Второй прыжок с кульбитом и пистолетом (СИ) - Сербский Владимир (книга регистрации TXT) 📗
Нас никогда бы не пожелали понять
Que dans nos coeurs moi, j'ai trouve
To, что в наших сердцах я нашла то,
Се que le monde refusait de nous donner
Что мир отказался нам дать.
Parle plus bas mais parle encore
Говори тише, но говори снова
De I’amour fou de I'amour fort
О безумной любви, о сильной любви
И если в первом прогоне увлажнились глаза у Натальи Николаевны, то во втором случае растрогалась Надежда Константиновна. Однако зрителей из зала более всего восхитила не мелодия, и не футуристическая виолончель, а сама виолончелистка. Алена, вышедшая к микрофону на передний план, выглядела просто сногсшибательно на шпильках и в коротком черном платье, которое дома еще и укоротила. Сидеть на сцене в таком нельзя, поэтому она даже наклоняться не пробовала.
Стоять, собственно, полагалось всем, следуя современной моде на вокально-инструментальные ансамбли. Однако мы сломали шаблон и здесь — на ногах осталась одна лишь бас-гитаристка Анюта. Сверкая улыбкой, она эффектно приплясывала. Ничего не поделаешь, мне и Вере сидеть рекомендовалось по медицинским показаниям. Барные стульчики со спинкой, притащенные из того мира, комбики «Роланд» и блестящие хромом микрофонные стойки у каждого исполнителя смотрелись стильно и необычно.
А потом дело дошло до того, ради чего все и затевалось — солирующий саксофон и волшебный вокал Надежды Козловской. Хиты Дюка Эллингтона, Луи Армстронга и Эллы Фитцджеральд катились легко, с редкими остановками на шлифовку отдельных шероховатостей. Два часа пролетели незаметно. Завершая репетицию, сияющая певица сообщила Антону резюме:
— Ты знаешь, неплохой саунд.
— В целом да, — согласился я, а Антон кивнул. — Но у нас еще куча работы.
На это Надежда Константиновна усмехнулась:
— Умные люди утверждают — если найдешь себе дело по душе, тогда не придётся трудиться ни одного дня в жизни. Мне кажется, я такое дело нашла. Спасибо тебе, Тоша.
К ней бочком подкралась Алена. Глядя в сторону, она прошептала:
— Мама, я не хочу в Москву, поступать на артистку. Можно я поступлю в Музпед? Буду по виолончели учиться, и гитару освою. Нам в группу еще одна гитара прямо сейчас просится…
Изумленный Антон замер, а у Надежды Константиновны пропал дар речи.
— Доченька, как же так? — после паузы ахнула певица. — Там папа колотится, с людьми договаривается. Мы же решили… Ты же решила актрисой стать!
— А я и здесь стану, возле тебя, — отбрила ее дочка. — Да, Тоша?
Влезать в семейные разборки я не стал, и Антону не позволил. Просто тихо удалился. Не знаю как джазовые композиции, но образ Алены запомнился зрителям точно.
К условленному часу явился милицейский старшина Максим Максимыч. Подпираемый двумя крепкими сержантами, мужчинами в возрасте и ладной форме, он ухмылялся в усы. Вчера мы с ним решили, что не будем таскать туда-сюда оборудование и инструменты, а оставим здесь, в кладовке Малого зала. Под надежной охраной милицейского поста, конечно. Как он договаривался со своим начальством, не знаю, но дополнительное питание охране я обещал, выделив под это дело мятую купюру в пятьдесят рублей.
— Ты что, Михалыч, — удивился старшина, отведя Антона в сторону. — Тут условия лучше санаторных — туалет, вода и скамеек полно. А это ползарплаты! Знешь, сколько чебуреков можно купить? Вагон и маленькую тележку! Не жирно ли будет?
— Нормально, — вздохнул я. — Платить за работу ты запретил, значит, будем кормить. И еще дам, когда кончатся. Велико ли, мало ли дело, его надо делать хорошо и с удовольствием. А мне, брат, хочется спокойно спать.
***
Насчет «спокойно спать» я немного лукавил. Идея Анюты касательно целебного воздуха Гагры запала мне в душу. А почему нет? Поэтому в полночь мы приземлились на известный загородный пляж. Необычайно яркие звезды отражались в морской ряби, создавая иллюзию новогодней гирлянды на иссиня-черном небе. Мягко шелестел прибой, играя крохотными волнами. Ласковый ветерок, пропитанный эвкалиптом, щекотал ноздри подсоленным йодом. Анюта восторженно охнула, моментально разоблачилась и, не озаботившись купальником, нырнула с брызгами и визгом. Я не возражал, стесняться на совершенно пустом пляже было некого.
Сам поступил иначе: разулся и закатал штанины, чтобы прогуляться по кромке берега с лечебной целью. В моем возрасте уже пора задуматься о профилактике ишемической болезни сердца. Походную фляжку коньяка я держал в руке — коктейль из субтропического воздуха и капельки нектара показался мне уместным.
По лунной дорожке Аня вышла из воды, пристроилась сбоку:
— Антон Михалыч, я чую запах коньяка. При вашей болезни разве можно?
— Можно, солнышко, — на всякий случай я переложил фляжку в другую руку. — Только осторожно.
— Нет, Антон Михалыч, так дело не делается, — она протянула мне кружок домашней колбасы. — Без закуски пить негоже.
Пришлось закусывать, но я не пожалел:
— Боже, какая красота, — откусил еще раз. Божественно! В коктейле из морского воздуха и армянского нектара явно не хватало именно этой колбасы. — Дед из деревни опять приезжал?
— Бабушка навестила, теперь холодильник полный. Скажите, Антон Михалыч… То, что Гагра в вашем мире теперь заграница, ладно. Переживем. А почему Киев стал отдельным? Это же мать городов русских. Папа родом из Киева, и родственников там полно…
— У меня тоже, — вздохнул я.
— И что, поехать нельзя?
— Поехать можно, — хмыкнул я, — только можно не вернуться.
Неожиданно она зашла с другого краю проблемы:
— Как по вашему мнению, Ленин был великий руководитель партии и народа?
— Конечно, — несколько обескуражено подтвердил я. — И мыслитель великий, такое собрание сочинений мало кто написал.
— А Сталин?
— Несомненно. Великий Император.
— А почему они не оставили после себя таких же великих последователей? — ей казалось, что это логичный вопрос.
Пришлось Аню огорошить:
— Любая революция пожирает своих детей.
— Как это? — из моих рук Анюта откусила добрую часть кружка колбасы.
— Ну вот смотри, большевики взяли власть. И сразу начали уничтожать целые сословия — дворян, священников, казаков. Они их посчитали врагами народа. И одновременно избавились от союзников.
— Почикали меньшевиков?
— Не только. Первыми под раздачу попали кадеты. Их сразу объявили «партией врагов народа». Потом революционеры избавились от октябристов и эсеров. Следом разгромили анархистов во главе с батькой Махно. А потом Сталин начал избавляться от ленинской гвардии.
— Зачем? — Анюта даже остановилась.
Загорелые ноги, покрытые капельками воды, в лунном свете светились матовым изваянием. Я с трудом отвел глаза.
— Борьба за власть — это война пауков в банке, до полного уничтожения оппонента. И не забывай о деньгах.
— О каких деньгах?
— О реквизиции ценностей у богатых. Любая революция — это еще и передел сокровищ. В советских газетах много писали о расстрелах чекистов, проводивших реквизиции. За время революции к рукам ленинцев много чего прилипло… Сталин не только избавился от ленинской гвардии, он ее еще и ограбил. Как говорится, «грабь награбленное». Верных ленинцев объявили заговорщиками, «врагами народа», но в подвалах ЧК из них выколачивали не только фамилии подельников, но и номера заграничных счетов.
— Да ну? — охнула девчонка.
— А на какие деньги Сталин индустриализацию провел, как думаешь? Не было в разрушенной стране столько золота.
— Ни фига себе…
