало внутри меня.
Мысли лихорадочно забегали:
— Не-е-т, живым не дамся. — Прошипел я, прикуривая сигарету.
Немного подумав, достал складной нож, затянулся и, выпуская табачный дым, отрешённо взглянув на лезвие, потрошившее до этого только рыбу, подумал, что вот и настала очередь человеческого мяса. От этой мысли всё внутри похолодело. Начало тошнить. Я глянул порезанный палец. На нём была маленькая кровавая точечка, растревоженная случайной соломинкой. Я сотворил кукиш, сжал его, красная капля набухла и скатилась на сено.
— Во вам ребята. Меня так просто не возьмёшь!
Палец тут же оказался во рту, и бесноватые мысли начали приобретать смысл. Для начала нужно выбраться от сюда, да брёвна ножичком не перепилишь и башкой не прошибёшь. Задрав голову, я начал изучать потолок. Потолка как такового не было. Вместо него поперёк помещения лежали две бревенчатые балки, а над ними, сходилась скосами ввысь, двускатная крыша. Всё было построено из дерева и это открытие давало шанс выбраться через кровлю.
Ухватиться за балку подпрыгнув? Не, не получится, ибо толстовата, но взобравшись на нее, я мог рассчитывать на побег через крышу.
Все обезьяньи попытки влезть на потолочные перекладины ни к чему не привели кроме усталости. Я сел на земляной пол и начал скисать… Пол! Он земляной!
— Подкоп! — прошептал я и превратился в землекопа.
Разочарованию не было предела. Старые венцы уходили в землю, а на сколько, то одному богу известно. Уставший, испачканный в земле, одолеваемый мыслями о неизбежной кончине я искал выход, облокотившись о стену сарая, и разговаривал сам с собой с закрытыми глазами.
Одно моё «Я» сказало:
— Ну что, Монтекристо пластилиновый? Не можешь даже из деревянного сарая вылезти, а узник замка Ив в камне дыру проделал.
Другое «Я» ответило:
— Тык он с направлением лоханулся и попал к соседу измученным и в истлевшем рубище, а копал двадцать лет.
Глаза радостно открылись:
— Рубище, одежда! Вот выход.
Штаны с курткой были сняты и связаны, а после успешно перекинуты через балку. Немного покорячившись, я взобрался на заветную перекладину и первым делом, развязав одежду, начал натягивать изрядно помятую куртку. Ликуя от счастья приближающейся свободы.
Мой слух не сразу различил приближающиеся на улице голоса:
— Успокойся Ладушка, нешто Горын не знает, как по темечку приголубить? Чай не первый год куёт, и завсегда удар рассчитывает. — Увещевал кого-то голос Бурея.
— Хоть и ведун ты Бурей, а всё одно как все мужики телёнок. Зачем велел Добряшке Горына предупредить? У того ж силища бычья. — С переживанием и аханьем звенел, отчитывая Бурея, женский голос. — А вдруг у него, как говорит Володимир, «крыша поедет»?
— Да я легонько, полешком в кожу завёрнутым. — Винился третий, басистый, густой голос. — Ни куды крыша его не денется. У Володимира же не делась, а наоборот поправилась. Он давича сам говорил…
От этих слов я оторопел:
— «Крыша поедет»? Да это ж современное выражение! Выходит, я дома, в две тысячи тринадцатом? Ну, слава богу! Хоть какое-то облегчение.
В этот момент двери распахнулись и в сарай зашли Бурей, бородатый коренастый мужик и миловидная женщина. Одежда их была в одном стиле, в средневековом.
— Ну и иде он горемычный? Куда гостя дели пни косматые? Ох, да он нору копал, хотел землёй уйти сердешный. — Причитала женщина.
У меня опять помутилось в уме, и я крепче ухватился за балку, чтобы не брякнуться под ноги своих похитителей. Нападать у меня уже не было желания. Хотелось убедить себя в том, что это всё дурной сон и побыстрее проснуться. На звук моего шевеления все трое повернули головы.
Глаза их расширились. Я потом представлял себе эту картину:
«Сидит на корточках, под крышей, мужик тридцати шести лет от роду, сидит на балке ухватившись за неё же, измазанный в земле, без штанов, но в куртке и в ботинках, глаза бешено-перепуганные, в руке небольшой ножичек. Жуть! Тут даже психиатр не сразу диагноз поставит».
— Точно, крыша поехала! Доигрались, лешаки бородатые! — Жалобно промолвила женщина.
— Владушко, соколик, ты, что там творишь? — Спросил Бурей тихим и добрым голосом.
В голове всплыл ответ из мульта «Жил был пёс»:
— Птичку ловлю. — Оторопев, съехидничал я, вытаращив глаза.
— Вот Горын, зри деяния рук своих. — Всплеснула женщина.
Коренастый бородач попятился:
— Не может того бысть Ладушка. Да я ж его легонько… да как жа так?
К уговорам, ласково, подключился Бурей:
— Ты слязал бы Владислав, бо неча как циплок на насесте сидеть. Пойдём в дом, молочка попьешь, каши поешь, хош ушицы щучей, а хош говяжьей. Чай солнце за полдень, пора и трапезничать.
Тон моих собеседников подействовал успокаивающе. Моё тело, чувствуя усталость, само спрыгнуло вниз и больно саданулось задом о земляной пол.
Сидя на земле и таращась на, участливо присматривающихся ко мне, людей я тихо спросил:
— Люди добрые, какой сейчас год?
— Шесть тысяч шесть сот восемьдесят восьмой от зарождения мира. — Произнёс степенно Бурей.
— А по вашему, тысяча сто восьмидесятый, от рождества Христова. — Добавила Женщина улыбаясь.
— По чьему "по-нашему"? — Отрешённо спросил я.
— По твоему, с Володимиром. — Уточнил, улыбаясь бородой и глазами, Горын. — Порядок у тебя видать с головой. — Порты то одень — уже веселее усмехнулся он.
— А кто такой Володимир, у которого крыша поправилась? — С безразличием спросил я, натягивая штанину.
— Так друг твой, который тебя и пригласил, — а я жена его Лада, — улыбнувшись, ответила женщина.
