Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич (читать хорошую книгу полностью .TXT, .FB2) 📗
— А князья-то, князья? Шуйские? Фёдор же царём будет, а кто у него царица?
— Годунова Ирина, — вздохнул и сказал Попаданец.
Царь нахмурился.
— Это из рода того Годунова, что у Василия, брата моего, служит при дворе?
— Племянница его, — подтвердил Фёдор. — А царём Брат её станет.
— С чего вдруг? Он же безродный?
— Ну… Ирина же царица осталась, но от престола отказалась и спряталась в монастыре. Он тоже к ней «присоседился», а потом его Земской Собор избрал.
— Земской Собор избрал?
— По предложению патриарха.
Иван Васильевич напрягся.
— Какого патриарха? Константинопольского? Он в Москву приехал?
— Московского и всея Руси Патриарха.
— Свят-свят-свят, — осенил себя крестным знамением государь. — Откуда свой патриарх-то на Москве?
— Твой сын Фёдор и Ирина смогли уговорить Константинополь признать православную церковь и учредить патриаршество в России.
— Господи — Вседержитель, спасибо тебе! — с пиететом произнёс Царь Иван и снова несколько раз перекрестился. — За это всё прощу, царю безродному. Бог им судья. Спасибо тебе, Федюня, за вести добрые! Вот порадовал, так порадовал. Теперь и помирать можно!
Фёдор аж опешил от такого эффекта.
— Э-э… Ты чего, Иван Васильевич. До этого ещё дожить надо и постараться, чтобы так и произошло. Я же тебе и говорю, что удержать надо настоящее, чтобы оно стало будущим.
— Держи, Федюня! Держи это настоящее! И меня держи. Чтобы, понимаешь, сказку сделать былью, понимаешь! — сказал царь почти словами известного в будущем киногероя.
И Фёдор сильно удивился такому совпадению. Ему даже показалось, что он участвует в художественном фильме: то ли «кавказская пленница», то ли «Иван Васильевич меняет профессию». Попаданец даже головой потряс, чтобы снять накативший на него морок.
— Я, государь, сначала боялся подходить к тебе по поводу болезни царицы. Грешным делом думал: «умрёт, так умрёт». Опасался, что и остальное будущее изменится. Жалко Ивана, что не станет царём, но… А вдруг, если станет, то не договорится с Константинополем. Понимаешь?
— Теперь я понимаю тебя, Федюня.
— А потом не выдержал, и стал пытаться лечить царицу и когда срок смерти её минул, даже испугался, что у меня получилось изменить историю, но продолжил лечить.
Фёдор замолчал, сокрушённо уставившись в узор красно-желтого ковра, лежащего на полу.
— Но не судьба, — выдохнул он и, подняв глаза, наполненные слезами, продолжил. — Но я тогда так напугался, что может всё измениться, что не хотел тебе ничего говорить. Слов не имел. И случай не подворачивался.
Царь саркастически хмыкнул.
— Да, уж… Сегодня случай представился. Чуть царя вообще не убил. Вот тебе бы была история! Сказочная история. Чем дальше, тем страшнее.
Царь замолчал, изображая на лице озабоченность и размышления. Он то хмурился, то кривил губы, то улыбался или растягивал уголки губ в разные стороны. Короче, играл лицом. Фёдор молчал и ждал вопросов. Вопросы у царя нашлись.
— «Всё-таки последовательный был царь Иван Васильевич Грозный, — подумал Попаданец, услыша вопрос. — И умный. Хотя, почему был? Вот он перед глазами, как живой!»
— А кто после поляков-то в цари вышел? Нашли достойного?
Фёдор кашлянул, покрутил головой, шеей, почесал затылок.
— Ты ещё жопу почеши, Федюня! — хмыкнул государь. — С царём ведь разговоры разговариваешь, а ведёшь, как на конюшне перед мерином, не зная с какой стороны седло надеть. Говори давай! Не томи!
— Я, государь, — соврал Фёдор, но не совсем, ведь будучи Патриархом Московским и всея Руси, он был соправителем своего сына Михаила Романова.
— Что? Слушаю, говори!
— Э-э-э… В смысле, э-э-э, я стал царём. По решению Земского Собора, государь.
— Что⁈ — не то удивился, не то возмутился Иван Васильевич. — Ты-то каким боком к трону оказался?
Попаданец хотел пошутить, сказав: «Стреляли…», но не посмел.
— В плену я польском был, потом вырвался, собрал ополчение и изгнал поляков из Москвы. Вот за это и избрал народ, — врал Попаданец, не краснея, ибо искренне считал, что доведись, и соберёт, и изгонит.
— О, мля! Вот это денёк сегодня! Доживу ли⁈ Или сердце лопнет? Федюня, матерь Божья — царь! Здрасти, приехали! Дай воды попить. Пересохло в горле. Можно воду.
— Только с вином. Сейчас разбодяжу.
Фёдор быстро отошёл к окну, на котором стояли разные напитки в серебряных кувшинах с крышками, и, пользуясь случаем, перевёл дыхание, незаметно вытерев выступившую на лбу испарину. Налил в кубок какого-то взвара (он даже не удосужился глянуть, какого), плеснул туда же спирту и, вернувшись, к кровати, протянул кубок царю. Царь скривился.
— Отведай.
Фёдор удивился.
— Ты думаешь, что я хочу тебя отравить?
Царь потупил глаза, скривился и отвёл взгляд.
— Отведай.
— У-у-у, — «проучал» Фёдор. — Вышел, значит, я из доверия? Ну-ну…
Он дернул головой влево.
— Да, уж. Ну, ладно.
Попаданец попробовал получившийся напиток и удивился.
— Вкусненько. Отличный коктейль!
Он большими глотками выпил всё спиртово-смородиново-малиновое великолепие, довольно крякнул и снова направился к окну. Сделав ещё одну порцию напитка, он снова вернулся к царю и протянул тому кубок.
— Отпить, спросил он у царя.
Иван Васильевич взял кубок и сказал:
— Хрен тебе! Совсем ты берега попутал, Федюня.
Царь сначала попробовал, а потом продолжил пить из кубка пока всё не выпил.
— Действительно вкусно. Отличный товар, Федюня! Я разбавлял вино, что ключница варит, с взварами.
Царь скривился и покрутил головой.
— Гадость. А у тебя нет вкуса преисподней. Этой… Серой не воняет.
— Правильно! Я же спиритус через угольно-медный мешок прогонял. Специальную сетку кузнецам заказывал.
— Вот умелец, — «повеселел» самодержец. — Ну и как мне тебя убивать?
— А зачем? — удивился Попаданец.
— Да, как зачем? Какой из тебя царь⁈
— И-и-и, — Фёдор икнул. — Извините.
Он покачал перед лицом царя Ивана пальцем.
— Оч-ик! Да, что такое? — возмутился икоте Фёдор. — Очень приличный царь, между прочим, получился. Всех, между прочим, нагнули. И своим, и чужим. Не сразу, конечно. Я у тебя многому научился. Э-э-э… Научусь… Ик! Да, екарный бабай! Я же говорю! Польшу — раком!
Фёдор махнул обеими руками себе за спину, как лыжник, бегущий классическим стилем.
— Шведов! Ха!
Ещё один взмах.
— Крымского хана! Ха!
Взмах.
— Э-э-э… Кого ещё?
В голове у Фёдора зашумело.
— Что-то я, кажись, надрался. Переборщил я тебе со спиртом, кажись.
— Во-во! Я же говорил, отравить хотел. Сейчас посмотрим, как ты после такого кубка? Я-то привыкший, ха-ха. А ты, я видел, и пиво то едва пригублял н а братчине. А тут спиритус.
Государь поднял палец вверх. Вдруг он будто что-то вспомнил.
— Подожди, а что ты про беглецов говорил? Про Бельского Ивана, — да? Про Курбского Андрея? Про Вишневецкого Дмитрия? К полякам сбегут и станут против меня воевать?
— Сбегут и станут воевать, — кивнул головой Фёдор. — Вели у Бельского обыск сделать. Найдёшь королевские охранные грамоты. У Курбского не ищи. Тот так уйдёт. Прямо из Литвы.
1 — Карлук — клей из воздушных пузырей рыб осетровых пород.
Глава 4
— Андрюшка Курбский? Не верю. Это друг мой! Навет! Не верю!
— Не верь, — безразлично сказал Попаданец. — Мне, чем больше останется по-старому, тем меньше переделывать. Ведь беда в чём? Вот казнишь ты сейчас Курбского, а из-за этого некому будет победить поляка князя Полубинского, а потом ты без него вдруг проиграешь битву за Полоцк. Хотя может и к лучшему его убрать сейчас. Не потеряем пятнадцатитысячное войско под Невелем, а Полоцк и без него возьмём. Вот так со всеми. Каждый ведь до своего побега какую-то пользу тебе принесёт. Вишневецкий черкесов «христианизирует» и ещё много полезного бы сделал, если бы ты не гнобил его. Хотя, конечно, его желание захватить Крым, нам не очень полезно. И он не ушёл бы, если бы ты этим летом не выдал его перемещения Османам, сообщив начальнику гарнизона Кафы о том, что Вишневецкий готовит на них нападение. Так ведь?
