Черное и белое (СИ) - Ромов Дмитрий (книги онлайн .txt, .fb2) 📗

Вешаю трубку.

— Он что, правда из госбезопасности? — удивляется Яна.

— Правда, а что, — усмехаюсь я. — Мы-то с тобой из ЦК, а это намного круче, Ян. Ты чемодан собрала уже?

— Ага, — улыбается она.

— Оторвитесь там с Анатолем, — говорю я со знанием дела. — Он уже человек опытный, держись к нему поближе.

— И куда мы едем? — спрашивает Наташка, усаживаясь ко мне в машину.

— На проспект Вернадского, в сторону универа. Ты тетрадки взяла? Мы едем к крутому преподу. Он из школы КГБ. Надеюсь, будет нас с тобой гипнотизировать и учить под гипнозом.

— Что, правда? — удивляется Наташка.

— Не знаю, я просто надеюсь на что-то подобное. А что, по-моему, круто, лёг, провалился в сон, а когда проснулся, шпрехаешь, как носитель языка.

— Ерунда, так не бывает, — усмехается она. — Придётся головой поработать и задницей.

— Это как? — подозрительно щурюсь я. — Задницей работать не хотелось бы.

— Балбес, — хохочет Наташка. — Это так, что зад надо к стулу прижать и сидеть часами за столом. Учить, учить и ещё раз учить. А в гипноз только лентяи верят.

— Значит, я лентяй.

— Нельзя про себя плохо говорить, — назидательно замечает она.

— Почему это?

— Есть такая американская… психолог Вирджиния Сатир, не слышал?

— Нет, но от фамилии веет хмелем и похотью.

— Что? Не-е-е-т! Она очень интересная женщина. Свободная и бесстрашная. Она выступила с такой идеей, которую многие восприняли, как провокацию. Но идея очень интересная.

— Это идея всеобщего обнажения? Типа, человек должен быть голым и свободным?

— Это идея такая, что прежде, чем что-то делать, кому-то помогать, кого-то любить, нужно сначала полюбить самого себя.

Что? Уже сейчас? Эта идея уже известна? Боже, спаси нас и сохрани…

— Как тебе такая мысль? — спрашивает Наташка. — Правда, на первый взгляд кажется немного дикой?

— Да, кажется, — соглашаюсь я. — Только не дикой, а ущербной она мне кажется.

— Почему это? — удивляется Наташка.

— Потому что надо ближнего возлюбить, а не самого себя. Понимаешь? Это верующие говорят, а коммунисты-атеисты им вторят, общественные интересы, говорят они, выше личных. Жить надо ради людей, а не из-за любви к самому себе.

— Это совсем другое, Егор! Ну, ты что! На самом деле, ты не представляешь, насколько это трудно!

— Что? Полюбить себя трудно? Это точно. Надо же не как попало, надо качественно полюбить, правда? Идея сногсшибательная. Думаю, попав в благодатную почву, она взойдёт и расцветёт. Что самое смешное, человеку, который в принципе только себя и любит, по большому счёту, и которому нужно всю жизнь бороться с собой, чтобы полюбить хотя бы самых ближних, а не себя, говорят, мол твоя беда, что ты себя не любишь. Это главное. Займись главным. И вот, он всё бросает и начинает любить себя изо всех сил. Представляю, во что это выльется лет через сорок. Общество самовлюблённых людей, которым на остальных просто наплевать. Как её зовут, Сатир? Надо поехать в Америку и зарубить ледорубом.

— Ты, Егор, как дед старый рассуждаешь, — качает головой Наташка. — Я попрошу Маришку и она тебе всё как следует объяснит.

— Маришка? Вот откуда ветер дует… Её, значит, тоже ледорубом, тем более и в Америку ехать не придётся.

— Не дует, просто она очень развитая, образованная, независимая и свободная.

— Понятно… Хорошо, что ты не такая. На ней бы я точно никогда не женился, даже если бы мне тысячу баранов давали.

— Ну, Егор…

Знакомство с преподом оставляет очень хорошее впечатление. Интеллигентный, умный, образованный человек, знающий кучу акцентов, говоров и каких-то там диалектов. Учит нелегалов, чтобы они не спалились на заданиях.

— Заниматься придётся много, — обнадёживает он. — Если вы, конечно, хотите хороший результат получить.

— Хотим, конечно, как не хотеть.

Когда возвращаемся домой, звонит Ферик и просит заехать в казино.

— Ты же Женю Старого из Сочей знаешь? Ты с ним в Геленджике встречался несколько раз.

— Да, знаю, — подтверждаю я, припоминая Старичка-Лесовичка из Гелика. — Что с ним?

— Он просит, чтобы ты с ним встретился.

— Он действительно просит, или вы так передаёте? — с подозрением спрашиваю я.

— Просит, Егор, просит. Он здесь сейчас. Можешь полчасика уделить? Он нормальный… ну, сам знаешь кто…

Вор, ясно кто.

— Хорошо, Фархад Шарафович, ради вас я с кем угодно встречусь, — отвечаю я.

— Спасибо, дорогой. Сможешь сегодня подъехать?

— В течение получаса буду.

— Отлично, я скажу, чтобы он никуда не уходил.

Мы подъезжаем к гостинице и паркуемся на площадке для «членовозов». Выходим из машины и идём к крыльцу. За нами раздаются торопливые шаги. Пацаны резко оборачиваются и тянутся к оружию.

— Э, слышь, Бро…

Твою же дивизию! Это уже кончится когда-нибудь или нет? Перед людьми неудобно, в конце концов…

Позади нас стоит вчерашний шакалёнок, которого мы возили на Ярмарку. Вот же неугомонный. Успокоиться не может никак.

— Не-не, кореша, я нет… нормально всё… — мотает он головой.

Он поднимает руки, демонстрируя что ничего дурного не планирует. Сегодня он один и с чистым сердцем.

— Я это, чисто сказать хотел. Сначала типа простите, за вчерашнее, я просто не в курсах был. В общем, зла не держу и вы, братаны, тоже не держите, еслив чё…

Ага, так и говорит, еслив…

— А ещё, Бро, в натуре, попросить хочу. Чисто от сердца.

— Ну, проси, — киваю я.

— О, нормально, благодарю, чё. Просьба короче имеется…

20. Тревожные вести с полей

— Короче… Я там от Иглы привет передал… Я-то не знал, что вы за кенты, сказал там, как он велел и всё. Но это ж не от себя, чисто звуковое письмо.

Он покачивается и переминается с ноги на ногу. Человечек на шарнирах.

— Ладно, — пожимаю я плечами. — Тебя за твоё письмо и не наказывал никто. Просто ты с корешами своими больно дерзко повёл себя вот тебя и поучили малость. Правилам поведения.

— Ну, да-да, — улыбается он и несколько раз глубоко кивает.

Улыбка… как бы сказать, нагловато-виноватая. Виновато-нагловатая. Всё ты знал, фраерок, иначе как бы ты меня нашёл, случайно что ли?

— Так типа замнём, братан, или чё?

— Я тебе вчера ещё всё сказал, замнём так замнём. Похеру. Это и есть просьба что ли? Ты думаешь, я тебе мстить буду или что?

— Не, Бро, в натуре, если зла не держишь, помоги чисто. Ты пацан молодой да удалой, нах. Ну а чё, и я ведь молодой. Мы с тобой на одной волне, в натуре. Другальков моих ты тоже видал. Пацанчики все чёткие, по жизни кое-что умеют. Я щипач, к примеру, фартовый. Мы ж приехали с Геленджика, тут ещё не знаем никого, чалимся у одного там доходяги. Ну а чё нам делать-то? Дай нам дело, возьми в стаю, в натуре, и мы отработаем. Заплатим, нах, добром за добро. Чё? Бля буду, если вру.

В доказательство сказанному он с эффектным щелчком подцепляет ногтем большого пальца верхний зуб и резко проводит этим же пальцем по горлу.

— Как тебя… — хмурюсь я, — Сеня Кабарда?

— Так и есть, — разводит он руки с видом типа вот он я, весь перед вами.

Пижонистый щегол, но что-то в нём есть, конечно.

— И кто за тебя сказать может, кроме Иглы?

— Да меня все знают.

— Женя Старый знает?

— Надо спросить, — пожимает он плечами. — Меня, говорю, все знают.

— Ну, а Сева Пятигорский тебе кто?

— Игла что ли?

— Да, — киваю я. — Он тебя присылает с неуважительными словами, а ты просишься на работу. Что-то не складывается два плюс два.

— В натуре, — смеётся он, — не складывается. Но тут такая херота… Короче, хочу в Москве задержаться. Всё, я дело сделал, чё надо было сказал. Больше ничего Игле не должен. Ну так чё, поможешь?

— Так я не блатной, куда тебя, барменом что ли взять? — пожимаю я плечами. — Но ты всех посетителей ощиплешь.