Последний бой (СИ) - Лифановский Дмитрий (читать полную версию книги .TXT, .FB2) 📗

— Здравствуйте, товарищ гвардии генерал-майор, товарищ гвардии капитан[i], — расплылся в радостной улыбке пожилой мужчина, в глазах которого при виде Сатина мелькнуло сочувствие, уж очень сильно изменился парень за те полгода, что они не виделись. Сколько сейчас Александру? Восемнадцать? Девятнадцать? А на вид все сорок! Тяжелая, прихрамывающая походка, рука, просунутая за отворот тяжелого от наград генеральского кителя, хмурый давящий взгляд, из-за поврежденного века кажущийся еще суровей и злее. Да и как он с вертолета спускался… Раньше Саша буквально стекал вниз по маленькой неудобной лесенке, едва касаясь сапогами скоб, а теперь слазил грузно, с трудом, с неуверенной аккуратностью выверяя каждое движение. — Поздравляю. И с наградами и со званиями.

— Здравствуйте. Спасибо, — тепло улыбнулась Настя ставшему довольно близким их семье человеку, Стаин лишь угрюмо кивнул и шагнул к распахнувшемуся люку грузового салона:

— Валентина, вещи подай и шинели захвати наши.

Наружу высунулась заспанная моська Вали:

— Здрасьте, дядя Степа — кивнула она Михалычу и протянула Александру тяжелый армейский сидор, — Держи, щас еще подам. Буквально через мгновение она снова появилась в люке, волоча за собой еще два таких же вещмешка только полегче и похудосочней, два из них Саша закинул на плечо, третий протянул Михалычу.

— Давайте и эти заберу, — предложил водитель, протягивая руку к висящим за спиной у Стаина сидорам.

— Сам, — буркнул тот и поковылял к машине. Шофер вопросительно посмотрел на Настю, та пожала плечами и покачала головой. — Хватит там перемаргиваться, — обернулся к ним Сашка, — Михалыч, багажник открой.

Водитель бросился к автомобилю и молча распахнул багажник. Сашка скинул туда вещи и зябко повел плечами. Промозглый холодный осенний ветер пробирал до костей.

— Вы бы шинельки накинули, холодно нынче в Москве. Да и то, зима скоро.

— Ничего, — Сатин махнул рукой, — В машине отогреемся. Валюха, ты скоро там?

— Да иду я уже, — недовольно протянула девочка, выпрыгивая из вертолета с тяжелыми шинелями в руках. Настя в это время что-то говорила подскочившим к ней технарям. Сашкин взгляд, останавливаясь на ладной фигурке жены, теплел, а на губы наползала легкая улыбка.

— Валька, давай в машину, простынешь еще, — скомандовал он сестре.

— Вот еще, — задрала нос девочка, но послушно полезла в салон.

— Ну что, Михалыч, как жизнь в Москве нынче?

— Нормально жизнь, товарищ гвардии генерал-майор. Салют почитай каждую неделю смотрим. С продуктами попроще стало, правда, пока по талонам все, но нормы повысили, еды хватает. Ну, а если стол накрыть надо или еще чего, так это в коммерческий или на рынок. Только цены там, — Михалыч осуждающе покачал головой, — А еще говорят, Вертинский в Москву вернулся, скоро концерт давать будет. Я б сходил с Натальей своей — мечтательно протянул шофер, хитро покосившись на Стаина, — только билеты пади не достать будет.

— Вертинский? — Сашка так и не научился разбираться в музыкальной моде этого времени, по радио гоняли в основном военные или патриотические песни, вот они ему нравились. А то, что слушали на пластинках, так себе, какое-то сопливое блеянье, — Не, не знаю такого, — равнодушно качнул он головой, — Хорошо поет?

— Людям нравится, — обиженно ответил Михалыч, видать нравился ему этот Вертинский. Он хотел через генерала достать билеты на концерт, но намеки Александр не понимал, а прямо спросить водитель не решился, не то настроение было у Стаина.

Наконец-то освободилась Настя. Галантно открыв перед ней дверцу, Сашка и сам уселся на мягкий обтянутый бархатистой кожей диван. В салоне было тепло, приятно пахло бензином, и одеколоном. Так непривычно было, что вместо поворота налево к штабу корпуса, машина сразу свернула направо к КПП. Ворота уже были открыты, дежурный отдавал приветствие, а Сашку резануло по сердцу мыслью, что в родной корпус он уже не вернется. Все, что было его основой, стержнем, ради чего он жил последние два года, осталось позади и теперь опять все придется начинать сначала. А самое главное он ведь больше ничего не умеет. Летать, воевать и командовать. Только вот из-за проклятых ран, все это теперь призрачно. Летать… Наверное, сможет. Но боевым летчиком ему уже не быть. Воевать… Воевать, еще может. Командовать тоже. Научился. Только вот у корпуса теперь новый командир. А значит придется или формировать новое соединение или принимать готовое после кого-то. А это совсем другие люди, техника, традиции. Тяжело придется. Нет, трудностей он не боялся. Просто… Как-то пусто на душе стало, словновынули из нее огромную часть чего-то важного.

Новая пятикомнатная квартира в доме на улице писателя Серафимовича в том же доме, где жил Вася Сталин, только в соседнем подъезде, встретила молодую семью тишиной, стерильной чистотой и роскошной мебелью. Буржуйской, как ее назвала Настя. Любопытная Валя метеорам промчалась по всем углам, заглянув даже под массивную чугунную ванну, стоящую на литых завитками ножках. В гардеробе уже висели генеральские и капитанские парадные и повседневные мундиры для Саши и Насти, мужской гражданский костюм и несколько обычных платьев и для Насти и для Вали, очень хорошего качества и пошива, а самое главное, будто портной их шил по собственноручно снятым меркам. Чувствовалась продуманная до мелочей забота Берии. Шкафы заполнены стопками хрустящего, до одурения пахнущего свежестью белья. Даже бар с напитками имел место быть. И телефон. Который словно ждал, когда его заметят, тут же разразился звонком. Звонил начальник комендантского отдела НХФУ НКГБ, справлялся, как разместился товарищ гвардии генерал-майор с семьей. Потом был звонок из управления кадров ГУ НКВД, просили товарищей Стаиных завтра заехать на Лубянку расписаться в приказах, что за приказы уточнять не стали. Последним позвонил сотрудник Общего Отдела ЦК, попросив в случае отлучек из квартиры, сообщать ему о предполагаемом местонахождении, так как товарищ Сталин в любой момент может вызвать к себе товарищей Стаиных.

Наконец, вся эта суета угомонилась. Жутко хотелось есть, но пайковая тушенка и колбаса как-то не соответствовали убранству квартиры, поэтому, посовещавшись, к Валиной радости единогласно решили пойти в ресторан.

Как же хорошо было шагать под ручку по Моховой. И как изменилась Москва за два года. Саша под счастливый щебет Насти и радостные реплики Вали, для которой первый поход в ресторан был событием сродни первому полету на вертолете, вспоминал, каким он увидел город в октябре сорок первого. Грязь, разруха, безнадега, выглядывающая из разбитых окон, машущих грязными тряпками штор. Сейчас же, даже в такой хмурый октябрьский день глаз радовали спокойные лица москвичей, чистые тротуары, перезванивающиеся между собой трамвайчики. На улице стало немного меньше военных и больше деловито снующих туда-сюда гражданских, особенно девушек, в смешных круглых шапочках и пальтишках. Саша, нет-нет, да и заглядывался на особо симпатичных, за что получал сердитые тычки в бок от Насти. Он виновато ей улыбался, и заглядывался снова. Просто эти люди в гражданской одежде были словно с другой планеты, красивые, счастливые, здоровые… Хотя нет. Вот парень с пустым рукавом, заправленным за хлястик пальто и колючим настороженным взглядом. Женщина с осунувшимся лицом и кругами под глазами. Еще одна… Все-таки не отпустила пока война столицу, как это показалось на первый взгляд, еще чувствовалось ее дыхание на улицах города. Часто попадались патрули. И военные и милицейские. Генерала со спутницами останавливать опасались, но провожали подозрительными взглядами. По словам Михалыча бандиты в городе совсем распоясались, но здесь, у самых стен Кремля было тихо.

Пообедали хорошо. Вкусно, спокойно. Только вот отдали за троих почти шесть тысяч рублей, что вызвало злое шипение Насти и клокочущую ярость Саши. Нет, не из-за денег. Они были. И их было не жалко. Просто… Шесть тысяч это почти в два раза больше месячной зарплаты летчика с боевыми и наградными! И при этом не сказать, что в ресторане было пусто. Столики были заняты почти все. Людьми с сытыми довольными мордами, будто и нет войны. Фронтовиков и случайно оказавшихся здесь людей было видно сразу. По одежде и недоумевающе-злобно-презрительным взглядам.