Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
- Соколов, - а вот теперь взгляд ее уперся мне прямо в переносицу, - у кого-нибудь другого я бы и взяла вот так, - и она сделала рукой какой-то небрежный жест, словно отгоняя с поверхности реки проплывающий мимо сор, - но ты, Соколов, можешь лучше, гораздо лучше. И ты это знаешь.
На лице ее теперь ясно читался вызов, который она только что бросила сама себе - бросила и сумела взять верх. Эта победа ровным огоньком горела в глубине ее выразительных карих глаз.
Она сняла свой портфель со стула и, обогнув меня, направилась к двери.
Я болезненно поморщился и бросил ей в спину:
- Наташ...
Что говорить, я на самом деле не представлял - она застала меня врасплох.
Кузя чуть укоротила следующий шаг, но потом упрямо мотнула головой и, не оборачиваясь, отчеканила:
- Подумай еще, Соколов, это полезно.
Дверь она прикрыла аккуратно, без хлопка, и я остался в классе один.
Я задумчиво потер подбородок.
Нет, на самом деле, об этом можно было смело не думать.
Да что там, об этом нужно было не думать!
Но...
Вот именно, повисло воздухе это самое неясное и щемящее "но".
- Хорошо, подумаю, - согласился я негромко, и Ленин с портрета над доской посмотрел на меня с одобрительным прищуром.
На короткий миг я остро позавидовал Ильичу: ведь, по сути, ему было дано не много, и спрос оттого был невелик.
"Интересно", - подумалось мне вдруг, - "кто до меня здесь корректировал? Будда? Христос? Ох... А страшно-то как...".
Тот же день, поздний вечер,
Ленинград, Измайловский проспект.
Домой я вернулся в начале одиннадцатого.
- Все в порядке, - доложил маме, - я проверил.
И, правда, в этот раз заселение Мелкой прошло успешно. Сразу после школы я оставил ее в съемной двушке около Парка Победы, а сам понесся по окрестным магазинам, подтаскивая в квартиру закупленную утварь и продукты. Уехал оттуда я поздно, зато сытый и успокоенный.
- Бедный ребенок, - качнула мама головой. Потом посверлила меня обеспокоенным взглядом и выдала распоряжение: - Чтоб в субботу привел Томочку на ужин.
Я открыл было рот, чтобы уточнить "какую из?", но наткнулся на грозовые всполохи в глазах напротив, и счел за лучшее вытянуться в струнку, вскинув руку в пионерском салюте:
- Будет исполнено!
- Клоун, - негромко хмыкнув, сказала мама и поправила мне задравшийся воротник.
Из кухни, чуть скособочившись на правую сторону, вышел, пошаркивая, папа, и мы неловко обнялись.
- Ужинать будешь? - деловито уточнила мама.
Я взглянул на часы: до ближайших новостей на "Rai Radio 1" оставалось пять минут.
- Чай пошвыркаю, с вареньем. Но чуть позже, - и пошел в свою комнату.
- Вот... - услышал, как за дверью начала жаловаться мама, - приходит домой в ночи, сытый и довольный...
Что ответил папа, я не разобрал. Присел на корточки у прогревающейся "Ригонды", подкрутил звук и заскользил по длинным волнам.
Фамилий не прозвучало, лишь в общем: "бойня на Марио Фанни" да "сорвана попытка похищения". Шестнадцать погибших - почти в три раза больше, чем в прошлый раз...
Да, страшно. И неисправимо.
Пущенное мною чуть иначе, Колесо Истории перетирало на этой новой колее жизней как бы не больше, чем прежде.
Сколько уже на мне? Десятки? Сотни? Тысячи? Я ведь даже порядка не знаю...
Щелкнул клавишей, выключая приемник, и осмотрел опустевшую без Мелкой комнату.
"Хорошо, что ее нет", - пожухлым листом мотануло в опустевшей голове обрывочную мысль, - "не видит, как меня размазывает..."
Я пошел в прихожую, как робот - на прямых, не сгибающихся в коленях ногах, наклонился к зеркалу и принялся безуспешно выискивать изменения на своем лице. Ничего. Ни седины на висках, ни, хотя бы, многозначительных морщинок в углах глаз. Только под носом начинает темнеть жалкая поросль, но так ей еще год тянуться до первой бритвы.
- Что, - негромко прозвучало за спиной, - любуешься?
Я покосился на папино отражение.
"А ведь мне теперь просто нельзя проиграть. Столько уже заплатил! Чужими жизнями, не серебром".
- Мама спать легла? - уточнил полушепотом.
Папа кивнул в ответ.
- Пошли тогда на кухню, - предложил я.
Сели за стол. Я налил чаю и подвинул себе вазочку с тягучим вишневым вареньем.
- Мама говорит, что ты уже и домой не всегда на ночь приходишь, - начал папа разговор.
Я доверительно наклонился к нему:
- Да вот думаю, не пойти ли в разгул.
Папа глянул остро и помолчал, что-то напряженно обдумывая. Потом спросил:
- Ну, и кому ты этим сделаешь хуже?
Я криво усмехнулся:
- Вот ты не поверишь, но я думаю об этом каждый день.
Папа с тоской посмотрел на разобранную для чистки трубку, душераздирающе вздохнул и взялся за ершик.
Я торопливо глотал горячий чай. Обычно сладкое варенье сегодня горчило.
- Я тоже... - сказал, наконец, папа, - я тоже об этом думаю.
Я ткнулся лбом в твердое отцово плечо и посидел так, закрыв глаза. Потом предложил негромко:
- Давай тогда вместе думать.
И, не дожидаясь ответа, пошел в комнату спать.
Как я и ожидал - день получился тяжелым.
Глава 9
Пятница 17 марта, 1978, день
Ленинград, Измайловский пр.
Дуло вдоль проспекта немилосердно. По северному злой ветер вымораживал скулы и гнул пешеходов к земле. Я нырнул в долгожданную подворотню, словно солдат в окоп из-под обстрела, и с облегчением перевел дух. Смахнул со щек невольные слезы и заторопился дальше, в свой сумрачный подъезд. Пусть в нем попахивает плесенью из подвала, зато от пузатых батарей щедро расходится жар, а за это я сейчас был готов простить многое.
Взлетел, постепенно отогреваясь, на три с половиной лестничных пролета вверх и замер на полушаге, ошарашенный открывшейся картиной. На уровне моих глаз, на фоне той самой желанной батареи ярким пятном выделялись знакомые финские сапожки с приметно-красным кантом. Я поднял недоуменный взгляд выше. На облупившемся подоконнике сидела, нахохлившись, Софья и остановившимся взглядом смотрела куда-то сквозь стену дома напротив. На полу в углу стояла средних размеров ободранная клетчатая сумка.
- Эй! - я крадучись поднялся по оставшимся ступенькам и осторожно пощелкал пальцами перед ее лицом.
Она медленно повернула голову и посмотрела на меня без всякого выражения.
Я наклонился к ней, разглядывая.
"Да она, похоже, больна!" - сообразил, увидев влажный лоб и покрасневшие склеры.
- Ты это что? - пробормотал растерянно и положил ладонь на лоб.
Ну, точно, горячий. А пальцы - холодные, как лягушки.
- Эй, Софи, - сказал громче, разминая ее ладонь, - ты почему не в кровати?
Она посмотрела на меня, шмыгнула носом и просипела:
- А нету кровати.
- Не понял... Как нету? А в общаге?
- Выгнали. Уж три дня как, - мрачно ответила она.
- Че?! - вырвалось из меня потрясенно, - как выгнали? За что?
- За что, за что, - забормотала Софья, недовольно щурясь вдаль, - да какая теперь разница за что?! Ну, предположим, за дебош...
- О, мать, да ты буйна во хмелю... - растерянно проговорил я.
Она злобно зыркнула и отвернулась.
- Снимать комнату теперь придется? - предположил я неуверенно.
- На что?! - почти простонала Софья.
- Понятно, прогулеванила все, - протянул я, и был награжден за это еще одним недовольным взглядом.
- Иди уж, - сказала она тускло, - я случайно именно в твою парадную зашла согреться.
- Верю, - сказал я, быстро прокручивая в уме варианты, - а с работы вас, сударыня, не турнули?
- Тебе-то какое дело? - сумрачно спросила она.
- Да... Привык уже к лечащему врачу, - развел я руками.
