Пистоль и шпага (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Вздохнув, начальник лазарета вернулся за стол и придвинул к себе стопку бумаг. Предстоящее прибытие большой партии раненых требовало хлопот.
Перед вечером у Анны мы с Виллие нанесли визит царю, где я повторил утреннюю процедуру, убедившись, с мозолями императора придется повозиться — воздействию ванны с поташом и компресса они почти не поддались. Опустив ноги в таз с горячей водой, Александр предложил нам сесть, а затем сказал:
— А теперь, Платон Сергеевич, готов выслушать ваш рассказ о сражении под Бородино. Говорите прямо, ничего не утаивая. Мне важно знать.
Я рассказал. О том, как отбили флеши, как их обороняли и как сошлись в рукопашной с французами. О нападении польских улан и ранении Багратиона тоже не забыл. Царь слушал, не перебивая, и в его глазах я видел огонь. Не ожидал. Хотя… Из трудов историков я знал, что Александр жаждал славы полководца, оттого и рвался командовать войсками. Из армии в начале Отечественной войны его удалили с трудом: самые авторитетные люди в империи обратились к царю с письмом, попросив заняться делами государства. Дескать, это важнее для Отечества. Александр, скрепя сердце, согласился.
— Жаль, что меня не было там! — сказал царь, когда я смолк.
— Хорошо, что не было! — не сдержался я.
Он глянул на меня изумленно.
— Под Бородино мы потеряли Барклая де Толли, — поспешил я. — Тяжело ранен князь Багратион. Что случилось бы с Россией, доведись вам, государь, получить в сражении тяжкую или, не приведи Господь, смертельную рану? Кто бы провел нас через бурю, налетевшую на Отечество? Ваше ранение или смерть стали бы подарком для Бонапарта.
А командование армией — тем более. Но об этом я благоразумно промолчал.
— К сожалению, это так, Платон Сергеевич, — вздохнул царь. — Мои сановники такое тоже твердят. Только это заставляет меня оставаться в Петербурге, хотя сердце мое — там, на полях сражений.
Позер…
— Полагаю, у вас, государь, будет возможность увидеть, как бегут супостаты от вашей карающей длани. Причем, скоро.
— Вот как? — он с интересом глянул на меня. — Странно это слышать сейчас, когда мы сдали неприятелю Москву. Что, кстати, вы об том думаете?
— Тяжкий, но необходимый шаг.
— Странно, — удивился он. — Вы первый офицер, который такое говорит. Другие возмущены, что Москву сдали без боя, и, чего греха таить, ругают Кутузова.
— Светлейший князь поступил верно.
— Объясните! — потребовал он.
— Под Бородино наша армия понесла огромные потери. Убиты или ранены лучшие русские генералы. Неприятель же пока силен. Дай Кутузов ему сражение под Москвой, и мы лишились бы и столицы, и армии. Теперь же она отдохнет, приведет себя в порядок, пополнится резервами, и с новой силой навалится на врага.
— Бонапарта не просто выгнать из Москвы, — вздохнул царь.
— Сам уйдет.
— Хм! — он с любопытством посмотрел на меня. — Уверены?
— А куда ему деваться? Мира, который он жаждет заключить, не будет. (Царь кивнул.) Москва, насколько знаю, оставлена жителями. («И сгорела», — едва не добавил я, но вовремя спохватился. Пожара в городе могло не случиться.) Провианта там мало, другой взять затруднительно — вокруг города наши войска. К тому же у Бонапарта скоро не останется армии.
— Куда же она денется? — удивился царь.
— Разложится. Французы шли грабить — им обещали славу и богатство. До последнего они дорвались. Пьют, веселятся, уничтожая захваченный провиант и набивая ранцы ценностями [52]. Это уже не солдаты. Если прежде они храбро стояли под огнем и шли в атаки, то теперь не захотят умирать. Грабителю важно сохранить добычу.
— Любопытный вывод, — поднял бровь Александр. — Мне о таком еще не говорили.
— Платон Сергеевич служил в армии Бонапарта, — подключился Виллие. — Хорошо знает французов.
И вот кто тянул тебя за язык?!
— Это так? — Александр посмотрел на меня. По его глазам я понял, что для царя это не новость. Ладно, подыграем.
— Да, ваше императорское величество. Я родился и вырос за границей, где обучился лекарскому делу. Жил в Кельне. После того, как город стал французским, был насильно взят в армию Бонапарта. Служил военным лекарем в Испании, в войсках маршала Виктора. Улучив момент, бежал и перебрался в Россию. Это случилось незадолго до нашествия французов. При первой же возможности поступил в русскую армию.
— Вы интересный человек, Платон Сергеевич, — сказал царь. — С удовольствием побеседую с вами еще, но сейчас, увы — вода остыла, — он развел руками и сделал знак денщику. Тот подошел и вытер ноги императору полотенцем.
Я наложил на мозоли новый компресс, после чего мы с Виллие откланялись.
— Вы сумели удивить государя, — сказал он в экипаже. — Это редко кому удается. Как обстоят дела с его мозолями?
— Придется повозиться, — не стал скрывать я.
— Постарайтесь, Платон Сергеевич! — попросил он.
— Приложу все силы! — заверил я. А что еще оставалось?
Потом был вечер. Я почему-то предполагал, что гостей придет мало — что-то вроде ближнего круга, но в дом Анны явился едва ли не весь высший свет Петербурга. Звездой вечера стал герой-подпоручик. Поневоле вспомнилось: «Сегодня Анна Павловна угощала своих гостей французским аристократом виконтом Мортемаром, бежавшим в Россию от ужасов антихриста Наполеона» [53]. Меня вывели к собранию, после чего последовал подробный рассказ хозяйки о подвигах подпоручика на поле брани. Слушали ее, затаив дыхание. Вести о сражении при Бородино только-только дошли до Петербурга, подробностей еще никто не знал, а тут живой участник битвы. Ни у кого нету, а вот у графини — пожалуйста. Анна прямо купалась в лучах славы. Гостям была продемонстрирована прореха на моем мундире (с нее даже сняли шов), трофейные французские часы и «шкатулки». Каждая вещь сопровождалась комментарием графини. Меня заставили прочесть «Бородино», встреченное овацией, после чего пустили в вольное плавание. Ко мне подходили гости: мужчины горячо жали руку, дамы интересовались родственниками и знакомыми, служившими в армии. На большинство их вопросов я разводил руками, отговариваясь тем, что отбыл в Петербург прямо с поля боя. Потом возник хлыщ из Свиты императора и попытался меня построить. Счас! На кого он наехал? На сержанта внутренних войск, которого начальство имело в хвост и гриву? Включать дурака мы научились еще в учебке. Хлыщ смылся, опозоренный, а я уже в новом мундире с орденом вернулся в зал. Далее был розыгрыш лотереи и ужин. Танцев по военному времени решили не устраивать.
— Замечательно вышло, — сказала Аня ночью, когда мы, утомленные, лежали рядышком в постели. — Ты держался отлично. Гости в восторге. Свет тебя принял. Теперь многие дома Петербурга откроют перед тобой двери.
Ага, уже зазывали.
— У меня нет времени по ним ходить. Вот вылечу царя и отправлюсь в армию.
— Не смей так говорить! — возмутилась она. — Никакой армии! Я, что, зря приложила столько усилий?
— Я офицер, Аннушка. Где прикажут, там и буду служить.
— Это моя забота! — фыркнула она. — Ты, главное, сведи государю мозоли. Кстати, — она приподнялась на локте. — Тобой интересовалась одна важная особа. Помнишь, ты говорил мне про дамский календарь? Она хочет расспросить.
— Кто такая?
— Узнаешь, — улыбнулась она. — Завтра, как вернешься от государя, навестим.
Тоже мне тайны Мадридского двора! Ладно, наплевать.
— А кто этот майор, который прицепился ко мне на вечере? — спросил я, положив Аннушке ладонь на грудь.
— Князь Болхов, — прошептала она, прижимаясь теснее. — Один из охотников за моим состоянием.
— И как ты к нему?
— Что я дура? — хмыкнула Аннушка. — Он картежник и мот. О том многим известно. Весь в долгах и рассчитывал поправить дела за мой счет. Ты его славно окоротил! — она улыбнулась. — Теперь над ним будут смеяться — подпоручик поставил на место князя из Свиты государя! Тебя многие зауважают: Болхова в свете не слишком жалуют.
