Физрук-4: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Это прежде я жил, не заботясь о своем окружении. Мотивы моих поступков были просты — провернуть одну сделку, потом другую, не влететь на деньги, обставить конкурентов, в общем — выжить и приумножить состояние, а там хоть трава не расти. Ни до страны, ни до людей мне не было дела. Теперь я думаю иначе. Страну мне не спасти, а вот изменить к лучшему судьбы некоторых людей попытаться стоит. По крайней мере, пацанов из «экспериментального» класса. Раз уж они оказались на моем попечении.
Наташа еще не ушла. Уж не знаю, меня ли намеревалась дождаться или не хотела бросать в одиночестве влюбленного в нее пацана, который и так уже несколько дней подряд сидит один, как сыч. Медсестричка согрела чаю и напоила нас. После чего собралась уходить. Если бы не Серега, я бы ее оставил ночевать. Да вот зачем пацану зря нервы трепать? Первая любовь — это такая штука. Я бы сказал, опасная. Из-за нее подростки совершают разные глупости, а моя задача, как педагога, удерживать их от опрометчивых поступков, даже в ущерб собственному удовольствию.
Проводив Наташу, я вернулся к себе. Утром я отвел Зимина в детскую поликлинику, где ему закрыли справку и разрешили идти в школу. Одноклассники обрадовались его появлению. Все-таки моя сказочка сработала. Ну и прекрасно. В каждом классе должен быть свой герой. На большой перемене я переговорил с Курбатовым, сообщив ему, что никто на меня пока не выходил, если не считать извинений, которые принес мне Киреев. А потом мы пообедали с Рунге, обсудив наши планы по организации клуба и съемкам нового фильма.
— Я поговорил с председателем нашего ЖЭКа, — сказал Карл. — В принципе он согласен предоставить подвальное помещение нашего дома. Сейчас там склад разного коммунального хлама, но его можно перенести в другое место, а большую часть и вовсе выбросить.
— Отлично. Давай сегодня, после уроков сходим и посмотрим этот подвал!
— Конечно!
— Ну и отлично!
Я и в самом деле обрадовался. Есть подвижка в деле организации клуба. И вообще у меня почти все хорошо. Живи да радуйся. Однако радовался я рано. Обо мне вспомнила Эвелина Ардалионовна. Подошла прямо в столовой, чего раньше с ней не случалось, и попросила зайти к ней на следующей перемене. Не то что бы меня сильно взволновала эта просьба. Однако, насторожила. Точнее — не сама просьба, а необычайно мирный для Шапокляк тон, которым она ее произнесла. И когда я входил в ее закуток, то не знал, чего от нее ждать.
— Александр Сергеевич, — начала завучиха, предложив мне сесть, что тоже прежде не бывало. — Я хочу с вами поговорить.
— Слушаю вас, Эвелина Ардалионовна, — кротко произнес я.
— Прискорбно, что вы отсутствовали на педсовете, который мы проводили десятого января, но мне сообщили, что вы были в Москве, где выполняли важное поручение.
— Кто вам это сообщил, товарищ Царева?
— Этого я не могу вам сказать, но поверьте — эти товарищи знают, что говорят. Не скрою, эти сведения позволили мне взглянуть на вас с иной точки зрения. При всей вашей внешней несобранности, я бы даже сказала — моральной неустойчивости, вы человек, способный на серьезные общественно значимые поступки.
— Допустим, — кивнул я. — Я только не пойму, к чему вы клоните, Эвелина Ардалионовна?
— Я хочу реорганизовать работу в нашей школе, чтобы повысить успеваемость, наладить дисциплину, приобщить к общественной работе весь педагогический коллектив, а учащихся — к художественной самодеятельности, к борьбе за дело мира во всем мире, к поддержке народно-освободительного движения в развивающихся странах, а также — к физкультуре и спорту. Для этого мне нужны толковые и надежные помощники, хорошие специалисты и общественники. Если хотите, я сколачиваю в нашей школе группу молодых энтузиастов. В нее уже входят товарищ Егорова — специальный представитель райкома комсомола, товарищ Петров — преподаватель начальной военной подготовки, товарищ Ковалева — преподаватель биологии. Собираюсь привлечь к этой работе товарища Рунге — преподавателя немецкого языка, а также и — товарища Турову — нашего библиотекаря…
— И меня?
— И вас!
— В чем же должны будут заключаться мои функции?
— В плотном сотрудничестве с руководством школы.
— И в частности — с вами?
— В частности — со мною.
И тут я словно посмотрел на Цареву другими глазами. Честно говоря, я на нее не обращал внимания в последнее время и не заметил перемены во внешности. Похоже, она покрасила волосы, стала тщательнее макияж наносить, да и деловой костюм претерпел некоторую модификацию. Юбка стала заметно короче, а блузка — не с глухим воротом, как обычно, а с пуговичками, которые она, как бы невзначай, расстегнула чуть ниже допустимого в советской школе предела. Интересные перемены во внешности. Вот если расстегнуть ей еще буквально одну пуговичку, то она будет походить уже на перезрелую училку-совратительницу из фильмов для взрослых. По крайней мере, понятно, насколько плотно я должен буду с нею теперь работать.
— Я вас понял, Эвелина Ардалионовна, — сказал я. — Со своей стороны, готов всячески способствовать развитию физической культуры в нашей школе.
— Замечательно, Александр Сергеевич, — почти промурлыкала завуч. — Думаю, позже мы с вами обсудим все детали нашей совместной работы.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул я.
Она покраснела и пробормотала:
— До встречи!
Я с радостью выкатился из ее закутка. М-да, ласковая разновидность завучихи еще более непривычней злобной. С той хотя бы можно весело ругаться, а с этой что делать? Чего она от меня ждет? Ну ясен пень, кого я обманываю?
Начался урок, и я выбросил из головы разговор с завучихой. А после занятий договорился с Рунге, что сначала отвезу своего ученика домой, как и обещал его матери, а потом заеду к нему, но у Карла была другая идея. Оказалось, что он припарковал свой «BMW» неподалеку и предложил сначала подбросить нас к дому, где живут Зимины, а уж потом ехать к нему, смотреть подвал.
Серега домой явно не рвался, но увидев машину Рунге, оживился. Тут же начал задавать владельцу специфические автомобильные вопросы. Карл отвечал ему с явным удовольствием. Было видно, что разговаривают люди, разбирающиеся в теме. Так за разговорами мы доехали до обыкновенной пятиэтажки на окраине города. Пацан сразу сник, словно мы его не домой привезли, а в спецприемник для малолетних преступников. Он нехотя вылез из салона.
— Пойду-ка и я с вами, — прокряхтел препод немецкого. — Мало ли что…
Глава 21
Мы направились к подъезду. Возле него, несмотря на морозный вечер, торчали соседки Зиминых, которые тут же принялись шептаться, говоря, наверное: «никак, милиция изловила сыночка этой алкашки…». На всякий случай, я на них посмотрел, грозно насупив брови. Хотя, что они могли разглядеть в такую темень? Серега повел нас на третий этаж, причем — с каждой ступенькой ноги его шевелились все медленнее, словно ему лет семьдесят, а не тринадцать. У двери, с номером двадцать восемь, вернее — со следами от номера, он остановился и понуро кивнул.
Общий вид двери свидетельствовал о том, что за люди живут внутри, красноречивее слов. Филенка ее была украшена отпечатками подошв солидного размера, изрезана, словно кто-то в ярости полосовал ее ножом, а в паре мест — проломлена. Кнопка звонка оказалась вырвана с «мясом». Вместо нее торчали проводка с оголенными жилами. Из-за двери доносились громкие и явно бухие голоса, а также — музычка. Что-то вроде: «Все, все, что в жизни есть у меня, все, все в чем радость каждого дня…».
Похоже, что в этой квартирке радость была каждодневной. Я бухнул по многострадальной филенке кулаком, хотя очень хотелось — ногой.
И дверь отворилась. Сама. Не факт, что у нее вообще был замок. Я показал Рунге на восьмиклассника — придержи, дескать, а сам вошел в дверь. И едва не навернулся, потому что в темной прихожей кто-то валялся. Рука моя машинально потянулась к стене в поисках выключателя, но я вспомнил об оголенных проводах, торчащих из стены вместо звонка и поостерегся. Переступил через тело и шагнул в кухню, откуда доносился гвалт. Там мало, что можно было разглядеть из-за табачного дыма, кроме голой лампочки под потолком. Да, права была тетя Глаша, шалман!
