Дорога за горизонт - Батыршин Борис (читаем книги онлайн txt) 📗
До Васильевского острова мы добирались на пароходике – он подошёл прямо к пристани у Морского училища.
Огромное здание выходит на набережную, между одиннадцатой и двенадцатой линиями Васильевского острова и далеко тянется по ним. По центру – десятиколонный портик, поставленный на выступ первого этажа. Справа и слева, в крыльях здания – две башни. Роскошный центральный портик увенчан уродливой цилиндрической будкой изрядного размера; позже я узнал, что это учебная астрономическая обсерватория. Её неказистый бочонок, обшитый поверх железа досками, изрядно портит нарядный фасад. Оборудована обсерватория недурно – есть даже раздвижная стенка для наблюдения в телескопы, зрительные трубы и секстанты.
Все это я узнал уже потом; а пока, войдя в обширную прихожую, мы прошли по длиннейшему коридору и оказались в огромном лишённом колонн помещении. Это был знаменитый «столовый зал» корпуса; войдя в него, я в восхищении замер.
Высоченные окна, зеркально начищенный паркет; массивные бронзовые люстры с бесчисленными хрустальными висюльками. Над парадным входом – галерея; стены украшены фрагментами гербов Морского корпуса и барельефами военных трофеев.
Вы обратили внимание что я называю это учебное заведение то училищем, то корпусом? Сейчас, то есть в 1887-м году оно именуется «Морским училищем», а раньше (как, впрочем, и в двадцать первом веке) носило название «Морской кадетский корпус» – так что, многие, включая и воспитанников, предпочитают именовать его на старый манер.
У дальней стены зала возвышается огромная, размером с многовёсельную шлюпку, модель двухмачтового корабля. Потом мы узнали, что модель эта, бриг «Наварин», стоит здесь не для украшения: рангоут и такелаж модели в мельчайших деталях соответствуют настоящему паруснику, и на модели проводились занятия по морской практике. В торжественные дни на ней поднимают паруса и флаги расцвечивания.
С этого зала для кадетов и начиналась училищная жизнь. Сюда приводят в день вступительных экзаменов – «испытаний», как их тут называют, – а уж потом отправляют в одну из «ротных комнат», где и проходят экзамены.
Мы с Николкой наивно полагали, что избавлены от испытаний, поскольку приняты в корпус по прямому указанию Его Императорского Величества Императора Всероссийского, и прочая, и прочая… короче – царь велел! Ну ладно, я – в конце концов, мне всё равно некуда было податься, родное «общеобразовательное учреждение 1287 Ломоносовского района города Москвы» отделено от меня ста тридцатью годами, и нет ни малейшего шанса вернуться туда за аттестатом зрелости. А Николку-то за что? Однажды он уже отклонил предложение отца отправиться по его стопам и поступить в Морское Училище, предпочтя гимназию и в перспективе, университет. А ведь ему, как сыну морского офицера, полагались при поступлении льготы! Тем не менее, мой друг выбрал гражданскую стезю – но у императора оказалось иное мнение на сей счёт.
Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. С волей самодержца не поспоришь – раз уж тот решил поместить нас в среду, где подрастают наивернейшие слуги династии. Ну как же, Морской Корпус – золотые погоны, кортики, белые, чистые до скрипа перчатки и манжеты… Каста. Хорошо Николке – он-то дворянин, сын военного моряка, а его покойная матушка – и вовсе голубых кровей. Нет, правда, мать моего товарища состояла в далёком родстве с сербской королевской династией Обреновичей. Ну я-то что тут делаю?
Так вот, об экзаменах – в смысле, испытаниях. Мы с Николкой рассчитывали, что нас сия чаша минует – щазз! Размечтались!
Правила есть правила и изменить их не может даже… нет, ОН, конечно, может, но это ещё не означает, что наглые мальцы, которым повезло заручиться протекцией, будут избавлены от полагающейся «абитуриенту» нервотрёпки – хоть и в облегчённом варианте.
Очищать ради нас двоих ротную комнату не стали; а чтобы нагнать на нас страху божьего, решили провести испытания в «обеденном зале», под строгими взорами флотоводцев и императоров с портретов на стенах. Чтобы, значит, понимали, какая честь нам оказана…
Подстава в чистом виде – об экзаменах нас никто не предупреждал. Я, поначалу, даже хотел возмутиться – «как же так, а подготовиться?» – но, поймав, ободряющие взгляды барона и Никонова (оба они сопровождали нас к месту будущей учёбы), успокоился. Похоже, господа офицеры уверены, что испытания мы пройдём в любом случае – даже если не напишем ни строчки.
Уж лучше бы я и правда ничего не написал! Потому что… но обо всём по порядку.
Задание по математике оказалось несложным, и я решил не ударить в грязь лицом – а со словесностью разобраться потом, если останется время. Испытаний по латыни и греческому не подразумевалось вовсе – этих предметов не оказалось в «общем» курсе Морского училища, близком в этом плане не к гимназиям, а к реальным училищам, где упор делался на естественные науки. Это обнадёживало: представить не могу себя за зубрёжкой этих иссушающих мозги мёртвых языков – чтобы не говорил там дядя Макар о пользе латыни.
Ни за что не догадаетесь, что оказалось в этом испытании самым трудным!..
Такого позора я не испытывал ни разу в жизни. Когда через четверть часа Николка положил перед экзаменаторами аккуратно исписанные листки, я…. ну не мог я отдать им те исчёрканные, заляпанные чернильными пятнами клочья, в которые я превратил девственно-чистые страницы?!
За год, минувший с момента нашей первой экскурсии в девятнадцатый век я научился худо-бедно расставлять все эти «яти» и «еры», привык изъясняться оборотами, которые в моё время не всякий понял бы… но мне и в голову не пришло осваиваться со здешними письменными принадлежностями! Отцу-то хорошо, он успел застать в свои школьные годы уроки чистописания и попользоваться если не чернильницами-«непроливашками» и перьями-«лягушками», то хоть автоматическими перьевыми ручками. Я же… ну, скажите на милость – кому пришло бы в голову марать пальцы в фиолетовой гадости, по какому-то недоразумению называемой чернилами, если в кармане – безотказная гелевая ручка?
Уверен, ни один из претендентов не сумел поразить экзаменаторов до такой степени. Чтобы в четырнадцать лет не уметь ПИСАТЬ? А точнее – не уметь пользоваться общераспространённым приспособлением для письма? Изгваздать экзаменационные листы так, что это сделало бы честь обезьяне сапажу или какому-нибудь гамадрилу?
Обычные на испытания отводилось три дня – письменные и устные по математике, диктовка, геометрия, география и естественная история – устно. Мы уложились в полтора часа; задание по геометрии я делал уже карандашом, который подсунул мне сердобольный экзаменатор, решивший что с пером мне не позволили справиться нервы. Что касается устных вопросов – то после такого позорища меня уже ничего не могло напугать. Из «обеденного зала» я вышел перемазанный чернилами, подобно двоечнику из старых советских мультиков, уверенный в успехе. Как и в том, что будущие одноклассники – или как это здесь называется? – непременно узнают о моём фиаско.
Теперь, значит, еще и писать заново учиться? Ну, спасибо, Ваше Императорское Величество, удружили…
Не забыть выпросить у отца пару перьевых автоматических ручек – вроде, есть у него такие, из нашего времени… Надо думать, не откажет сынку? Хотя, может и заявить, что пора учиться пользоваться местными ресурсами; рано или поздно любые ручки сломаются, и тогда что, карандашами карябать прикажете?
– Новых воспитанников в училище сразу же делят по ранжиру – рассказывал Воленька Игнациус, фельдфебель второго специального класса, из числа назначенных для присмотра за младшими кадетами гардемаринов. – Ставят по росту, а потом распределяют по номерам шкафчиков, коек, конторок и прочего. Но вы, господа, приняты под конец года – так что получите то, что есть. Вот, прошу: И указал новичкам на два свободных шкафчика.
– Это – кадета Толстых; скончался в ноябре от тифа, бедняга. А второй, Анненский, сломал ногу, до сих пор в госпитале. Говорят, на всю жизнь хромым останется.
