Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
— Да он бухой в сиську… — опять ахнул Наумов.
Барон Д`Айю и остальные просто расхохотались.
Я сам едва не рассмеялся, но быстро взял себя в руки и скомандовал:
— Принимайте болезного. Да пристройте куда-нить, пока проспится. И проверьте остальные комнаты.
Казаки принялись вязать толстяка, а Стерлигов поинтересовался у женщин:
— Пардон, дамы, а что это было?
— Дык… — пожала плечами одна из них, сухенькая невысокая старушка в цветастом платочке. — Мы ить и сами не знаем-то. С утрясь японы спрашивали, кто петь можыть, потом вытащили из острога, сюдой привели, сначала заставили обличье вымыть, да платки повязать, а ентот велел петь. Но добрый, не измывался, накормил досыта сначала, да водочки вдоволь поднес.
Остальные пьяненько захихикали и активно закивали.
— Шарман, — хмыкнул интендант. — Вот только откуда этот капитан здесь взялся? Возможно я ошибаюсь, но по знакам различия, он принадлежит к том же ведомству, что и я. Только к японскому.
— Увы, не знаю, Алексей Федотович… — появление толстяка в Дербинском, я сам пока никак не мог объяснить, потому что по показаниям пленных, никаких офицеров здесь и помине не оставалось — все ушли громить нас в Тымово.
Неожиданно со стороны тюрьмы в трактир донеслось несколько выстрелов, я сразу выбросил капитана из головы и помчался к Собакину.
К счастью, перестрелка почти сразу закончилась — японскую охрану острога, сдуру удумавшую отстреливаться, тут же перебили.
Тщательное прочесывание никаких дополнительных японцев не выявило — Дербинское полностью перешло в наши руки.
Собственно, задача номер один была выполнена, осталось только дождаться пешую часть отряда и караван с гражданскими.
Я сразу выставил посты на всех подходах к поселку, после чего принялся разбираться с местными жителями запертыми японцами в остроге.
Ситуация с ними здесь складывалась примерно, как и в Тымово, разве что в более мягком варианте. Людей хоть как-то кормили, а казнили только ополченцев с их семьями, да каторжников, вернувшихся в тюрьму. Наших солдат в тюрьме оказалось мало — всего девять человек, так как почти всех русских военнопленных японцы уже успели отправить в Александровск, зато разных чинов из тюремного персонала, нашлось больше двух десятков. В том числе, старший надзиратель Дубина, маленький кривоногий человечек, зато большая мразь, выпившая у меня немало крови. А точнее, не у меня, а у штабс-ротмистра Любича, что, впрочем, на данный момент, одно и тоже. Да и другие каторжники натерпелись от этого мудака вдосталь.
Немедленно появилось настоятельное желание вздернуть урода, но некоторые обстоятельства заставили меня передумать.
Дубина оказался весь израненным, а точнее, исколотым штыками — как позже выяснилось, надзиратель в одиночку лично оборонял тюрьму и долго не допускал в нее японцев, а когда закончились патроны, пошел в рукопашную. Сражался свирепо, даже японцы впечатлились его храбростью и оставили в живых.
— Все пулял из окошек, — докладывала очевидица, та самая старушка из хора. — Матюгался, страсть. Кричал, что вертел японов на… ну вы поняли, вашество, на чем вертел. А потом… с саблей как выскочить! Дале что было не знаю, попрятались мы…
Я кивнул женщине и вошел в камеру. Дубина лежал на нарах, весь завернутый в бинты, как египетская мумия.
Увидев меня, он презрительно скривился и процедил.
— Что, радуешься, каторжная морда? Ну радуйся, радуйся. Я тебя еще на том свете достану…
Я немного постоял с ним рядом, после чего тихо сказал:
— Дурак, ты, Игнат Яковлевич. Ой, дурак…
Вот как теперь этого мудака вешать? Да, не спорю, редкостная сволочь, а видишь, как повел себя. Н-да… ладно, пусть живет. Я никогда личное с делом не смешивал. Сначала выздоровеет, а там посмотрим.
После надзирателя, я быстро провел блиц-опрос среди узников, в результате чего отряд пополнился тремя с половиной десятками новых бойцов, более-менее боеспособными мужиками, а старики, да женщины с детьми, единогласно выразили желание следовать с нами хоть к черту на кулички, но подальше от японцев. Из тюремной администрации взял к себе только шестерых, а остальных пока направил на перековку, помогать бабам в хозяйственных делах, да работать веслами. Мутный народец, за такими глаз да глаз нужен.
Но с ними не обошлось без эксцессов, неожиданно взбрыкнул молодой, но уже с хорошо просматривающейся проплешиной на голове, чиновник судебного ведомства.
— Кто вы такой, — бурно возмутился он, — чтобы я вам подчинялся? С какой стати вы командуете?
— Любич Александр Христианович, — я едва сдержался, чтобы не дать ему в морду. — С кем имею честь?
— Я Бальц Рудольф Алексеевич! — гордо представился чиновник. — Коллежский асессор, секретарь судебной комиссии! И я не собираюсь вам подчинятся. Тоже мне удумали… в хозобслугу…
— Не хотите? Хорошо. Тогда станете в строй, — я обернулся к Серьге. — Степан Потапович, выдайте бойцу штык.
— Какой штык? Зачем штык? — Бальц вытаращил на меня глаза.
— Штык — это оружие, — не скрывая улыбки, пояснил чиновнику Стерлигов. — Не пойдете же вы в атаку с голыми руками? А винтовку добудете в бою.
— Но я же… — Бальц растерянно замялся. — Я же никогда не воевал… и вообще… боевые действия уже закончились…
Возиться с ним мне вдруг резко надоело.
— Ты как попал в плен? Отвечать!
— Сдался… — проблеял Бальц. — Вместе со всеми…
Я подтолкнул его к камере где лежал Дубина.
— Скажи, почему этот человек не сдался? Что помешало тебе поступить как он?
— Но…
— Считаешь себя особенным?.. — я взял его за воротник и притянул к себе.
— Не…
— Так в чем дело? Боишься воевать? Страшно? Отвечать сучий потрох! Или считаешь, что здесь хозяева японцы?
Бальц вместо ответа бурно разрыдался.
— Тьфу, блядь… — я оттолкнул его от себя, а потом тщательно вытер платком руки. — Заприте его в камеру обратно, пусть сидит, ждет своих хозяев…
Больше никаких возражений от судейских не последовало. Я отдал еще несколько распоряжений, после чего вернулся в трактир, который по уже сложившейся традиции отвел себе под штаб-квартиру.
Там меня встретил Свиньин и подвел к открытому ящику, на котором сидел японский капитан.
— Смотрите, что я нашел, Александр Христианович, — интендант показал на толстые пачки японских купюр. — Здесь пятьдесят пять тысяч иен, десять тысяч русских рублей и пять тысяч американских долларов. Могу предположить, что этот капитан из армейской финансовой службы и развозил жалование по частям. И прибыл в Дербинское уже после того, как местный гарнизон отправился нам на встречу. Но для чего рубли и доллары, увы, не знаю.
— Так давайте поинтересуемся у него самого. Наумов, куда ты определил пленного? Показывай…
Урядник провел нас к чулану под лестницей на второй этаж, снял навесной замок и открыл дверь.
— Вот он, тутай.
Японец неловко встал с табурета и опять изобразил поклон.
— Еще хмельной, — ухмыльнулся казак. — Прикажете отрезвить?
Но ответить ему я не успел. Капитан вдруг неуловимо быстрым движением скользнул вперед, коротко ударил урядника в кадык, а следующим ударом, но уже ногой. отправил в нокаут часового. Свиньин попытался схватить японца, но тут же кубарем полетел в угол, а капитан уже с его саблей кинулся на меня.
Первый удар рассек ремешок кобуры маузера на груди — спасло только то, что как только началась кутерьма, я интуитивно успел отпрянуть назад.
От второго — я ушел броском в сторону, но капитан все-таки успел чиркнуть клинком меня сзади по плечу.
Несмотря на обманывающую полноту, двигался он очень стремительно и быстро загнал меня в угол.
Спас меня один из казаков — заскочив в коридор, он отвлек на себя японца. Спас ценой своей жизни — капитан скупо рубанул его по ключице, убив с первого же удара.
Потом опять кинулся на меня, но я уже успел выхватить шашку из ножен. По какой-то счастливой случайности, я взял ее с собой, так как отправился в Дербинское верхом.
