Самый лучший коммунист (СИ) - Смолин Павел (бесплатные версии книг .TXT, .FB2) 📗
Ох уж эта вертикаль.
На златом крыльце (в беседке) сидели: Царь Царевич — деда Юра, Король Королевич — я! — Сапожник (просто потому что почетные титулы в считалке кончились) — Гришин, портной (по тому же принципу) Александр Николаевич Шелепин. Выбирать можно только варианты появления на «семейном ужине» последнего, но я пока не буду — подожду, пока Андропов привычно потянет время и скажет сам.
Дамы были усланы вкушать шашлык на веранде — не шовинизм, а допуска не хватает. По этой же причине после первичной сервировки персонал был отодвинут на другой край двора, черную икорку (натурально!) на хлеб мы и сами намажем, чай не бояре.
Почка почкой, но диету дед по привычке старается соблюдать: шашлык из белого мяса, никакого алкоголя — это актуально для всех присутствующих, что немного жаль, зато вдоволь кислой капусты и клюковки.
Знакомство началось со знакомства — с Шелепеным видимся впервые. Далее последовало первичное утоление голода под Боржом и разговоры о семье.
— У вас заночую, завтра с внуком посижу, — объявил Андропов о намерениях.
— Я на всякий случай тоже рядом побуду, — заявил я.
Поржали.
— А вы, Александр Николаевич, Сталина видели? — задал я стандартный вопрос.
— И видел, и развенчивал, — кивнул он. — Осуждаешь?
— Осуждаю резкие переобувания в масштабах страны, — честно ответил я и приложился к «Буратино». — XX съезд был бы полной фигней, если бы после «развенчания» страна взяла курс типа как сейчас, — обвел рукой.
— Дело прошлое, ну его, — пресек политический диспут Андропов.
— Согласен — чего уж теперь, — сделал я хорошую мину при плохой игре.
Интересно же — еще один источник бесценных сведений, а припасть не дают!
— Надо жить и работать, — поддержал начальника Виктор Васильевич.
Макнув в капиталистический продукт кетчуп кусок шашлыка, я отправил его в рот и заел зеленым лучком.
— Я бы работал, но работа-то кончается, — развел я руками. — Сопутствующих товаров к «Звездным войнам» на тридцать с хвостиком миллионов капиталистических денег продали, а девать это некуда. Можно мне договор с какой-нибудь американской строительной фирмой? — выкатил деду просьбу. — Пусть строителей нагонят, по три с половиной сотни на нос наскребу.
Андропов поморщился.
— Не на атомку же, — оправдался я. — Дома колхозникам строить. Представь, какая дивная пропагандистская картина? Особенно если не одна бригада, а тысяч десять народу. И они все вернутся в Америку.
— С послом договоришься — подмахну, — кивнул дед.
— Инициатива — инициатора, — признал я справедливость его слов.
Договорюсь — куда они денутся? Посол же американский политик, а значит любит брать деньги. Пусть возьмет у строителей, пролоббирует интересы.
— Что за столкновение было у Брежнева с Шелепиным? — задал я вопрос и сам же ответил. — Конфликт плохого с еще худшим.
Мужики, включая главного героя анекдота, хохотнули.
— Клевета! — отмахнулся Александр Николаевич. — Жил бы народ хорошо — я бы и не дергался.
— Не будем о прошлом, — понял я намек.
— Будем о будущем, — подсуетился товарищ Гришин. — Надо бы Москву расширять, Юрий Владимирович.
— А говорят, «не резиновая», — шутканул я.
Хохотнули.
— Если вы так считаете, Виктор Васильевич, значит надо, — выразил доверие Андропов.
— Со Звенигорода начнем, — продолжил Гришин. — Плюс все новые районы будем строить с учетом новейших наработок мировой урбанистики, опробованных в экспериментальном городе Хрущевске.
— А какой у Хрущевска опыт? — повернулся ко мне Андропов.
— Каждый район самодостаточен, — коротко объяснил я. — Весь, извиняюсь, рот в досуге — через двор коробка, через три — футбольное поле. Спортивные центры для всех возрастов, школы-магазины-поликлиники-парикмахерские. Если народ селить в «спальники», он и будет спать — порой накачавшись водкой. Бытие формирует сознание: если предоставить людям среду для любой созидательной деятельности, ею он и будет заниматься. Ну и зелени много — бегом и прогулками заниматься.
Ничего особенного, но в эти времена за «передовые наработки» прокатит.
— Хрущевск недавно занял первую строчку в рейтинге самых приятных для жизни городов планеты, — добавил международного веса Гришин.
Двадцать тысяч долларов мистеру Уилсону, и рейтинг опубликовали аж в трех журналах.
— И Третье транспортное кольцо, — добавил я.
— Это какое кольцо? — заинтересовался Виктор Васильевич и скомандовал официанту. — Федор, принеси карты Москвы и области.
Я нарисовал на карте, как было в моей реальности.
— Подправим, — сгреб драгоценность Гришин.
— Построим, — добавил Андропов. — Возьметесь, Александр Николаевич? — неожиданно обратился к Шелепину. — В качестве новой ударной комсомольской стройки?
— Возьмемся, — кивнул Шелепин.
— А ты — поможешь, — перевел дед взгляд на меня.
— Есть, — отозвался я. — Но что происходит?
— Жаловался же, что работа кончается, — развел Андропов руками. — С понедельника войдешь в состав Бюро ЦК ВЛКСМ, — огорошил новостью.
— Нафига? — искренне не понял я. — Это же не работа, а перекладывание бумажек.
— Никакого у молодежи уважения к институтам государственной власти не осталось, — пожаловался на меня дед ровесникам.
— Первых пятерых Первых секретарей ЦК ВЛКСМ расстреляли, — парировал я.
— Сложное время было, — парировал Шелепин.
— Не будем о прошлом, — повторил мантру вечера Андропов.
— Просто Сергей пока не видел аппаратной работы, так сказать, изнутри, — то ли заступился, то ли покритиковал Гришин. — В лучших ленинских традициях выстроив параллельные государственным структуры, — усмехнулся.
— Недооценивать роль Комсомола в жизни страны нельзя, — закруглил дед. — Будь добр изучить должностные инструкции и соответствовать занимаемой должности, чтобы про «кумовство» никто и заикнуться не смел.
— Масштаб моей личности позволяет мне плевать в рожи всем таким «заикателям», — отмахнулся я.
— Даю месяц на то, чтобы Евгений Михайлович Тяжельников образцово-показательно покинул пост по совокупности критики, — подкинул интересную задачку Андропов.
— Александру Николаевичу на профсоюзах тесно, — понял я.
— И на ВЛКСМ тесно, но не все сразу, — кивнул деда Юра.
Настало время лезть в политику!
Глава 21
Сашка сидел на коленках расположившегося в кресле залитой утренним солнышком гостиной Судоплатовского дома Андропова и пытался сорвать очки с главы государства. Деда Юра уворачивался и бросался в нас с младшим шутливыми укорами:
— Что внук, что правнук — лишь бы с деда чего сорвать, — с ухмылкой покосился на меня.
— Я корону терпеливо жду, — парировал я. — С таких любимых народом правителей ее срывать чревато.
— Чивата! — откликнулась Аленка, которая сидела на коленях моих.
Любит братика Сережу, как и положено хорошей трехлетней девочке. А глазищи-то какие! Фамильные: зеленые-презеленые.
— Чре-ва-то, — поправил я.
— Чи-ва-то! — попыталась она.
— Чре-ва-то, — терпеливо поправил я снова.
— Че-ре-ва-то!
— Молодец, — засчитал я попытку.
— Хорошо разговаривает, — заметил Андропов.
— Развивается с маленьким опережением графика, — подтвердил я.
— Ничего, наши тоже не промах! — погордился внуком деда Юра и поставил Сашку на пол.
Сын опустился на четвереньки, безошибочно выбрал направление и пополз в угол, отведенный под выложенный матами, снабженный кубиками и мягкими игрушками, уголок.
— Он у нас вдумчивый, — похвастался я. — Как только первичные навыки закрепились, начал залипать в игрушки и немножко их ломать.
— Саска, давай дом строить! — вызвалась Аленка и покинула насест, присоединившись к племяннику.
— Вся в меня, — умилился я.
— Не без этого! — хохотнул Андропов.
Дверь открылась, и к нам заглянула бабушка Эмма: