Русский бунт. Шапка Мономаха (СИ) - Воля Олег (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗

— Как же вы спаслись? — затаив дыхание, спросила княжна Агата.

Странно. За столом не было ни одного человека, искренне верящего в то, что я настоящий Петр Федорович. Но мой рассказ зачаровал, и даже Волков слушал с напряженным вниманием.

Я отпил из своего бокала ароматного морса и продолжил:

— Дважды я видел паруса на горизонте, но никто не заметил моего бедственного положения. Меня мучила жажда и постоянно мутило. Но к счастью, в конце концов меня прибило к берегу. Как позже я узнал, это был остров Готланд. Я выполз на твердую сушу и без сил рухнул на землю. Меня всего колотил озноб. Небесный свод и земная твердь непрерывно качались. Я потерял сознание.

— Очнулся я в доме местного лютеранского священника. Меня одолевал жар, я бредил. Но благодаря молитве пастора и настойкам местной травницы болезнь оставила меня, и я стал выздоравливать. Тут-то и навалились мысли, как жить дальше. Можно было добраться до Кронштадта и обратиться к морякам. Была большая надежда, что они меня поддержат и удастся с помощью пушек флота захватить столицу. Или добраться до моих голштинских родственников и с их помощью убедить всю венценосную Европу что я жив. Возможно даже, вернуться на трон. Но что потом? Трястись в страхе, что тебя опять при удобном случае свергнут или отравят?

— Сомнений добавил и священник. Из моего болезненного бреда он понял, кто перед ним. Но не мог понять, что я тут делаю, поскольку новости до этого острова доходят с большой задержкой. А когда до пастора дошли слухи о дворцовом перевороте в России, то он послал рыбаков в Гельсингфорс за шведской прессой и в Ригу — за русской. Так мне в руки попал номер «Ведомостей» с текстом манифеста Екатерины о восшествии на престол. Из него я с удивлением узнал, что я покушался на православную церковь и упустил победу, заключив мир с врагом. Жене моей пели панегирики и слагали оды. Я был потрясен.

— И тогда пастор сказал мне: «Сын мой, ты совершенно не знаешь народа, которым взялся править. Господь даровал тебе шанс окунуться в мир простых людей. Не пренебрегай им». И я так и сделал. Но сначала я воплотил свою детскую мечту и вступил в армию короля Фридриха, где и прослужил пять лет. Потом год попутешествовал по Европе, общаясь с учеными и механиками. В шестьдесят восьмом вернулся в Россию. И контраст между Европой и Россией поразил меня. Каждый прожитый в России год переполнял меня болью, и в конце концов я решил, что нельзя больше это терпеть. Дальше вы знаете.

За столом повисла тишина. Собеседники переваривали сказанное, прикидывая, что в моей легенде правда, а что откровенная ложь. Я не мешал им, отдав должное еде.

— Именно так и будет написано в учебниках, ваше величество?

Первой прокрутила информацию Наталья-Августа. Я улыбнулся.

— И энциклопедиях, — кивнул я.

— И даже намека на правду о вашей истинной личности не сделаете? — с просительными интонациями произнесла принцесса. Волков аж отшатнулся, и его взгляд забегал от меня к принцессе.

— Наталья Алексеевна, не забывайтесь!

— Но тут же все свои, — продолжала ныть она.

Я скептично посмотрел на Волкова, потом на Куракину. Августа вздохнула. Моя загадка ее явно мучила.

— Не советую проявлять свое любопытство в этом направлении, Августа. Вы сегодня наблюдали, как я за это наказываю.

— Вы слишком добрый, чтобы меня напугать, — заявила принцесса.

У Агаты и Волкова глаза округлились от такого заявления. Да и я опешил от такого вывода.

— С чего вы решили?

— Ваша машина казнит мгновенно, не причиняя напрасных мучений, неизбежных при работе палачей, — начала она загибать пальчики. — Преднамеренно мучить приговоренных вы тоже не захотели. Ну, я говорю про колесование, четвертование и прочее. Вывешивать трупы в клетках вдоль дорог, как это делают, например, в Англии, вам даже в голову не пришло.

Меня даже передернуло от этих милых европейских обычаев. Августа меж тем продолжала:

— Кроме того, за сомнения насчет вашей личности арестовано было больше тысячи человек, а казнено только полторы сотни. Значит, вы не настолько жестоки, насколько хотите показаться. И меня не накажете.

Я нахмурился, но Августа тут же вставила ремарку:

— Разумеется, я буду держать язык за зубами на людях. Обещаю, государь. Все будет строго между нами.

Вот ведь стервочка. Надо уйти от этой темы.

— Давайте я вас лучше развлеку песней на немецком языке. Причем моего собственного сочинения.

Барышни округлили глаза и энергично закивали. Как бы они ни относились к моему самозванству, стихи, которые я выдавал за свои, несомненно, заслужили у них любовь и уважение.

— Агата, я надеюсь на ваши выдающиеся музыкальные таланты и попрошу вас слушать особенно внимательно. Вам придется подобрать на слух ноты к той мелодии, которая сейчас существует только в моей голове.

Агата кивнула в знак готовности. Я поднялся из-за стола. Встал в центре свободного пространства залы и с чувством запел:

Дойчланд, дойчланд убер алес,

Убер аллес ин дер Вельт.

Венн эс штетс цу шутц унд трутце

Брюдерлих цзузаменхэльт.

Гимн этот я знал отлично. Изучение немецкого для меня шло через поэзию и песни, а уж гимн среди них был на первом месте. Так что никаких проблем его воспроизвести для меня не было. А Гайдн и Гофман, ежели родятся, сочинят что-нибудь другое.

Блю им гланце дизес глюкес,

Блюэ дойчес фатерлянд!

Дважды повторил я последние строки гимна и раскланялся.

— Это просто божественно! Это же гимн, да? — чуть не подпрыгивая, ко мне подскочила Августа и повисла на шее.

Я несколько опешил от такого проявления чувств молодой вдовы и промедлил с ответом. Вместо меня сказал Волков:

— Нет ваше высочество, это не просто гимн. Это манифест. Манифест единой Германии.

Я наконец выпутался из объятий принцессы и кивнул сенатору.

— Совершенно верно, Дмитрий Васильевич. И я рад, что вы это столь ясно и остро понимаете. Ибо вам придется заниматься вбросом этого манифеста.

Волков изобразил на лице непонимание.

— В скором времени вы отправитесь ко двору короля Фридриха в качестве моего посла. И эту песню вы преподнесете в дар его величеству от меня…

— И исполнить гимн должен хор детей, — встряла в разговор Августа. — Это будет как хор ангелов, дарующий королям Пруссии великую цель. Единая Германия от Мааса до Мемеля и от севера Италии до Дании!

Волков покачал головой.

— Вене это не понравится.

— Так в этом и цель, Дмитрий Васильевич, — усмехнулся я. — Пусть между Потсдамом и Веной возникнет напряжение. Это снизит с их стороны угрозу для России.

— Я так полагаю, подробности моей миссии — это предмет отдельного разговора. Не так ли? — полуутвердительно спросил Волков.

Я покосился на женщин и кивнул.

— Само собой. А пока, — повысил я голос, — давайте попросим Агату Александровну подобрать мелодию на этом чудесном клавесине.

— Это клавикорд! — удивленно поправила меня Августа. И тут же хитро прищурилась, что-то подозревая.

«Вот на таких мелочах и проваливаются шпионы, — с некоторым раздражением подумал я. — Надо срочно занять барышню делом, а то она от безделья и до истины докопаться сможет».

Но развития темы не последовало. Агата уселась за инструмент, и я снова начал петь, делая большие паузы, дабы девушка могла подобрать мелодию. Мелодию песни, что должна была изменить историю взаимоотношений немецкого и русского народов.

Глава 10

Лето одна тысяча семьсот семьдесят четвёртого года выдалось в Санкт-Петербурге жарким и даже душным. Однако двор не переехал в Царское село, к тенистым аллеям и прохладным прудам, как делал это обычно. Приличествующие объяснения этому, конечно, давались, но настоящей причиной был страх. Страх перед внезапным появлением войск самозванца. Его казачки и пособники мерещились повсюду, заставляя метаться немногочисленную конницу. Императрица в такой обстановке сочла неразумным отдаляться от столичного гарнизона и местного дворянского ополчения.