Кайа. История про одолженную жизнь. Том 2 (СИ) - Иванов Александр Анатольевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗

Несмотря на то, что этот мир весьма самобытный, здорово отличающийся от моего прошлого, технологически они идут примерно в одном направлении.

Этот мир, отставая и, порой, весьма существенно, по одним технологиям, в других же, наоборот — находится на одном уровне или даже обгоняет.

— Скажите, Федор Никифорович — очень тихо обратился я к своему адвокату, наблюдая параллельно за тем, как «техник Первого класса» вытаскивает из саквояжа и складывает на столе, некие «лучшие части» от того аппарата, что стоит передо мной, — а Суд учитывает, при вынесении своего решения, данные полученные от этой системы?

— Сами по себе, отдельно от иных доказательств, результаты этого исследования не могут быть основой для вынесения судебного решения или приговора, но! в том случае, если против подозреваемого в совершении преступления имеются хотя бы косвенные улики, то Суд вполне может, исходя из данных Полиграфа, признать человека виновным в преступлении. Либо — невиновным, опять же, при отсутствии неоспоримых доказательств вины, если Полиграф подтверждает слова подсудимого. То есть, отвечая на твой вопрос, могу сказать, что хоть и с недавних пор, но да, Суд учитывает данные, полученные с помощь этой системы.

Ну что сказать, раз эта самая Коллегия Верховного Суда одобрила применение этой системы, а у меня нет никаких оснований считать, что там сидят идиоты, и Суд, при вынесении своего вердикта, учитывает ее данные, то стало быть, эффективность ее работы приближается к ста процентам, а раз так, то принимая во внимание, что я не знаком с этой системой и не тренировался в противодействии ей, а также слабое еще «знание» собственного тела, то вероятность успешного прохождения мною этого исследования — незначительна и единственная гарантия того, что в этой игре я не проиграю — не играть вовсе.

Все-таки тот или те, кто совершал в меня этот «выстрел», хоть и стреляли они «наугад», в надежде на «а вдруг», делали это с уверенностью в том, что если это «а вдруг» будет действительно иметь место быть, выкрутиться у меня шансов не будет.

И тут в моей памяти всплыл «преподаватель», один из многих, что были в «пионерском лагере», весьма колоритный старикан, по молодости явно бывший отнюдь не «положительным персонажем».

— Если серьезные люди, юноша, проводят в отношении тебя серьезное следственное мероприятие, в рамках уголовного дела, по которому тебе смогут «пришить» солидный срок — говорил мне старикан, — постарайся любыми средствами, как угодно, превратить происходящее в фарс! В цирк! Это вполне может помочь «обесценить», либо же сорвать данное мероприятие. Лучше показаться клоуном, юноша, чем оказаться заключенным…

Затем дедок появился в моей памяти вновь, с новым наставлением:

— И не позволяй следователю взять тебя на «понт»! Тебе будут «вешать на уши», что им уже все известно и что твое признание вины — лишь формальность. Не признавай тут же своей вины, это сделать всегда успеется, а коли будешь стоять на своем, то вполне вероятно, что «пойдешь», если до этого, вообще, дойдет, по гораздо более «легкой» статье и получишь куда менее суровый «срок».

Я взглянул на бывшую «мачеху», которая, сидя в углу комнаты, вместе с моей «тетушкой», неотрывно и как мне показалось — «не мигая», смотрела на меня.

Могла ли она сама, либо вместе с моим бывшем «папаней» организовать подобное? Запросто! Даже, если не брать в расчет их нелюбовь, если не сказать ненависть, ко мне, то я, учитывая отсутствие собственных детей, у моих «новых» «папы с мамой», являюсь тем инструментом, который потенциально может лишить моих родственников Наследия Семьи, а стало быть, любой из них лично заинтересован в том, чтобы со мной приключился какой-нибудь, желательно фатальный, «несчастный случай».

Хотя я почти уверен, что «фракций» внутри Семьи нет и каждая отдельная «ячейка общества», созданная родственниками, борется с другой такой же, за статус будущего Главы и всего того, что к этому статусу прилагается.

Я поначалу думал, что та история с запрещенной литературой — дело рук «мачехи», особенно, когда стало очевидным, что готовившаяся на Балу против меня провокация — дело рук одной из ближайших родственниц нашей Семьи. Но поразмыслив как следует, отринул эту мысль, как практически невероятную, ибо при удачном исходе провокации с журнальчиком, под удар попадал бы не только я, но и Семья, а это непременно отразилось бы, в том числе, на ее собственных детях, а на это, моя бывшая «мачеха», при всей своей нелюбви ко мне, не пошла бы ни за что!

А это значит, что та самая «супруга брата супруги моего бывшего «папани»», играет в некую свою «игру», не считаясь с бывшим «папенькой» и «мачехой», исходя лишь исключительно из каких-то собственных интересов.

Так что, к моему сожалению, «стрелять» в меня мог кто угодно из моей Семейки, и, возможно, даже не только из нее.

Самый настоящий «гадюшник»! И для меня было бы полезно этих двух «гадюк» стравить между собою, наблюдая в сторонке, не без удовольствия, за тем, как они сожрут друг друга.

Ладно, всему свое время, сейчас самое главное — допрос.

Тем временем, «техник Первого класса», разложив на столе все то, что хотел, сказал:

— Барышня, встаньте, пожалуйста, для того, чтобы начать мероприятие, необходимо надеть на вас специальные приспособления.

— И кто будет на меня их надевать? — поинтересовался я, вставая, — Вы?

— Конечно, кто же еще? — удивленно ответил техник

— Федор Никифорович, — обратился я к адвокату, сделав чрезвычайно надменное выражение лица, — я категорически возражаю против того, чтобы меня касался посторонний мужчина!

— Простите барышня, вы в своей праве, конечно, — первым на мое восклицание отреагировал Следователь, который, затем, повернув голову в сторону полицейской дамы, продолжил, — Ольга, помогите нам, пожалуйста.

Следующие несколько минут, полицейский психолог, выполняя указания техника, надевала на меня и крепила различные датчики, после чего, меня попросили сесть на место и когда я уселся, на мою голову водрузили последний элемент Полиграфа — некий «полушлем», включающий в себя большие, скрывающие половину лица, слегка затемненные очки, как у летчика-истребителя, напичканные, судя по всему, какой-то электроникой, со встроенным источником очень слабого и мягкого света, совсем не раздражающего, который освещал мои глаза. А также наушники, открытого типа и микрофон.

Когда с этим было закончено, психолог с техником уселись на один диванчик и последний начал «колдовать» над своим ВЭМом, а несколько минут спустя, закончив, отрапортовал:

— Господин подполковник, все готово к началу «установочных» процедур и созданию психофизиологического профиля свидетельницы.

Кивнув технику, Следователь спросил у адвоката:

— Свидетель готова?

— Я готова, — сообщил я адвокату, о чем тот проинформировал следователя, подписав какую-то бумагу, которую подписала, как мой опекун, также и «матушка»

— Тогда разъясняю свидетельнице порядок установочных процедур, — обратился ко мне Следователь, — сейчас вы прослушаете несколько десятков слов, в процессе чего, вы должны спокойно сидеть, не совершая резких движений, разговоры, при этом, вести нельзя, вам понятно?

— Да, — ответил я

— Хорошо, — сказал тот и отдал распоряжение технику:

— Начинайте.

Я ожидал, что, как это случалось обычно, будут использованы, так называемые установочные вопросы, вроде: Как вас зовут? Сколько вам полных лет? Где вы родились? И так далее.

Однако же тут данное исследование проводилось иначе, нежели там и в моих наушниках, разными голосами и интонациями, раздались просто отдельные слова, носящие ярко выраженный эмоциональный окрас, вроде: преступление, наказание, любовь, смерть, дружба, папа, мама и так далее.

Всего я прослушал около сотни, повторяющихся иной раз, но сказанных другим голосом, с иными интонациями, слов.

Затем, когда установилась тишина, ко мне вновь подошла психолог и отсоединила от «полушлема» наушники, оставив очки и микрофон.