Камбрия — навсегда! - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Наставница, но если нам нужно отметить угол, то нельзя ли обойтись подобием? Ты ведь говорила, что в геометрии от размера фигуры углы не зависят! То есть сразу, на треноге. И не бегать с рулеткой? И вешку можно только тогда оснастить одной большой перекладиной, а не многими рисками. Проще будет. Так, как говоришь ты, проводить измерения смогу только я. Ну, и твоя сестра, наверное. А так мы многих научим…
— Точность, — вздохнула сида, — Точность упадёт. Надо считать допуск. Если мы сможем позволить себе подобие — пусть будет подобие.
Анна, ведьма настолько сильная и опытная, что прежде, чем попасть в ученицы к сиде, пыталась с ней соперничать, пожала плечами. По её опыту хорошо исполненного подобия хватало всегда. Так вышло и на этот раз.
Так устройство, которое Немайн назвала странным словом «нивелир», обзавелось сменными ракурсными кольцами и окончательно превратилось в прицел, как у скорпиона, только лучше. А обучить добровольцев посмышлёнее работе с таким устройством довелось именно Анне. И это была только самая малая доля дневной беготни!
Главной заботой стало извечное: деньги. Дэффид явно видел в устье Туи всего лишь крепкую усадьбу, а потому на третий день по выздоровлении вручил приёмной дочери тяжёлый кошель с сотней полновесных солидов, и думать об этом деле забыл. Немайн же усадьба, пусть и крепкая, не устраивала. В её планах значилась сильная, а лучше неприступная, крепость, защищённый порт, мануфактуры. То есть город. А значит, сотня золотых, которые отец отсчитал — «Из заработанного тобой на ярмарке приданого, дочь! Горжусь! Не подведи!» — на обустройство, должна была уйти очень быстро — здесь же, в столице, на первые задатки. Общая же стоимость строительства, по предварительным расчётам, составляла около десяти тысяч золотых. При этом сида твёрдо решила, что до возведения жилого донжона основной капитал, скрытно прикопанный до поры, полежит себе в земле. Уж больно цель заманчивая. Королевская казна поменьше — и то в позапрошлом месяце приманила норманнскую ватагу. А если забрать не всё — найдутся жадные до ухоронок волшебного народа, весь лес перероют. И прощай, состояние.
Пришлось вертеться.
Ученицы с интересом наблюдали, как сида нарисовала на листе пергамента маленький кружок. Удивительно ровный и круглый. Правильней, чем если бы монету обвела.
— Это новый город, — объявила. — Кому он в таком виде нужен? А никому! А на ненужный город денег никто не даст. А что у нас есть, чтобы город стал необходим?
И провела ниже города горизонтальную волнистую линию. И спустила через него — волнистую вертикальную.
— Это берег моря и река Туи. Кому нужен порт в устье? Иноземным купцам. Вон, римский дромон чуть не утонул в реке, не доплыв до столицы. А тут у нас и починка, и отдых, и товары сверху можно спустить. Вывод — римлянам уже нужен. Опять же свежую еду и сладкую воду кораблям продают люди принца Риса — значит, и с ним нужно поговорить…
Пока Немайн недужила, греки построили себе подворье — не меньше размером, чем заезжий дом. Так что для визита к Михаилу Сикамбу пришлось переходить дорогу. Ту, что от моста до городских ворот. А это препятствие: Немайн вернулась в образ византийки, а значит, снова напялила башмаки на платформе и длинную сестрину рубашку, чтобы задрапировать удлинившиеся ноги, как положено благородной девице.
Вышагивая меленькими шажочками — а посох-трость сошла за балансир канатоходца — Немайн утешала себя тем, что внушительное сооружение из толстых брёвен отлично перекрывает дорогу и простреливает мост, замечательно вписавшись в систему обороны предместья. Так что и разговор начался именно с этого. Если, конечно, исключить взаимные реверансы — точнее говоря, Немайн приветственно разводила руки, не рискуя слишком нагибаться, чтоб не рухнуть, а вежливость выражала больше радушной улыбкой. Михаил же отвесил практически поясной поклон. Разогнувшись, рассмотрел улыбку и слегка вздрогнул. В прошлый раз Немайн обошлась «китайской внимательной», а на этот перестаралась и выдала голливудский оскал. А клычки-то для человека у неё были, увы и ах, малость островаты.
— У меня и желудок такой, — пожаловалась, пока римлянин расставлял фигуры, и выбивал каждой по шахматному столику короткую дробь — руки меленько дрожали, — так что преосвященный Дионисий мне разрешил мясо во все дни, кроме рыбных — ибо рыба мне тоже полезна. Я хищник, Михаил, — но хищник благонравный и к тебе весьма расположенный, так что пусть тебя не беспокоят знаки приязни, немного превосходящие требуемые по этикету.
Выиграв первую партию — Немайн старалась поддаваться незаметно, а в эндшпиле спустила ладью, после чего честно сопротивлялась — Михаил успокоился и стал пригоден к серьёзному разговору. Конечно, выдавить некоторую сумму, пока собеседник в шоке, Немайн могла. Но то, что римляне — не американцы, успела уяснить. Римский купец столь же прагматичен — но не чужд благодарности и чести, потому как в тёмные века репутация человека надёжного окупается стократно. У римлян — как и у других традиционных народов, одобряющих торговлю — неудачник выглядит именно как беспринципный рвач, которого любая открывающаяся возможность урвать сводит с ума — и не даёт делать медленное, надёжное — но оттого лишь более доходное дело.
Потому следовало озаботиться правильной репутацией для себя. Та, что не воспользовалась минутной слабостью партнёра по переговорам — не станет ли более желанным клиентом? Не стоило, конечно, забывать, что римлянин к западу от геркулесовых столпов совсем не то же, чем он же, но к востоку от них — но это правило касается аборигенов. А два римлянина — договорятся. Разве только у одного из них будет приказ!
Приказ у Михаила, разумеется, был. Как можно в тёмные века заниматься дальней торговлей и ни на кого не шпионить? Совсем невозможно! Сикамб работал на экзарха Африки Григория — можно сказать, в силу порта приписки. Но даже если бы не работал… От нового порта, через который после открытия навигации должно устремиться оружие и припасы для войны с наступающими арабами, а в обратную сторону — шёлк и зерно, слоновая кость и золото, деньгами пахло сильнее, чем треской да селёдкой, а ведь и простое рыбацкое поселение при грамотном подходе способно приносить немалый доход. А то, что ушастая дама, между делом загоняющая его короля в угол — а пат это тоже поражение, — способна обращаться с деньгами ловчее константинопольских аргиропратов, купец давно уяснил. Ещё одно доказательство, что перед ним сидит беглая базилисса.
Михаил беседовал с епископом Дионисием. Околичностно, разумеется. Но пришёл к выводу, что если искорёженное господним гневом тело базилиссы было наказанием для её родителей — за кровосмесительный брак, то Господь сполна возместил девочке ущерб, даровав разом греческий острый ум и деловую хватку армянских предков. А в придачу — Михаил уже слышал рассказы о её военных подвигах — мужество и смётку парфян-Арсакидов, от которых и числил свой род император Ираклий. Её отец…
Так что Михаил довольно быстро согласился, что порт в устье Туи нужен для крупных перевозок больше воздуха, торговался же за суммы и преимущества — для африканских купцов вообще и для себя в отдельности. Если учесть, что в Кер-Мирддине он начал постоянную, не ярмарочную торговлю, не поддержать развитие инфраструктуры было бы сущей глупостью. Заодно предложил спуститься на первый этаж, в лавку — и познакомиться как с новым делом, так и с новым товарищем, Эмилием. Который на деле приходился Сикамбу не только партнёром и приказчиком, но и начальником — по линии разведки.
Немайн с интересом навестила лавку — и обнаружила, что большинство товаров — местные. Эмилий, который взялся руководить камбрийским филиалом и после отбытия старшего партнёра, объяснил:
— Товара из Африки мало пока, в основном шёлк и пряности кое-какие. А я хочу, чтобы люди привыкли, что у меня можно купить всё.
Потому лавку отгрохал огромную, и нескольких приказчиков нанял — частью из местных, частью из греков-беженцев. Было у него на деле и ещё одно соображение — закупая местные вещи, резидент увеличивает количество знакомств и мотивирует непрерывную суету и переговоры.
