Республика - победительница (ЛП) - Щерек Земовит (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Вроцлав и Щецин, региональные столицы, сохранили свой немецкий характер, хотя кое-где уже начали появляться малюсенькие польские деловые предприятия и анклавы. Сами поляки не слишком стремились к заселению немецких, враждебных им метрополий, провинциальных городов это тоже, практически, не касалось. В связи с отсутствием более решительной поддержки со стороны государственного аппарата – блокируемого предупреждениями со стороны Запада – мало кто решался на выезд в Протекторат.
Польские планы "подкожной" полонизации этих территории завершались пшиком. Польская soft power [73] была слишком слабой, так что без того, чтобы не выбросить всех немцев за Одер и Нейссе, а на их место завести поляков, концепция была попросту невозможной. Все правильно, общегерманская экономика была сломлена, малые германские "государства" находились в состоянии бедности, но Польша была не в состоянии экономически интегрировать вокруг себя "свою" часть Германии. Она ведь и сама только-только встала на ноги, и рост ее благосостояния сильно зависел от финансового допинга. О польской культуре, до сих пор считаемой в Германии чем-то низшим по отношению к немецкой культуре, нечего было и говорить. Всеобщее презрение немцев к ней походило всеобщее презрение, которое поляки испытывали к русской культуре во времена советского доминирования в реальной истории. Немногие польские поселенцы, которых потом их немецкие соседи начинали ненавидеть, выезжали в Пруссию. Польская пресса вопила, требуя уважения к "тысячелетним правам" Жечипосполитой и "расправы" с немцами, только у правительства не было пространства для маневра. Выселить немцев оно не могло хотя бы потому, что в Варшаве прекрасно понимали, что столь радикальная акция изменила бы отношение к Польше: теперь она уже не была бы стражем мира в регионе, но его разрушителем, и – что за этим следует – Польше могли бы отказать в дружбе и предоставлении помощи. И ситуация становилась более грозной, поскольку теперь исправить отношения с Западом начал стремиться и Советский Союз, который в Европе, не столь пострадавшей от тотальной войны, не вырастил таких когтей и клыков, которые вырастил в реальной истории. Кроме того, у Польши была масса проблем с украинцами и начинающими все громче требовать своих прав белорусов (не говоря уже про несчастный Мадагаскар), чтобы рисковать конфликтом на своей западной границе.
Потому-то в начале пятидесятых годов, что как раз совпало с занятием должности новых Верховным Вождем, было объявлено о торжественном завершении протектората и заявлено о создании двух независимых государств: Нижней Силезии и Поморья. Эти государства обязывались защищать польское меньшинство (местные поляки, чувствуя предательство со стороны польской державы, массово выезжали оттуда) и оставаться под польской оккупацией, точно так же, как Лужица и Брандербург-Мекленбург.
За западной границей давно уже были заброшены бесплодные мечтания о "повторной славянизации", построенные на волне послевоенного энтузиазма к польской державности. "Поощряемые" к принятию славянской тождественности немцы не до конца были в состоянии понять, что поляки имеют в виду, и в чем тут вся штука с этим Краем Вендов. Ведь никто из них, сколько ни жил, живого венда в глаза не видел. В Лужице все давно уже понимали, что творится, только лужичанам польское управление нравилось приблизительно так же, как и местным немцам.
Варшава перестала финансировать вендийские дома культуры, прессу и культурные мероприятия, поддерживающие несуществующий этнос, а в Лужице ограничились чисто символическим культурным присутствием. Перестали вспоминать о строительстве новой, громадной столицы лужичан в Хотебусе или Будышине. Польское присутствие в четырех восточно-германских государствах ограничилось военным присутствием и очень сильным вмешательством в политику этих "стран". И еще, last but not least, к заботе о том, чтобы Нижняя Силезия, Поморье, Лужица (немцы не пользовались эти названием, предпочитая "Саксонию") и Бранденбург-Мекленбург не начали уж слишком тесного сотрудничества между собой. Равно как и со странами других оккупационных зон.
Но подобная ситуация приводила к тому, что Польша была отрезана от Запада обширными территориями, жители которых ее не обожали. Понятное дело, что железные дороги свободно обеспечивали обмен с Европой через Германию, все пользовались и германскими автострадами, тем не менее, тот Запад, что был более-менее дружественным в отношении Польши, к которому Польша тянулась, отодвинулся от нее на несколько сотен километров.
Как ездили через Германию? В прессе появлялись репортажи по этой теме:
Наш экспресс "Варшава – Париж" приближается к границе Поморья. Здесь еще, на основе отдельных договоров, железнодорожная трасса проходит экстерриториально, так что поморские чиновники и таможенники в вагон даже и не заходят – одни только наши. Проверяют паспорта, салютуют ладонью. Немцы появляются только лишь на границе Бранденбурга. Они холодные и неприятные, лают в наш адрес короткие, прерывистые предложения, как будто к своим собакам обращаются. Долго проверяют паспорта и обыскивают сумки, цепляясь к каждой мелочи. Со мной едут инженеры и помещики с самыми изысканными манерами (мы едем на парижскую выставку), но даже они, стиснув зубы, должны сносить эту немецкую спесь, тем более жесткую, что это единственный вид спеси, который немцы способны в отношении нас проявить. Представление завершается, штампы ставятся, и поезд проезжает через Берлин. Здесь стоянка, несколько минут, чтобы распрямить кости. Мы хотели сойти в закусочную на перроне, чтобы попробовать знаменитые берлинские колбаски, но тут же, непонятно жаже откуда, появился визжащий полицай. Из его воплей мы поняли, что он требует предъявить визы – тогда мы показали свои паспорта. – Это только транзитная виза! – рявкнул он и загнал нас назад в вагоны.
Едущие вместе с нами немцы глядели на нас с превосходством и презрением. Это можно было вычитать в их глазах – а может это у нас уже паранойя начиналась. Во всяком случае, вскоре за Берлином имелась очередная граница. Снова вошли брандербуржцы. Они спрашивали, не везем ли мы какую-нибудь контрабанду. "Да что мы могли бы везти контрабандой, - возмутился сопровождавший меня инженер Y., - если нам на границе не разрешили дурацких колбасок купить!". Таможенники тут же облаяли инженера, крича, чтобы тот не был таким умным, поскольку это не они выдумали здесь границу, а только поляки. После тщательнейшего обыска и проверки документов под свет и с лупой они ушли. Но через минуту со злобными усмешками появились ганноверцы. "Эх, вздохнул едущий с нами пожилой помещик, виленский зубр, - ганноверцы еще раз придут на ганноверско-рейнландской границе, потом рейнландцы, еще раз рейнландцы на рейнланд-французской границе, а потом уже только французы – и уже Париж".
ЭЛЕМЕНТЫ, КОТОРЫЕ В РЕАЛЬНОЙ ИСТОРИИ ТАК И НЕ
СЛУЧИЛИСЬ
Помещичество, которое пережило войну практически в ненарушенном состоянии, было весьма любопытным явлением в спасенной Польше; они были элементом, который в Третьей Республике полностью отсутствовал. Можно сказать, что оно представляло собой единственную вещь, которая смогла бы преодолеть польский стереотип на Западе и выйти за пределы схемы представления "холод-грязь-нищета". Польские помещики, с одной стороны, бывали раздражающе консервативными и тупыми, но с другой стороны – их общество отличалось какой-то фантазией, шиком, стилем и классом, уверенностью в себе и относительным отсутствием комплексов. А еще – они обладали просто зрелищным и привлекательным стилем жизни. Александр Ват [74] в На моем веку рассказывал Чеславу Милошу [75], что в качестве модели жизни польских помещиков во Второй Республике брали различные слои населения – от чиновничества до богатых селян. И хотя доходы от имений уже не были такими уж огромными, помещики все так же подпитывали ряды государственной администрации, они же занимались бизнесом, словом – они являлись "образчиком" поляка и символ польского этоса [76], к которому все повсюду стремились. Обогащающиеся предприниматели, поднимающиеся по лестнице должностей чиновники приобретали крупные земельные владения и старались установить и поддерживать отношения со своими благородными соседями, то есть войти в ту "структуру имений" – сеть, на которой была растянута давняя Жечьпосполита.
