Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович (читать книги онлайн txt) 📗
После побега князь эмигрировал, продолжал заниматься наукой, создавал собственную модель анархизма – самоуправляющихся общин.
И вот, наконец, завтра Морозов увидит его. Да, завтра…
Морозов всё глядел в наклонное окошко высоко над головой, забыв о голоде: деньги у него давно уже кончились, надо было бы занять, но – у кого? Эмиграция сама живёт в нищете. А к Петру Ткачёву обращаться неловко: он и так через день на обеды к себе приглашает…
Морозов вспомнил о деньгах, и под ложечкой опять засосало. Он вздохнул, перевернулся на живот. Знал по опыту: так голод ощущается меньше. Запах бумаги и типографской краски убаюкивал его: это были родные запахи, почти российские…
Морозов повозился, устраиваясь поудобнее. И уснул перед рассветом сном невинного младенца.
Стояло чудесное утро. Пётр Алексеевич Кропоткин неторопливо прогуливался по набережной Лемана, как называли здесь Женевское озеро, любуясь видами этого лучшего из уголков мира. Справа над городом нависал двугорбый массив горы Салев. Сейчас, облитый светом поднимавшегося солнца, он был окрашен в нежные золотистые тона. А слева до горизонта расстилалась лазурная гладь Лемана. Между озером и горой причудливо вились улочки с разнообразными домами, перенесёнными сюда, кажется, из нескольких европейских стран. Между домами и на стенах общественных зданий полоскались длинные полосы голубой и жёлтой материи: это были цвета Женевского кантона. Эти полосы создавали праздничный, почти сказочный вид, оттеняя разнообразие фасадов, балконов, мансард, лестниц…
Кропоткин, забывшись, смотрел по сторонам, как вдруг, словно из-под земли выскочив, перед ним оказались два человека.
– Пётр Алексеевич! Доброго утречка!
Кропоткин близоруко прищурился, узнавая говорившего: чёрные цыганские кудри, шляпа залихватски сдвинута набок… Это был Сергей Кравчинский.
– Доброе утро, Сергей Михайлович, – отозвался Кропоткин. Перевёл взгляд на спутника Кравчинского. Это был высокий юноша, безбородый и безусый, в очках, которые он постоянно поправлял от волнения.
– Вот, Пётр Алексеевич, познакомьтесь, – сказал Кравчинский. – Николай Морозов. Тот самый, о котором я вам говорил.
Кропоткин недоверчиво посмотрел на Кравчинского. Как? Неужели это тот самый Морозов, который вошёл в секретный полицейский список самых опасных людей в России? Список недавно был опубликован в Лондоне, в лавровском журнале «Вперёд!».
Заметив взгляд Кропоткина, Кравчинский понял его по-своему:
– Да, Пётр Алексеевич, видите, какая молодёжь идёт нам на смену?
– М-да… – неопределённо хмыкнул Пётр Алексеевич. – Однако боюсь, не вышло ли ошибки…
Морозов внезапно густо покраснел: вот-вот брызнут из глаз слёзы.
– Вы… – прерывающимся от волнения голосом выговорил он. – Вы мне не верите?
– Я верю Кравчинскому, – угрюмо ответил Кропоткин. – А вас я пока не могу… Э-э… Говоря научным языком, идентифицировать.
Теперь уже обиделся Кравчинский. Он обижался совершенно по-детски: или лез в драку, или надувался, как индюк.
– Пётр Алексеевич, – сказал он. – Я Морозова знаю давно, вместе в народ ходили… Так что… Если вас смущает его вид, так это потому, что он здесь новичок. Да и выглядит моложе своих лет…
Кропоткин смягчился.
– Прошу меня извинить, – буркнул он, не глядя на Морозова. – Сергей Михайлович, не беспокойтесь. Вам я целиком и полностью доверяю. Но сейчас попрошу вас оставить нас наедине.
Кравчинский совсем обиделся.
– Как вам угодно, – сказал он, гордо вскинул голову, развернулся и зашагал крупным полувоенным шагом: сказывалась выправка, полученная ещё в Артиллерийском училище.
Когда Кравчинский исчез в глубине аллеи из плакучих ив и пирамидальных тополей, Кропоткин наконец прямо взглянул в лицо Морозова.
– Так это вы написали брошюрку о террористической борьбе? – спросил он после паузы.
– Я, – просто ответил Морозов.
Кропоткин двинулся с места, жестом приглашая Морозова следовать рядом.
– Написано дельно. Но лишь для человека понимающего. Простой народ ваших умствований, извините, не поймёт.
Морозов снова запунцовел.
– Что это за «метод Вильгельма Телля и Шарлотты Корде»? – продолжал Кропоткин. – Убийство из-за угла, что ли? Смешали народного героя Швейцарии с контрреволюционеркой… Видите, даже мне не очень понятно…
Морозов молчал.
Они шли по набережной, мимо летних террас многочисленных кафе, которые ещё не открылись. Полоскались на ветру голубые и жёлтые полотнища, чайки кричали вдали, а на набережной появились первые прохожие.
– Я не убийство из-за угла имел в виду, – наконец, сделав над собой усилие, проговорил Морозов. – Я…
– Да понимаю, – отмахнулся Кропоткин. – Начитались в детстве Шиллера… Только Шарлотта Корде здесь не к месту. Да и Вильгельм Телль, насколько помню, из-за угла ни на кого не покушался… Впрочем, прошу простить. Здесь, в эмиграции, становишься недоверчивым и подозрительным… Ну, так зачем вы желали меня видеть?
Морозов помолчал. Когда прошли мимо коляски молочника, Морозов, понизив голос, отчётливо выговорил:
– Мне велено передать вам, что вы приговорены к смерти.
Кропоткин приостановился.
– Что?
– Да, именно так. Вы слышали о «тайном эскадроне», созданном Охранкой? Так вот этот «эскадрон » и получил приказ сделать на вас покушение. Здесь, в Женеве, или в Париже.
– Ну, в Париж, я, как говорится, больше не ездок, – кривовато усмехнулся Кропоткин. – Меня там хотели арестовать и выслать в Россию, да спасибо местным анархистам: предупредили вовремя… Так значит, теперь уже и смерти моей желают? И кто там состоит, в этом «эскадроне»?
– Не знаю. Жандармские чины, люди из тайной полиции… Эскадрон создан, как я слышал, с молчаливого согласия цесаревича Александра Александровича.
Кропоткин помолчал.
– Вы сказали: вам велено передать. А кем велено?
Морозов открыл рот, запнулся.
– Я не могу сказать вам имени. Разве только псевдоним: Хронос.
Кропоткин снова приостановился, с изумлением взглянул на Морозова.
– Постойте! Да вы откуда такие вещи знаете?
Морозов пожал плечами, поправил очки, покосился сбоку на Кропоткина.
– Ещё Хронос просил передать, что против Мавра заведено дело. Скорее всего, он будет оклеветан. Кстати, его имя стоит первым в списке приговорённых к смерти «тайным эскадроном».
– Боже мой! – воскликнул Пётр Алексеевич, останавливаясь и разворачиваясь лицом к Морозову. – Николай! Или вы немедленно расскажете мне всё, что знаете о Хроносе и Мавре, или я буду вынужден прекратить этот разговор!
Морозов снова поправил очки и, ещё более понизив голос, сказал, глядя себе под ноги:
– Трудись, как сталь, и защищайся…
После этих слов с Кропоткиным произошла перемена. Он вдруг порывисто подхватил Морозова под локоть и потащил куда-то в боковую аллею.
– Знаете что, – на ходу пояснил он. – Я думаю, нам понадобится немало времени, чтобы поговорить откровенно… Я знаю здесь один чудесный уголок, где нам никто не помешает. Сейчас срежем угол и выйдем на берег Роны… Это река, которая вытекает из Лемана… Там неподалёку от берега есть замечательный уединённый островок…
– Я знаю, откуда Рона вытекает, – с обидой в голосе сказал Морозов. – И остров этот знаю. Остров Руссо. Я по утрам хожу туда читать. Как раз возле памятника великому французу, на скамейке, и читаю. Очень удобно: с набережной меня закрывают ивы, а мост к острову виден, как на ладони…
Кропоткин быстро взглянул на него:
– Да вы, я вижу, совсем молодец… Именно туда я вас и приглашаю. Кстати, трава там…
Он замолчал, и Морозов, поняв, что от него требуется, продолжил:
– Да, змеям там не спрятаться нигде. Ведь… Latet anguis in herba…
АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.
