Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич (книги без сокращений txt) 📗
— Не спится, мой мальчик? — Очередная неожиданность поразила эрцгерцога до глубины души. Никогда император не позволял себе столько нарушений привычного распорядка дня и придворного регламента. Франц-Иосиф присел к столу, подвинув стоящий рядом стул. — И мне тоже не спится. Вот только не по той причине, что ты думаешь. Помолчи, выслушай меня. Все вопросы будешь задавать позже. Вот ты думаешь, что все тебя предали. И старина Монтекукколи, и Конрад и Алоиз и прочие. Думаешь, я ведь вижу это. И думаешь неправильно. Они делали то, что выгодно именно тебе.
— Почему вы так считаете, Ваше Величество? — говорить эрцгерцогу не хотелось, но и обижать старика было глупостью, следовало поддержать разговор.
— Твой вопрос говорит о твоей обиде, Франц. Если смотреть со стороны, то так и есть. Ты прав в своих раскладах, но прав не полностью, отбрасывая важный момент. Этот момент — мадьяры. Сейчас кажется, что они те, кто держит империю кроме нас, немцев. Но это далеко не так: нет больших сепаратистов, чем венгры. Еще во времена моей молодости они чуть не разрушили империю. К счастью Николай, по нашей просьбе, подавил восстание, у нас просто не хватало сил. А уж далее мы сыграли удачно, есть образ душителя и врага в виде русских и есть добрые венцы, которые пошли на расширение прав венгерской знати. И, заодно, показавшие русским, что более мы не дадим мадьяр «в обиду». До поры, до времени этого было достаточно, но я вижу, что наш котел кипит. Да и мадьяры стали умнее, используют всех этих славян, для отвлечения внимания. Сами же ждут того момента, когда мы ошибемся. Тогда нам смерть. Оставшаяся маленькая Австрия или будет в составе «Великой Мадьярии» или ее проглотят пруссаки.
— Пусть вы правы, дядя, но какое отношение это имеет к нынешней ситуации? — кое о чем Франц-Фердинанд знал, что-то предполагал, но, поскольку, император разговорился, то он решил воспользоваться моментом.
— Самое непосредственное, самое непосредственное. Конечно, Рудольф наломал дров с тем, что его капитан забыл отдать салют, но вот далее я его не могу упрекнуть. Он сделал все, чтобы русские или смирились с произошедшим или сами начали войну. Но не повезло. Кто бы не был в каземате, но у него сдали нервы. Мелкая песчинка, из-за которой многое пошло не так. Теперь смотри, что получается дальше. Если мы, как ты правильно предлагаешь, формально наказываем Монтекукколи и удовлетворяемся таким же «наказанием», — это слово он подчеркнул голосом, — у русских, то мадьяры решат, что сил у нас нет. И начнут прежние песни о отделении. Твоим же планам о создании федерации, а под эту марку урезаниям их излишних вольностей будут ставить палки в колеса. И не помогут тебе твои славяне, их мадьярский пример сделает не меньшими сепаратистами. Если же мы решились на войну…, — император замолчал и уставился на догоравшие свечи. Франц-Фердинанд поднялся на ноги и подошел к соседнему столику за свечами. Вызывать слуг и нарушать создавшуюся атмосферу откровенности ему не хотелось. Тем более, что у него начинало складываться впечатление, что, под видом подготовки к войне император что-то затевает. Франц-Иосиф терпеливо ждал, когда наследник закончит возню со свечами.
— Так вот, если мы решимся на войну, то вводится военное положение. А при военном положении можно будет остудить излишне горячие головы. Тем более у них найдутся документы, свидетельствующие о передаче сведений англичанам, русским или кому-то там еще.
— Дядя, ты уверен в этом, — эрцгерцог был весьма озадачен. С такой точки зрения он на сложившиеся обстоятельства не смотрел. — Они действительно …
— Эти документы у них найдутся в любом случае, — по волчьи оскалился старик. — А вот далее им придется доказывать, что это неправда. Умные поймут, что им выгодно, а глупые… глупые предатели будут примерно наказаны. Вот уж после этого можно будет проводить твои реформы. И не обижайся на своих людей, они специально ломали изрядную комедию. Мадьяры узнают то, что мы им подсунули.
— Не слишком ли опасно мы играем, дядя? Если дело дойдет до войны…
— Не переживай, мой мальчик. Николаю война нужна не больше, чем нам. Но… положение обязывает. Нам сейчас надо угрожать друг другу, говорить грозные речи, бряцать оружием и только исполнив все предписанные движения садиться за стол переговоров и договариваться. Так, что сейчас главное не заиграться и не перейти границу, за которой нельзя будет остановиться. Теперь лучше пойти отдохнуть, дни нам предстоят очень тяжелые. Покойной ночи, племянник.
— Покойной ночи, дядя — автоматически ответил эрцгерцог. Старый лис его изрядно озадачил и, вместе с тем, слегка успокоил. Но какая-то мысль не давала покоя. Он прокручивал весь сегодняшний день, вспоминая все буквально по минутам. И тут его осенило: британцы. Направление нового атташе, причем «бывшего» разведчика, имеющего опыт участия в войне с русскими. Британцы признанные мастера интриг, и, по мнению Франца-Фердинанда, уже давно превзошли в этом искусстве австрийцев. И, похоже, именно они будут провоцировать разрастание конфликта. Почему-то защемило сердце и вдруг стало очень тяжело на душе. Он понимал, что является представителем противников войны, а значит будет являться первоочередной мишенью. Нет человека, нет проблемы. Нет миротворца, есть дополнительный повод для мести. И что из этого следует? Следует то, что придется перекраситься в «ястреба». Поскольку эрцгерцог был уверен, что сможет остановиться. Да и становиться жертвой интриг, с возможным летальным исходом, тем более. Спать не было времени, нужно было все тщательно обдумать и составить план своей партии.
Германская империя. Потсдам, парк Сан-Суси. Июнь 1909 г.
«Думкоф! Шайзе! Доннерветер, это надо же быть таким дураком. Тупым, самовлюбленным дураком, не видящим далее собственного носа! И Его Величество слушает эту свинскую собаку!» — раздвоенная борода Тирпица тряслась от гнева. Во время совещания у кайзера он еще держался, вставляя краткие замечания, но вот теперь не выдержка его оставила. Мольтке-младший не мог считаться его другом, но не фон же Бетман-Гольвегу, прожженному политику, который думает какими-то своими «хитромудрыми» категориями, пытаться объяснить суть происходящего. И не крючкотвору фон Кидерлен-Вехтеру, который хоть и успел повоевать, но далее шел по штатской линии. А вот Хельмут и его «заклятый друг», прусский военный министр Эрик фон Фалькенхайн, те люди, которые хотя бы выслушают. Во всяком случае военный, пусть даже и сухопутный, может понять моряка.
— Ну что вы, герр адмирал, не стоит так волноваться, — кошачьи усы Мольтке воинственно топорщились, но глаза с набрякшими веками смотрели внимательно и устало. Фон Фалькенхайн, типичный пруссак, изображал из себя невозмутимую статую.
«Черт возьми, корчат из себя железных солдат, — в раздражении подумал Тирпиц, но тут же одернул себя, — но посмотрим, как они возразят на мои аргументы».
— Этот дурень Монтекукколи, настоящий наглый и безмозглый австрияк. В котором намешано столько кровей, что трудно ожидать от него хоть какого-то разумного действия, не говоря о истинно германских рассудительности и благоразумия. Его поступок достоин какого-либо француза или капризной дамы. Есть протокол, сожми зубы и сохраняй достоинство офицера, тем более высшего офицера. Немецкого офицера. Провоцировать русских на нападение, когда еще никто не готов к войне. Право слово, только он на такое и способен. Спровоцировал и позорно проиграл. Зато теперь эти венские клуши будут угрожающе кудахтать и в итоге начнется война. А когда русские погонят их к Вене, начнут орать, чтобы наш добрый кайзер пришел и спас их от страшного медведя. Вот только мы знаем, что за всем будут следить поганые лягушатники и гнусные англичане. И не преминут ввязаться в драку на той стороне, которая будет выгодна им. На море они сильнее нас. Если считать только корабли линии, то у них более семидесяти линкоров и броненосцев против тридцати пяти наших. У австрийцев всего девять. А у русских, не считая Черноморский флот, их пятнадцать. Еще больше это превосходство возрастет, если считать только новейшие линкоры — против трех наших имеются восемь английских. И я очень не хотел бы, чтобы к ним добавились еще два русских. И все это для того, чтобы защитить самоуверенных танцоров из Вены, — Тирпиц уже выговорился и стал говорить спокойнее. Тем более в глазах фон Фалькенхайна он заметил искру интереса. А значит, можно было продолжать излагать свое видение ситуации. — Возможно, французы и англичане не полезут в драку сразу. Во всяком случае, они дождутся пока мы не перегоним сильнейшие корабли на восток, и вот тогда все наше побережье окажется под угрозой. Да и даже если не полезем в Балтику, то англичане, а не мы, будут принимать решение о нападении. И если они пойдут через Зунд, то мы не сможем оперативно перебросить свои корабли для защиты восточного побережья. Наши минные силы малы и устаревшие. Полагаю, что и их армии дождутся того момента, когда мы бросимся спасать венских «родственничков» и вот тогда ударят нам в спину. Война с Россией для нас вообще невыгодна. Таким образом, господа, я призываю ныне обратить на это внимание нашего кайзера. Пусть лучше он выступит в роли миротворца, пока не наступит нужное время.
