Крымское танго (СИ) - Сергеев Ефим (книга регистрации TXT) 📗
— Но-но! Что ты понимаешь?! Это даже не важно — о чем договариваться. Важно, что человек уровня премьер-министра обещает какому-то тренеру по танцам поменять ему в угоду свой график, расписанный на годы вперед… Подожди-подожди, что они говорили о Стейнбеке?
— Я даже не знаю, кто это. Вернее, знаю фамилию, — писателя, но он ведь умер давным-давно, а они говорили о живом человеке. Что-то о его заинтересованности в реализации инициатив Ефимова. Каких именно — сказано не было…
— Так, понятно… Извини, но мне понадобится кое-что выяснить о твоем Михалыче. Напомни мне дня через три об этом разговоре…
На третий день с утра у него на столе лежала довольно пухлая папка, содержащая в себе не только биографические, финансовые и карьерные данные, но и все статьи, обзоры и комментарии, где стояла подпись Ефимова, его интервью и подборка комментариев к его сообщениям в "Мы". Быстро проглядев все материалы, он снял трубку, набрал короткий номер и, дождавшись ответа, коротко бросил: "Антон, зайди, пожалуйста".
— Ты ведь знаком с Сергеем Михайловичем Ефимовым? — последовал быстрый вопрос, едва чиновник вошел и расположился за приставным столиком.
— Да, мы несколько раз встречались.
— Можешь коротко охарактеризовать?
— Конечно, — после секундного размышления ответил Антон, — но вначале я бы хотел сказать, что если бы не он, Крымского проекта просто не было бы.
— И… из чего это следует. Здесь, — он ткнул в папку, — этого нет.
— А там вообще нет никаких аналитических материалов. Не успели подготовить.
— Это не ответ.
— Прошу прощения. Это было моё личное мнение, которое я никогда не решусь высказать публично. Мне показалось, что такая характеристика будет уместнее. Можно ещё добавить переговоры с Тимошенко и Стейнбеком. И… ещё там нет ничего про Беслан. Потому что изложить это на бумаге не представляется возможным.
— Сколько можно говорить загадками!? Конкретнее можно?
После того, как Антон рассказал об их с Андреем Олеговичем позапрошлогодней беседе с Ефимовым и обо всем, что за этим последовало, в кабинете стало так тихо, что стало слышно тиканье часов на руках.
Наконец хозяин кабинета шумно выдохнул, перевернул пару листов в по-прежнему лежащей перед ним папке и сказал:
— И всё-таки придётся как-то перекладывать это на бумагу и отдавать на экспертизу… ну… понятно кому.
— Должно ли это означать, что Ефимов будет включен в соответствующие списки?
— Возможно. Но не сейчас. Пока у него не та весовая категория. Лучше скажи, что он за человек.
— Я бы назвал его человек-парадокс. Уж в слишком далеко отстоящих друг от друга вещах он видит что-то общее. Это означает, на мой взгляд, что был проведен очень глубокий анализ. Причем за очень короткое время и при минимуме исходных данных. Либо он — гений, способный предвидеть реальное развитие событий минимум на десять-пятнадцать лет. Но только в тех областях, которые ему интересны, либо могут затронуть его лично. Просить его анализировать развитие вооружений, например, — бессмысленно. Если бы людей можно было разделить без полутонов на пацифистов и милитаристов, я бы отнес его к первой категории.
— Вот как!? Вижу, что не только господин Ефимов способен к глубокому анализу. И каковы основания для такого вывода?
Пересказывая разговор с Сергеем на свадьбе Леонида и Натальи, Антон поймал себя на мысли, что помнит его слово в слово. "Вот ведь как в душу запало!" — удивился он сам себе. "А ведь тогда показалось слишком пафосным и не слишком уместным для человека из бизнес-среды…".
И снова повисла необычайно длинная для этого кабинета пауза, прерванная, естественно, хозяином:
— Я удивлен столь подробным рассказом. Раньше я не замечал за тобой подобной сентиментальности.
— Вы знаете, я тоже удивлен тем фактом, что помню дословно все, что тогда говорил Ефимов, — он слегка пожал плечами, будто бы извиняясь и, уже явно смутившись, пробормотал, — И не только тогда…
Через пару часов звонок застал Катерину перед самым началом тренировки в раздевалке, где, к счастью, никого не было, поэтому она взяла звонок.
— Да, пап.
— Дочь, я хочу встретиться с твоим Михалычем. Пригласи его к нам в следующее воскресенье.
— Ой, пап, давай после двадцатого августа!
— Почему так надолго надо откладывать?
— Потому что и мы с Денисом, и Татьяна с Марко, и Ефимовы — готовимся к очень важному и интересному турниру в Штуттгарте — к German Open, — который закончится девятнадцатого. Двадцатого возвращаемся.
— Так месяц же ещё почти.
— Ну да, ты его либо запряжешь по полной программе, либо озадачишь так, что ни о чем другом думать он будет не способен, либо запугаешь. Вся подготовка — коту под хвост пойдет.
— Ну, хоть ты-то из меня монстра не делай!
— Извини ради бога… ну, неужели он тебе нужен настолько срочно?
— Да не особо… просто запланировал уже… ну, хорошо, давай 27-го.
— Спасибо! Я передам.
— И…
— Я догадываюсь, что лишние уши будут не к месту.
В Штуттгарт они тоже прилетели все вместе — шестнадцатого. На следующий день Катерина с Денисом должны были танцевать латину на Grand Slam, восемнадцатого — Ефимовы, и в последний день — Grand Slam стандарт и у Татьяны с Марко, и у Катерины с Денисом.
Пока они всей своей небольшой толпой стояли на ресепшене в ожидании расселения, Сергея отозвал в сторонку Дорохов, который летел с ними одним рейсом и жил в том же отеле, в котором, впрочем, жило и большинство танцоров, и судьи, и "другие официальные лица". И в аэропорту, и в самолёте они практически не разговаривали, только тепло поздоровались и обменялись ничего не значащими протокольными фразами. Сейчас же, обведя взглядом огромный холл и, не увидев никого нежелательного, прямо спросил:
— На что рассчитывают Ваши м-м-м… подопечные?
— Не переживайте, Пал Палыч, они вполне адекватные люди и прекрасно понимают, что их уровень и опыт пока не позволяет претендовать на места, которые без определённого… скажем так, пиара, занять невозможно. Тем более на этом турнире.
— Я рад, что дело обстоит именно таким образом. У меня несколько дней назад был разговор с Плетневым. Как раз на эту тему. Он очень хвалил обе пары, особенно выделив скорость их прогресса, но тоже сказал, что пока далеко даже до полуфинала… Ну а Вы с Александрой, надеюсь, порадуете еще раз?
— Ну, если остальные претенденты на сеньорский финал не стали вдруг танцевать на уровне Соале или Бижокаса, то… поборемся, — улыбнулся Ефимов.
— Мне нравится такой настрой, — вернул улыбку Дорохов. — Ну, не буду, задерживать, я то уже ключи получил, пойду заселяться.
Пал Палыч подхватил свой багаж и направился в сторону лифтов. А Сергей стоял и с грустью думал о том, что "в прошлой жизни" прошло всего несколько лет с этого момента… и такие прекрасные, такие любимые бальные танцы захлестнул мутный поток клановых разборок, "политических" договорённостей, бесконечная погоня за более высокими местами, очками, рейтингом. Борьба за места в финалах и полуфиналах, беспардонное протаскивание своих пар судьями, стоящими в судейской линейке, безжалостное "опускание" пар-конкурентов. Конечно, далеко не все судьи, тренеры и танцоры дали вовлечь себя в эту вакханалию, но, к сожалению, ложка дегтя в бочке меда была не единственная…
Пока всего этого практически не было, пока судьи позволяли себе только осторожные комплименты в отношении своих пар, не опускаясь до откровенных сговоров и нашептывания гадостей про конкурентов…
"Нет, я точно не захочу ни в чем подобном участвовать. И ни Татьяну, ни, тем более, Катерину, нельзя дать туда затянуть. Конечно, может быть и обойдется, но риск слишком велик… Значит, ни о каких будущих чемпионских титулах не может быть и речи. И придется пойти на непростой и, скорее всего, опасный разговор… А чтобы этот разговор не стал слишком опасным, надо предлагать альтернативу… И что у нас остается? А остается у нас сущий пустяк — эту самую альтернативу придумать… Ну, что ж! Будем искать. С перламутровыми пуговицами…
