Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей (книги TXT) 📗
— Врубай, — скомандовал я старшему по ремонту.
Тот сделал совсем уже удивлённые глаза, но повернул рычаг, подключающий турбину к вальцам — всё и закрутилось без особых проблем.
(мукомольная мельница в разрезе, 19 век)
Башкиров-старший, оказывается, никуда не ушёл, стоял тут в сторонке и наблюдал — так даже его проняло, подошёл ко мне, похлопал по спине и сам вспомнил про завтрашние съёмки.
— Когда, говоришь, там придут твои синематографисты?
— Давайте прямо с утра и начнём — раньше сядем, раньше выйдем, верно? — ответил я.
— Не возражаю, — благодушно сказал Матвей, — в 9 утра, комнату на первом этаже я уже приказал освободить под это дело. А за ремонт тебе отдельная благодарность… Фрол, выдашь ему сто… нет, сразу триста рублей.
— Рад стараться, — гаркнул я.
— Пойдёшь ко мне заместителем по технике? — вдруг справился он.
— Мне надо обдумать этот вопрос, дядя Матвей, — уклончиво ответил я.
— Ну обдумывай, — на этом Башкиров наконец покинул мельничный цех, а я отправился к своим баранам… в смысле к членам коммуны имени пролетарского писателя Максима Горького.
Глава 12
--
А на следующий день, как и договаривались, с раннего утреца мы занялись производством первого отечественного художественного фильма. Володя Сашин с кинокамерой на горбу подошел вовремя, объяснил ему диспозицию, сели на лавочку. Он начал проверять своё хозяйство, я тоже поинтересовался, что да как там устроено.
Оказалось, что всё внутри там устроено довольно заковыристым образом. Главным открытием Люмьеров был скачковый механизм для прокрутки плёнки — надо же сначала резко продёрнуть её вниз, а затем задержать напротив объектива для экспозиции кадра. И так 16 раз в секунду… откуда взялась эта цифра, сказать сложно, эмпирическим путём скорее всего, а вот при демонстрации готового фильма скорость увеличивалась до 18–30 кадров/сек. С этим связано ускоренное, так называемое мультяшное перемещение героев в первых немых фильмах. Почему киномеханики ускоряли процесс, тоже тайна, окутанная мраком… есть мнение, что это делалось в интересах публики, чтоб она, значит, не заскучала, а по мне так это дурь собачья.
Кстати, когда появилось звуковое кино, частота кадров увеличилась до 24, это было связано с тем, что только на такой частоте получалась нормальная фонограмма, без провалов и дёрганий. Но ничего этого я Сашину, конечно, говорить не стал, а просто восхитился простотой и экономичностью устройства. А тут и Розочка подошла, познакомил её с Володей, коллегам по коммуне представлять не стал уж.
— Доброе утро, — расплылся в улыбке Сашин, видать зацепила его розочкина грудь-то. — Давайте попробуем снять какую-нибудь сценку с вашим участием.
А Роза не отказалась — поскольку героя-любовника подрядился играть сам режиссер, то крутить ручку киноаппарата пришлось мне. Текст я выдал им обоим, там по три строчки было всего…
— Кстати, — вспомнил я, — а титры-то кто и как будет вклеивать? Фильм же немой, без титров там совсем всё непонятно…
Всё оказалось достаточно просто — титры пишутся на белой бумаге чёрными буквами, а потом камера снимает их нужный интервал времени. Далее всё это вклеивается между кадрами при монтаже. Внёс свои пять копеек:
— А что, если эти титры сделать немного художественными? Виньетки там какие-то пририсовать, розочки опять же… или макароны, у нас же про них кино будет?
Эта идея, сразу видно было, захватила Сашина, он даже на время забыл про Розу. Но ненадолго, вспомнил он про Розу и заставил меня крутить ручку, пока они по очереди положенные слова говорили, сопровождая это отчаянной лицевой жестикуляцией. По мне, так смешно вышло, но наверно сейчас по-другому и не сделаешь, в дозвуковую-то эру…
А тут время к девяти подошло, и я скомандовал двигаться в заводоуправление для съёмок большого босса. А там нас уже ждали — приказчик Фрол был поставлен курировать этот вопрос, он и провёл всю компанию в дальнюю комнату на первом этаже, тут, похоже у них бухгалтерия обитала, судя по кучке деревянных счётов и большим шкафам с амбарными книгами.
— Подойдёт? — спросил Фрол.
Мы переглянулись с Володей, потом он согласно кивнул, что мол вполне.
— Ну тогда устанавливайте технику, а я зову Матвей-Емельяныча.
Емельяныч сегодня был на удивление весел и добродушен, даже изволил пошутить насчёт Розы — сказал, что он бы с ней не отказался сыграть любовную сцену. Роза хихикнула, но отвечать ничего не стала.
— Матвей Емельяныч, — принял я деловой тон, — вот текст, который вам надо сказать (и я выдал ему страничку, там немного было), вот место, куда надо глядеть при этом (показал на объектив), старайтесь быть как можно более естественным, как обычно себя ведёте, так и продолжайте…
Отсняли мы его, короче говоря, с горем пополам и какой-то матерью — естественно он вести себя не захотел, а почему-то пучил глаза и не читал текст, а буквально орал его в камеру… после третьего дубля я переглянулся с Володей и дал отбой, может так даже и лучше, все увидят, какой суровый начальник на мельнице, у такого небось не забалуешь.
Отпустили с богом Башкирова и пошли в наш цех снимать выползающие из пресса макароны. А заодно и всю команду имени пролетарского писателя Максима Горького.
Команда с утра готовилась к этому действу, поэтому была на удивление тиха, скромна и причёсана. На Розу, впрочем, все смотрели, разинув рот до ушей, но слов никаких не сказали, и на этом им большое спасибо. Отсняли мы производственные процессы довольно шустро, полчаса на всё про всё ушло, а затем пришла пора снимать любовные сцены.
— Слушай, — сказал вдруг Сашин мне, — а женских-то ролей у нас две, одна за героя замуж выходит в конце концов, а вторая пытается ему мстить. Значит и актрис нужно две штуки?
— Ерунда, — ответил я быстро и решительно, — Роза с обеими ролями справится, сегодня она положительную женщину отыграет в таком виде, как есть… нормальны прикид у неё… а завтра, например, найдём грим и поменяем одежду, тогда она злую разлучницу изобразит. Правда, Роза?
Та скромно потупила глазки и ответила, что конечно, хоть троих сыграет, чего такого-то? Ну и пошли мы на природу делать любовную сцену… не с первого, конечно, захода и даже не с третьего, а с четвёртого получилось всё достаточно сносно.
— На сегодня вроде бы всё, — сказал Сашин, — пойду проявлять плёнку, вдруг брак окажется…
— А я тогда титрами займусь, — предложил я, — у нас один парнишка из коммуны рисует неплохо, работа для него как раз. Слова почти все написаны.
С художественным даром оказался один из новеньких, Алтыном его все звали — маленький и щуплый, но очень шустрый. Украл в заводоуправлении пачку белых листов… ну как украл, запудрил мозг бухгалтеру до такой степени, что он сам мне выдал эту бумагу, лишь бы я от него отвязался… и посадил Алтына за работу. Виньетки и розочки, сказал, отдаются ему на откуп, нарисуй несколько вариантов, лучший пойдёт в работу, а я пока слова буду писать. Естественно трафаретку сделал, чтобы ускорить процесс, шрифт самый простой взял, типа Ариал, чтобы не возиться с засечками.
А заодно набросал идеи для рекламного плакатика в бывший трактир Рукомойникова — Алтын отвлёкся ненадолго от исполнения надписей и ткнул в третий вариант, это подойдёт. Но, сказал, займусь этим попозже, а сейчас некогда, во какие исполнители у меня подросли, заказчика строят…
Ну а я, пока время свободное нарисовалось, решил посидеть-поразмыслить, чем дальше заниматься буду, после этих макаронных дел, конец-то тут совсем близок, значит что? Надо иметь план развития на ближайшую и не очень перспективу. Лучше сразу два плана, если в первом что-то пойдёт не так.
Надумал вот чего — надо нам перебираться в Народный дом, это однозначно, там будет штаб-квартира нашей коммуны. Сотрудничество с Башкировым надо продолжать, но несколько на иных условиях — нечего от него вдоль и поперёк зависеть. Только по договорам подряда теперь. Глубокая переработка зерна, как я понял, ему глубоко параллельна, предложу ему новое дело, выжимку и продажу растительного масла для населения. А также в государственные закрома — армия же тоже маслом питается.
