Орел и Ворон - Калинин Даниил Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT, FB2) 📗
Я согласно кивнул:
– Опередили… Что с ранеными будем делать?
Сотник кратко и буднично ответил так, словно речь идет о недоеденном кулеше:
– Добивать. Тати же лесные, добра от них никому не дождаться, коли выживут.
Замерев на месте, не решаясь лишать жизни увечных и размышляя о том, что сам-то стрелец не спешит марать руки кровью раненых, я дождался, когда Тимофей, неопределенно хмыкнув, первым шагнул к хрипящему здоровяку, распластавшемуся на земле. Последовал короткий взмах сабли – и мгновение спустя стоны раненого оборвались…
– Добив их, мы же милость христианскую исполним. На запах крови ведь волки явятся али медведь. Под клыками их разве легче смерть будет?
Ничего не говоря, я двинулся в сторону раненного в плечо татя, на ходу поднимая палаш.
Мерзость!
…Некоторое время спустя я вернулся к сотнику, деловито изучающему содержание кошеля разбойника, после чего надолго приложился к фляге с водой.
Отпустило.
– Видимо, попов или монашков порезали, сволочи безбожные.
В объемном кошеле нашлось место и медякам, и серебряным монетам, и даже золотому польскому дукату. А также еще одному наперсному кресту, вновь выполненному из серебра.
Видать, попадались татям и священники, и даже состоятельные шляхтичи с золотишком в кармане…
– И не побоялся ведь их голова, душа пропащая, на себя крест батюшкин надеть и настоятелем представиться!
Сотник аж сплюнул в сторону сраженного им ряженого попа.
– Не дождутся они от меня молитвы об упокоении, звери дикие!
Согласно кивнув, полностью разделяя чувства московита, я принялся разглядывать трофейный пистоль разбойного вожака. Отличный экземпляр – замок новый, и, как видно, за ним хорошо ухаживали. К тому же пистоль отделан серебряными пластинками с вычурным узором. Идеальная чеканка! А на рукояти – гравировка с родовым гербом… Вороном, держащим в клюве золотое кольцо! Подивившись, я покачал головой – такая роскошь на оружии до добра не доводит… Владелец – скорее всего, тот самый, кому принадлежал и золотой дукат, – соврать не даст.
И все-таки я решил оставить пистоль себе. Уж больно мне запал в душу пусть и чужой герб с вороном…
Протянув стрельцу второй самопал татей, уже без всякой вычурной отделки, я твердо произнес:
– Мне пяти пистолей многовато будет, и четырех за глаза! А у тебя пусть хотя бы один будет – все одно в бою сгодится, сам знаешь. Как заряжать и заводить замок, я научу – ключи, слава богу, голова татей при себе держал.
Стрелец, сдержанно кивнув, отпираться не стал, пистоль принял:
– За науку благодарствую, а вот награбленное разбойниками предлагаю передать в монастырь. Глядишь, в обители сумеют распорядиться добром, нажитым татями кровью… Да и кресты наперсные только братии отдать и можно. Как думаешь, немец?
Я потер лоб: вновь вернулась головная боль. Как некстати…
– Возражений не имею. Это правильное решение!
– Рад, что ты согласен.
Товарищ вновь попытался улыбнуться, но отчего-то в этот раз вышло криво… Хотя, может, и показалось.
А я, к собственному удивлению, поймал себя на той мысли, что совершенно не жалею, что поддержал выбор стрельца. Ведь сколько бы золота или серебра ни нашлось в кошелях оставшихся разбойников, один только трофейный пистоль будет стоить все одно больше… И, в конце концов, так будет действительно честно.
А еще я вновь подумал, что как только завершу в Московии все свои дела, то больше никогда не возьмусь за меч! А из пистолей только по глиняным горшкам стрелять буду – вместе с Викторией на побережье.
Стрелять я научил ее давно, и тренировками она не пренебрегала. Отец смотрел на такое нарушение правил поведения незамужней девушки сквозь пальцы. Так ведь он и мои ночные визиты вынужденно терпел – по совести сказать, дочка крутит им, как хочет! Да и немудрено: фройляйн Айхен – единственная дочь, единственная память о рано ушедшей жене. При этом она непреклонна и вспыльчива, и если ее пытаются заставить делать то, чего Виктория не хочет, то она все равно не поступится своей волей! Единственным исключением в этой истории являюсь я сам. И мне это нравится!
Я улыбнулся. Осталось совсем немного – и я вернусь. Ты только жди меня, Вики…
– Давай-ка уже лошадок наших седлать. Негоже оставаться на месте после выстрелов – прогремели на всю округу. Вроде на огонек забрел сам атаман, судя по пистолям, но кто знает, сколько в его ватаге на самом деле татей было!
Сотник отвлек меня от размышлений о возлюбленной и воспоминаний, и я согласно кивнул в ответ:
– Ты совершенно прав, друг мой. Стоит поспешить!
Глава 14
Борисоглебский монастырь в закатных лучах заходящего солнца произвел впечатление мирно спящего воина. Но воина невероятно могучего, способного пробудиться сей же миг и встретить любого врага огнем крепостной артиллерии, выстрелами стрелецких пищалей и летящими на головы нападающих камнями, бревнами, льющейся сквозь варницы кипящей смолой… Башни крепостной стены монастыря и маковки церквей открываются путнику издали, но если вдалеке они кажутся игрушечно малыми, то вблизи от просто огромных размеров выдвинутых вперед веж-исполинов перехватывает дыхание! Выдвинули их зодчие специально – для того, чтобы атакующих монастырь можно было косить выстрелами из бойниц косого боя вдоль прясел… Я насчитал более десяти боевых веж, делящих могучие каменные стены на участки-прясла, простреливаемые пищалями с обеих сторон.
Не разочаровали и сами стены: толщиной не менее полутора сажен, оснащенные бойницами подошвенного, среднего и верхнего боя, укрытые поверху двускатной кровлей… При наличии достаточного числа защитников и запаса пороха да свинца для пуль (ну и, конечно, пушек и пищалей) такая твердыня станет неприступной для любого врага! Неудивительно, что гетман Сапега застрял у схожей по мощи стен Троице-Сергиевой лавры со всеми своими ляхами, немецкими наемниками, казаками Лисовского и прочими ворами… Которых у него насчитывается то ли десять, а то ли и все пятнадцать тысяч! И это против всего двух тысяч ратников князя Григория Долгорукова да тысячи монахов, паломников, трудников и вчерашних крестьян, взявших оружие в руки и вставших на стены! И ведь держатся защитники лавры, вот уже десять месяцев, как держатся, выдержав два тяжелых штурма и с десяток-другой мелких схваток во время многочисленных вылазок…
В одной из таких, по слухам, монастырь едва ли не пал – в январе сего года. Благодаря малодушным перебежчикам воры узнали, что готовится очередная вылазка, и подготовили засаду на пошедших за стены крепости стрельцов… Но атакованные ратники не дрогнули, приняли бой, отгоняя ворога посменными залпами пищалей и медленно отступая к воротам, а с прясел их поддержал огонь многочисленных пушек. Но самое страшное – в открытые для отступающих ворота ворвались всадники Лисовского и польские гусары! Однако последние, вместо того чтобы спешиться и попытаться занять воротные башни да удержать проход для подхода основных сил, ринулись конными внутрь лавры. Где их и истребили лапотные крестьяне, бросая камни и бревна на головы ворогам, оказавшимся зажатым в узких улочках меж построек…
И ведь никак теперь нельзя, чтобы лавра пала. Никак нельзя! Монахи ее еще до осады прославились тем, что находили на дорогах в окрестностях монастыря раненых и, доставив в лавру, искусно лечили их. Также братия оказывала приют всем сирым и убогим, и именно по настоянию архимандрита Иоасафа воевода Долгоруков позволил укрыться за стенами крепости беженцам, ищущим спасения от воров Сапеги. Несмотря на то, что запасов продовольствия в осажденной лавре и так было мало… Наконец, именно резкая отповедь игумена монастыря, отказавшегося присягать через гетмана второму Лжедмитрию и призвавшего русских стоять против ляхов, литовцев и воров за веру православную, буквально всколыхнула народ! До того царь Василий Шуйский практически не имел поддержки среди простого люда и служивых, некоторые города и вовсе присягнули самозванцу добровольно, без штурмов и осад. И только после воззвания архимандрита Иоасафа многие люди, коих еще не коснулись бесчинства воров и литовцев, стали подниматься на борьбу с ворогом.
