Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей (полные книги .txt, .fb2) 📗
Спасибо профессору Рентгену за эпохальное открытие — с его помощью доказать свою правоту в клинических разборках иногда становится намного проще. Правосторонняя бронхопневмония во всей красе. Подарю потом Семашко. Фотография четырнадцать на семнадцать дюймов, с наивной надписью «На память». А пока лечить надо. Не нравится он мне, какая-то чуйка свербит, что кончиться это может не совсем хорошо. А Николай нужен не только мне. Надежды через несколько лет, когда наберет нужный вес, обрастет связями и переболеет болезнью левизны, пропихнуть помощника на свое место, а потом и выше, никуда не пропали. Пусть работает, ему это нравится. А помрет молодым и красивым, оставив после себя непонятные прожекты, так никто и не узнает, какой потенциал был у этого юноши. А тараканы в голове — так у кого их не бывало по молодости?
— Агнесс, любовь моя! — я позвал супругу, изложил ей проблему. — Найдите ему сиделку, а лучше медсестру. Обеспечить уход. Комнату пусть уберут и проветрят. Я… скоро буду. Экипаж забираю.
И поехал к военным, которые творят вместо меня лекарство, что разделит медицину на «до» и «после». Места знакомые, я тут много раз шороху наводил. Думаю, кое-кто уже начал надевать подгузники к моему приезду. Никого не бил даже, ни одного человека не посадил. Убеждаю по мере сил и возможностей. Я же не главный начальник, так — консультант. Пенициллин нам всем нужен, а эти не очень ответственные люди продолжают надеяться на помощь потусторонних сил. Мол, если не соблюдать установленные правила, то может и пронести. Пронесет, конечно, добежать не успеете. Ведь я, такой нехороший, не предупреждаю заранее, и нещадно штрафую. Систему поощрений я творчески развил, и теперь совершенно негуманно в передаче личных финансов участвует и руководитель провинившегося. По двойному тарифу.
Лаборатория занимается тем же, чем Антонов в одно лицо мучился. Рутинной и совершенно нетворческой деятельностью: немного изменить условия, произвести опыт. Та же петрушка с другими штаммами. Результат записать, повторить с несколько измененными условиями. Вколоть кроликам. И опять по кругу.
Нельзя сказать, что всё плохо — даже сумма штрафов неуклонно снижается, что меня радует несказанно. Оборудование нормальное завезли, до ума его почти довели, сотрудники уже не смотрят на всё это с немым вопросом в глазах «А что с этим делать?». Увы, пока стабильной культуры плесени как не было, так и нет. Вернее, не совпадают эффективность и долговечность. По отдельности есть, а вместе не срастается.
Заведующий лабораторией встретил меня как очень высокое начальство: изменил цвет лица на помидорный, и начал есть глазами, вытянувшись во фрунт. А ведь не по объявлению набрали, доктор медицины, специалист по плесеням, грамотный, исполнительный. Но раболепство это не вытравить просто так. Я уже даже бороться не пытаюсь. Взрослые люди, а все изображают персонажей рассказа Чехова про толстого и тонкого.
— Георгий Севастьянович, давайте быстренько доклад. Я тороплюсь.
Да, знаю, мне с нарочным еженедельно присылают. Но когда сюда приезжаю, всегда выслушиваю устную версию. Мало ли что могли пропустить, а на словах потом скажут. Да и поддерживать репутацию людоеда приходится.
Послушал, покивал с задумчивым видом. Резюме: мы на правильном пути, но когда финальная точка, сказать не можем. Как и ранее.
— Отмерьте-ка мне двадцать доз, — как можно безразличнее сказал я, предварительно задав пару-тройку вопросов по отчету.
— Э-э-э-э-э, — завис завлаб.
Согласно мной же утвержденному перечню правил и запретов, я пытаюсь грубейшим образом нарушить кучу приказов.
— Для клинических испытаний на добровольце, — добавил я.
— Но надо оформить подобаю…
— И вы мне предлагаете это сделать? — спросил я, вызвав еще большую интенсивность пунцового окраса лица завлаба. — Пришлете нарочного с бумагами. Протокол оформим потом, по результатам.
И через двадцать минут я уже ехал назад, а секрет государственной важности лежал рядом со мной в невзрачном пакетике из оберточной бумаги. Злоупотребляем служебным положением. Власть, как известно, развращает. А абсолютная власть… Но это я, слава богу, проверить не могу.
Нас вызвали к императору. В смысле, меня и Склифосовского. Точнее, наоборот. Но мое присутствие оговаривалось. Вызов привез специальный фельдъегерь, важный и серьезный. Видел его через открытую дверь кабинета. Нам предлагалось сделать это буквально на следующий день после получения. Самое странное — причина визита не указывалась. Прибыть, и всё тут.
— Может, погонят нас с этой службы? — выразил я робкую надежду. — Скажут «спасибо, братцы, отечество в ваших услугах более не нуждается», и отпустят?
— Для такого в дворец не зовут. Какой-нибудь лакей сообщил бы об отставке, — резонно заметил Николай Васильевич. — Так что скажите камердинеру, пусть ордена чистит получше.
Высочайшего приема мы ждали недолго. Минут двадцать, для императорской приемной почти мгновенно. Вместе с нами ожидали лейб-хирурги Гирш и Вельяминов. Считай, консилиум собрали. Ладно, мне не страшно и даже привычно. Хотя придворные медики молчали, равно как и мы. Не то место — императорская приемная, чтобы лясы точить.
Позвали, провели. Его Величество милостиво встал нам навстречу и удостоил демократичным рукопожатием. И даже позволил нам сидеть во время беседы. Наверное, в память о давнишнем случае со спиной министра. А остальным за компанию привилегия досталась.
— Господа, я пригласил вас обсудить здоровье нашего любимого брата, наследника-цесаревича. Георгий как-то сообщил, что князь говорил о некоей возможности лечения чахотки. Что вы можете сказать?
— Государь, коль скоро речь идет о таком лице, мы не можем никак подвергать его жизнь опасности, — начал Николай Васильевич. — Тогда как один из самых перспективных методов, которые можно предложить, весьма рискованный. И до сих пор не испытан. Считаю, что стоит остановиться на иных способах, не таких опасных, хотя и чуть менее эффективных.
— В чем заключается опасный метод?
Ого, самодержцу захотелось деталей! Их есть у меня!
— Для этого предлагается рассечь ребра у грудины, — я нарочно утрировал, чтобы не лезть в дебри, — получить доступ к главному бронху, поставить там клапан, который позволит пораженному участку спасться и прекратить участвовать в дыхании. Таким образом больное легкое получит передышку, что может способствовать выздоровлению.
Следующие полчаса мы посвятили тонкостям анатомии, угрозе фатального пневмоторакса, осложнениям после вмешательства на средостении, и иным, интересным узкому кругу лиц, штучкам. И если Густав Иванович Гирш большей частью торговал лицом и просто изображал протокольное присутствие, то Вельяминов задавал очень дельные вопросы. Что любопытно, вникал в детали и Николай. Ему, похоже, просто было скучно, а тут анатомический атлас, все с умным видом водят по картинке карандашами…
Кстати, Вельяминов при встречах неоднократно сожалел, что не принял участия в знаменитой эпопее с генералом Бунаковым. Но наше дело было маленькое: мы пригласили, он не захотел. Кто виноват? Зато с тех пор Николай Александрович свое уважение всячески подчеркивал и даже перед царем хвалил нон-стоп.
— Господин Вельяминов, подведите итог, — сказал император, когда обсуждение подошло к концу.
— Метод требует практических испытаний, если будет признан довольно безопасным, то можно будет предварительно согласовать оперативное вмешательство с Цесаревичем. Предлагаю для участия свою кандидатуру, — он посмотрел на присутствующих, даже на Гирша, который, казалось, спал с открытыми глазами, но возражений не увидел.
— Кого бы вы еще рекомендовали, господин министр? — поинтересовался царь.
— Профессора Насилова Ивана Ивановича, — ни секунды не раздумывая, сказал Склифосовский. — Он вышел в отставку за выслугой лет, но его практический опыт… именно в области торакальной хирургии… Он сейчас в Петербурге, я переговорю с ним.
