Засечная черта - Алексеев Иван (электронные книги без регистрации TXT) 📗
– Миледи, сэр Томас с дюжиной своих слуг – головорезов врывается в наш дом! Слышите! – Он дрожащей рукой указал на входную дверь, уже выбиваемую снаружи мощными ударами какого-то тяжелого предмета.
Разик нахмурился:
– Дюжина? Многовато. Придется валить их всерьез. Джоана, насколько я помню, по законам Англии защищаться в своем собственном доме ты можешь любыми средствами, и ворвавшиеся в частное жилье личности могут быть уничтожены без суда?
Джоана кивнула.
– Быстро прячьтесь в комнатах, а мне придется повоевать.
Разик стремительно сбежал вниз по лестнице в холл, выхватил из ножен саблю и встал сбоку от двери, которая вот-вот должна была рухнуть под напором осаждавших. Но прежде чем полусотник вступил в схватку, перед его глазами внезапно возникла на мгновенье лесная дорога, пересекавшая ее речушка с топкими берегами и бревенчатый мостик, перекинутый через нее. Здесь он со своим десятком и лучшим другом Михасем, служившим под его началом в звании головного, вот так же готовился принять бой с превосходящими силами противника.
Позиция их была очень удачной, именно поэтому Дымок, начальник отряда, выполнявшего особое задание по сохранению национального достояния России – царской библиотеки – и предотвратившего ее вывоз за границу, выставил первый заслон именно здесь. По его расчетам, на преследование отряда с бесценным грузом Малюта Скуратов мог бросить не менее трех-четырех тысяч опричников и стрельцов.
Опоры моста были уже подпилены и заминированы. Бойцы, расположившись в естественных укрытиях, изготовили мушкеты к стрельбе. Разик тоже лежал за небольшой кочкой, намотав на ладонь тонкий прочный линь, протянутый к мине, установленной на опоре, и соединенный с кремниевым замком, искра которого должна была воспламенить пороховой заряд.
Авангард колонны преследователей показался из леса примерно через час после того, как десяток встал в заслон. Они неслись широкой рысью, плотным строем в колонну по три, держа пики и сабли на изготовку. Разик лишь усмехнулся, взглянув на это бесполезное в данной конкретной ситуации холодное оружие, грозный блеск которого, по-видимому, возбуждал в его обладателях уверенность в собственной силе и храбрости. Когда первые три или четыре шеренги всадников влетели на мост, десятник, резким движением отведя вытянутую руку далеко в сторону, дернул линь. Короткий мощный грохот прокатился по речушке, вспугнув стаи болотных птиц. В дыму и пламени исчез и сам мост, и находившиеся на нем опричники. Дернулись в разные стороны, вскинулись на дыбы, сбрасывая седоков, кони, оказавшиеся в момент взрыва перед самым мостом. Голова колонны, уже вытянувшаяся из леса на открытое пространство, потеряла стройность, шеренги перемешались, сбились в кучу, представлявшую удобную мишень.
– Огонь! – скомандовал Разик, и десять мушкетов дружно выплюнули свинцовую картечь, врезавшуюся в самую гущу растерянных обескураженных врагов.
Паника усилилась. Давя друг друга, горе-вояки ринулись назад, в лес, оставив на дороге, на поляне перед мостом многочисленные трупы людей и лошадей. Там ржали и бились, пытаясь встать, раненые кони, дико орали раненые опричники, брошенные своими дружками на произвол судьбы.
Но Разик и все бойцы его десятка прекрасно понимали, что это был лишь кратковременный успех, вызванный фактором внезапности, и им вскоре предстоит нелегкий бой. Главной их задачей было задержать врага как можно дольше, чтобы дать время отряду с тяжелым обозом оторваться от погони.
Тактика дальнейших действий противника была примерно ясна. Однако она в значительной степени зависела от опыта и профессионализма командиров. Среди опричников, несомненно, были достаточно опытные полководцы, например те же Басмановы или князь Вяземский. Но все же они больше привыкли к резне беззащитного мирного населения собственной страны, нежели к упорной и жесткой войне с хорошо подготовленными отважными бойцами. И опричники сделали то, что соответствовало их привычкам и ухваткам, то есть поперли напролом в надежде на свою удаль и трусость тех, кто рискнул оказать им сопротивление.
Толпа всадников с гиканьем и свистом вновь вылетела из леса и попыталась форсировать речушку с ходу. Но кони вязли по колено в топкой пойме, передние мешали задним, а лешие, конечно же, незамедлительно, не жалея боеприпасов, открыли беглый огонь. Они вновь уничтожили больше трех десятков опричников, и те опять откатились назад, в лес, потеряв не только часть личного состава, пусть сравнительно небольшую, но и самое главное – драгоценное время.
Теперь противник, убедившийся, что наскоком заслон с позиции не сбить, наверняка станет его выдавливать всей массой, начнет медленное, но верное наступление пешим строем. Действительно, вскоре на дороге и на опушке леса замелькали красные кафтаны, и, разворачиваясь из колонны в плотные шеренги, с пищалями на изготовку, стрельцы двинулись к реке. Пологий береговой склон давал численно превосходящему противнику огромное тактическое преимущество. Несколько шеренг могли стрелять одновременно, не с колена, не с руки, а прямо с подпорок, поскольку каждая задняя шеренга находилась выше передней.
Десяток Разика был накрыт мощным прицельным огнем. Залп следовал за залпом, лешие палили в ответ и несли потери, поскольку под градом пуль невозможно было безнаказанно поднять ни голову, ни руку. От их огня падали стрельцы, но на место упавших в шеренгах тут же вставали другие, подходившие сзади, по-видимому подгоняемые угрозами и саблями опричников, привычно прятавшихся за чужими спинами.
Передние шеренги уже вошли в реку и брели по колено в воде. Заслон, который практически выполнил свою задачу, был обречен. Один дружинник лежал неподвижно за невысоким, наспех сделанным бруствером, будто мирно спал, обняв мушкет, как в детстве обнимал любимую игрушку. Серо-зеленый берет свалился с его русой головы, и на светлых волосах запеклись темной кровью сразу два входных пулевых отверстия. Еще трое бойцов получили тяжелые ранения. На легкие раны, имевшиеся практически у всех, попросту не обращали внимания. У самого Разика была прострелена левая кисть и правое плечо. Превозмогая боль, десятник бросил быстрый взгляд на солнце, уже наполовину закатившееся за вершины деревьев, и скомандовал:
– Готовимся к отходу! Даем последний залп и сразу в лес! Выносим раненых и убитого. Михась, прикроешь отход, тебе оставим все гранаты и пистоли. Продержись минут десять, брат! И беги, Михась, беги! Уводи их от нас, ты сможешь!
Дым от мушкетного залпа на пару секунд скрыл дружинников от взоров нападавших, позволил им совершить быстрый рывок в спасительный лес и укрыться за стволами деревьев. Разик, которому наспех перевязали раны, бежал что есть сил и слышал, казалось, лишь свое хриплое надрывное дыхание. Но глухие раскатистые взрывы бомб, прогремевшие через две-три минуты, конечно же, отчетливо донеслись до его слуха. Затем еще через пару минут он различил характерные сухие хлопки пистолей...
Дверь рухнула, и толпа вооруженных людей ворвалась в холл. Разик ощутил прилив дикой ненависти и злобы, ему почему-то представилось, что это те же опричники, нагло уверенные в своей силе и безнаказанности, которые убили Михася и теперь домогаются его невесты. Тремя ударами сбоку и со спины он заколол троих, прежде чем остальные заметили его и развернулись навстречу. Разик стремительно двинулся вдоль стены овального холла, прикрывая спину и как бы убегая от численно превосходящего неприятеля. Как он и рассчитывал, некоторые из нападавших, находившиеся сзади и сбоку остальных, инстинктивно дернулись ему наперерез, и непосредственно против него осталось всего четверо или пятеро. Неожиданно резко остановившись, дружинник круговым движением сабли отрубил кисть ближайшему противнику, одновременно отбил направленные на него клинки и тут же, используя контрподкрутку взведенной, как пружина, руки, нанес неожиданный рубящий удар снизу вверх. Рухнул на мраморные плиты холла еще один противник, а Разик прыгнул вперед, в брешь, образовавшуюся в шеренге нападавших, и, приземляясь, почти не глядя, рубанул саблей за спину наотмашь. Даже сквозь громкие яростные вопли растерянных врагов было отчетливо слышно, как глухо ударилась об пол отрубленная голова.