Морана (СИ) - Кулаков Алексей Иванович (книги читать бесплатно без регистрации полные txt, fb2) 📗
Тук-тук-тук!
До подвального жилища нелюдимого сапожника Ефима непогода почти не доставала, оседая тонкой пленкой воды на стенах верхних этажей; но в любом случае, жаркое дыхание растопленной печки-булерьянки вот уже неделю подряд надежно выжигало любую возможную слякоть и плесень из самых дальних углов ярко освещенной мастерской. Самого хозяина в помещении не было — отошел по делам, зато за верстаком работала его юная ученица, уверенно собирающая из фигурных кусков черной хромовой кожи будущий верх женских зимних полусапожек.
Тук-тук-тук!
Небольшой сквознячок колебал полупрозрачный огонек спиртовой горелки, на которой тихонечко исходил парком небольшой котелок с закопчеными боками. С угловой полки бубнил что-то бравурное небольшой репродуктор, который держали не столько ради новостей, сколько как точные звуковые часы и отчасти утренний будильник… Внезапно, тихий уют мастерской нарушил сильный удар чего-то тяжелого во входную дверь: массивная створка с честью выдержала это испытание, чего не скажешь о человеке, что подскользнулся на ступеньках и въехал в нее плечом и головой. Из-за толстого дерева раздались глухие чертыхания, затем какая-то возня, и наконец по-очередно щелкнули замки — впуская в теплое помещение порыв уличного ветра, напитанный запахами прелой осенней листвы и влажноватой уличной свежести. Вместе со сквозняком, бесцеремонно рапахнувшим пошире дверцу оконной форточки, в мастерскую вступил и ее хозяин, причем сделал он это три раза подряд — ибо явился не один, а в компании грубовато сваренной тележки на двух колесиках. Не пустой, естественно: четыре крепко сколоченных посыльных ящика с почтовыми штемпелями, поверх коих была привязана сумка с продуктами. Вот мужчина и тягал весь этот груз с подъездного крылечка в свое жилье, попутно раздеваясь-избавляясь сначала от кепки, затем от куртки-дождевика, ну а в последний заход с явным облегчением скинул и чуть отсыревший пиджак.
— Погода мерзкая…
Сменив сапоги на теплые домашние тапки из обрезков овчины, Ефим Акимович небрежным пинком сдвинул с прохода один из ящичков, умылся, и проинспектировав чайник, поставил его на огонь. Подумал, затем присел за верстак по-соседству с беляночкой да и начал отдирать старые подметки с поношенных, но еще крепких сапогов. За всю свою жизнь «медвежатнику» еще не попадалось людей, с которыми было бы так же хорошо молчать на двоих, как с его ученицей: и честно говоря, он все больше и больше начинал ценить такие вот моменты. Пока чайник кряхтел и пыхтел, готовясь забурлить крутым кипятком, в умелых руках мастера подметки уступили напору клещей — девушка же, как раз успела закончить с заготовкой-подготовкой верха будущих полусапожек и начала раскладывать на куске тонкой кожи перчаточные лекала.
— Тебе твоей травы заварить, или чайковского прогонишь?
Мимолетно улыбнувшись, девушка подтвердила:
— Чай.
Чуть позже, когда они уселись за обеденным (и много каким еще) столом и ученица начала инспектировать содержимое большого газетного кулька со свежими пончиками, наставник недовольно проворчал:
— Слушай, где ты находишь таких недоумков? Я за жизнь много чудиков повидал, но сегодняшний проводник… Пока твою посылку с него вытряхал, он раз десять переспросил, кто я такой и чего мне надо, да еще по ходу пьесы два раза навернулся. Глаза какие-то мутные… Никак на марафете сидит?
Размешивая темно-красную заварку, девушка легко пожала плечами:
— Главное, что дело свое сделал хорошо. К тому же, всего через полчаса он тебя напрочь забудет, и хоть пытай его — не вспомнит.
— Да? Хм, ну…
После воркутинских курортов «медвежатник» тоже начал считать, что осторожности слишком много не бывает, так что настроение его резко улучшилось, и захотелось «поскрипеть мозгой», узнавая что-нибудь новое и необычное.
— Александра, скажи на милость, если это конечно не тайна. Вот красота твоя: она природная, от матушки-батюшки — или от ведовства-волховства?
Аккуратно расправляясь с еще теплой выпечкой, блондиночка удивленно вскинула бровки и задумалась, явно подбирая слова. Отвечать же вообще начала, лишь расправившись с третьим пончиком и сделав пару глотков ароматного пуэра:
— У каждого человека есть то, что составляет его суть и личность. Чем сильнее его… Душа и Узор, тем это заметнее: их связь с телом исподволь изменяет плоть, понуждая ту хоть как-то соответствовать духовному наполнению. Это нельзя как-то отменить, или хотя бы изменить… Вернее, мне просто неизвестно, как это сделать без вреда для себя. Можно сказать, что это своего рода печать: ну или сама природа человеческая так отмечает тех, кто идет путем самосовершенствования.
Помолчав и попытавшись уложить в памяти как всегда честный, но все равно по-большей части непонятный ответ, Ефим признался:
— У меня порой от твоих ответов ум за разум заходит.
— Так не спрашивай.
— Пф! Любопытство вперед меня родилось!..
Вытирая пальчики чистым полотенцем, лиловоглазая волховка (за меньшее ее сапожник уже и не держал) довольно мило улыбнулась, и вместе с недопитым чаем вернулась обратно к перчаточным лекалам. И уже оттуда довольно-таки равнодушно заметила:
— Я узнала про твоих родичей.
Мужчина тут же забыл про недоеденную сардину во вскрытой консервной банке, промахнувшись ложкой мимо последнего куска.
— В моем пальто, во внутреннем кармане лежат две справки — возьми.
В процессе добычи документов с вожделенными сведениями, одна из посылок вновь удостоилась крепкого мужского пинка. Вернувшись за стол, «медвежатник» сначала просто положил сложенные вчертверо листы казенной бумаги перед собой, затем тщательно обтер руки и жирные от масла губы — и только после этого подрагивающими от нетерпения пальцами развернул первый документ, мимолетно удивившись нквдэшному штампику в его правом верхнем углу.
— Звонникова Глафира Акимовна, год рождения… Да, помню, батя тогда на радостях крепко поддал. В Горьком[2] живет, надо же — а я ведь бывал там пару разов?.. Образованная, ишь ты! Замужем, два сына и дочь… Супружник сидит, значит? И статья-то пятьдесят восьмая[3]: он что у нее, «политик»? Или «контрик»[4]?
— Нет, обычный дурак. Пришел на работу с сильного похмелья, и сунул ломик в крыльчатку электромотора своего станка: думал, пока его ремонтируют, отоспится. Во время разбирательства выступил без ума, да и не по делу — в итоге, приговорили к трем годам лагерей по статье пятьдесят восемь дробь семь.
— Промышленный саботаж? Н-да, повезло придури, всего «трешкой» отделался: сейчас бы на пятерочку присел.
Вздохнув, бывший сиделец (хоть и попался всего раз, да Воркутлаг десяток обычных тюремных «университетов» заменяет) еще бережней прежнего сложил справку по сестре и перешел к личности двоюродного брата. Который тоже был женат, имел трех оболтусов мал-мала меньше и двух уже вполне взрослых девок на выданье — и проживал все в том же Горьком. Вернее, бывал там наездами, потому как уже второй год трудился вахтовым методом в Амурском леспромхозе номер семь, каким-то там плотником-монтажником приготовительного участка.
— Чудны дела твои, Господи. Люди с таежных лесоповалов всеми правдами-неправдами ломятся на легкие работы, или вовсе на волю бегут — а Ванька сам вольнонаемным в эту пахоту пошел. Он часом, головой не того?
Закончившая обводить тонким мелком контуры лекал, блондиночка подхватила бритвенно-острый резачок и рассеянно подтвердила:
— Не того, Ефим Акимович, не того. Ты просто не представляешь, сколько нового жилья вдоль всего Транссиба уже построено, и сколько все еще строится: брат твой крупноблочные дома-«кировки» помогает собирать, и хорошие деньги на том зарабатывает. Ему ведь не только свою семью надо содержать, но и сестры двоюродной.
Потемнев лицом, мастер-обувщик пару раз сжал-разжал кулаки и о чем-то задумался.
— Дело твое, конечно: но если опять попадешься, то родичей уже не увидишь.
Не сразу соотнеся сказанные нежным девичьим голоском слова со своими мыслями, «медвежатник» сначала уставился на волховку непонимающим взглядом, который затем постепенно изменился на подозрительный и даже возмущенный.
