Бурят (СИ) - Номен Квинтус (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
В газете «Правда» наконец было опубликовано сообщение о том, что «группа контрреволюционеров» получила заслуженную кару. А еще в статье было разъяснение, что эти контрреволюционеры, выставив в качестве якобы вождя революции совершенно сумасшедшего человека, умудрилась украсть у государства больше миллиарда рублей. Вскользь говорилось, что и сам сумасшедший оказался не полностью спятившим, а потому тоже к разворовыванию казны руку приложил неслабо — но партия смогла разоблачить мошенников и воров, очистилась от подонков и мерзавцев — и теперь с новыми силами и совершенно чистыми помыслами ведет Россию к процветанию и богатству.
И вот последнее народ уже сам увидеть смог, так что статье все поверили. Настолько поверили, что только новых заявлений о приеме в партию к июлю поступило более трехсот тысяч. Что Николая Павловича особенно радовало — так это то, что слегка за двести тысяч заявлений поступило от крестьян. А Иосифа Виссарионовича очень напрягло то, что чуть меньше пятидесяти тысяч заявлений пришлось на «советскую интеллигенцию». И свои опасения он — как Генеральный секретарь ВКП(б) озвучил на очередной пленуме ЦК.
— Откровенно говоря, меня очень смущает то, что в партию начали стремиться мелкобуржуазные элементы.
— Откровенно говоря, меня тоже это настораживает, — отозвался Николай Павлович. — Ине, например, совершенно непонятны причины, толкающие разных там писателей и поэтов в партию. Разве может быть стимулом для этого то, что мы для бумагомарателей-большевиков строим буквально рай на земле? Придумываем им должности с большими окладами и роскошными пайками, никакой работы с них не требуем, позволяем им все, что угодно. Нет, никому и в голову придти не может, что это кого-то в партию вступить подталкивает!
— Издеваетесь, да?
— Нет, просто констатирую факт. В России уже создано всяких якобы культурных организаций больше двух десятков, и в них уже записано участниками тысяч пять дармоедов. Почему какой-то рифмоплет Кириллов, с русским языком находящийся в состоянии вооруженного нейтралитета, получает оклад жалования больше, чем директор завода Брамлея? Почему редактор никому не нужного журнала с тиражом аж в две сотни экземпляров сам получает зарплату как член Политбюро — и это в возрасте двадцати лет, а на журнал тратит в месяц денег столько — казенных, между прочим, денег — сколько хватило бы на печать двухсот тысяч букварей для народа? И все видят: райскую жизнь государство обеспечивает только большевикам — и чего же вы удивляетесь?
— То есть вы считаете, что искусство народу не нужно?
— Искусство нужно, но именно искусство, а не жалкая и мерзкая клоунада. Поэтому я думаю, что нам стоит с приемом заявителей в партию немного подождать. Мы — я правительство имею в виду — подготовили программу по поддержке культуры, и вот когда к осени она заработает, тогда всех, кто заявления не отзовет, в партию можно будет и принять.
— Мы что-то не слышали ни о какой такой программе, — в дискуссию тут же влез Каменев.
— Конечно, это же не партийная программа, а чисто экономическая. Вопросы финансирования, книгопечатания, вопросы управления производством кинофильмов. У партии же нет денег на все это, за все правительство платит — и правительство желает видеть отдачу с вложенных средств.
— Мне кажется, что вопросы эти являются сугубо идеологическими, — заметил Сталин.
— Не спорю, однако, как я уже неоднократно говорил, идеология лучше всего употребляется на сытый желудок. К тому же эти, извините за выражение, писатели и поэты просто писать не умеют…
— Они пишут так, что их понимает народ!
— Что там товарищ Некрасов писал насчет того, кому на Руси жить хорошо? Если мне память не изменяет, мечтал он о временах, когда мужик не Блюхера и не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет? Не писатель должен опускаться до мужика безграмотного, а поднимать этого мужика до уровня человека культурного! А эти рапповцы превращают мужика неграмотного вообще в скотину! То есть превращали…
— Извините, — прервал разглагольствования товарища Бурята Глеб Максимилианович, — что вы имели в виду, когда поправились и сказали «превращали» вместо «превращают»?
— Руководство ВАПП почти полностью было назначено Бронштейном, и практически поголовно изо всех сил продвигали его вражеские идеи. А России такие идеи не нужны, как не нужны и их продвигатели.
— Но у нас просто нет других писателей и поэтов! — не проговорил, а буквально простонал Иосиф Виссарионович.
— Глупости все это, как раз другие есть, а вот этих уже нет. Есть у нас и поэты, и писатели — просто эта шваль им не давала возможности творить. Лепила на них клеймо «буржуазных писателей», не пускала публиковаться — зато теперь всем дороги открыты. Давайте просто посмотрим на старых писателей, чьи произведения могут культуру народа поднять и молодежь подвигнуть к новым свершениям. Тот же господин Гарин-Михайловский — да на его книгах каждый второй железнодорожник вырос! А этот, француз, как его… Жюль Верн: ведь в общем-то ерунду всякую писал — но сколько народу в той же Франции его книги к науке привлекли! И у нас подобных писателей немало, их лишь найти требуется.
— А кто искать будет? — с нескрываемым ехидством поинтересовался Сталин.
— А вот партия и будет. Причем искать будет не по принципу «кто восхваляет социализм», а тех, кто людей думать заставляет и знания научные… ну, хотя бы не дает, а описывает завлекательно. Пока ищите, то вот упомянутых мы и напечатаем массовыми тиражами… обратите внимание, кстати, на живущего ныне в эмиграции господина Толстого: пишет изрядно, и вот если ему помочь разобраться в том, что в России правда, а что ложь Троцкого и Ленина, то будет он знаменитейшим у нас писателем. Если захочет, конечно — но мы ему поможем захотеть.
— Ладно писатели, а поэты? Композиторы?
— Вот уж нынешние поэты, их пролетарских, я имею в виду — их и поэтами-то назвать стыдно. Творения их иначе как виршами не назвать, а иные… не зря их время прозвали «Серебряным веком поэзии».
— Вот видите!
— Так прозвали потому что мелочь серебряная — суть фальшивки, блестит как серебро, в под ним скрывается медь. И поэзия их столь же фальшива, рядом с творениями века Золотого насмешкой над искусством поэзии выглядит. Так что нашей первейшей задачей будет дать народу настоящую поэзию, пусть народ поймет, что на самом деле этим словом зовется.
— А иных-то где искать?
— В народе! Народ — он талантлив, там такие самородки бывают! Я вам сейчас покажу творение древнего бурятского старика… правда, вы по-бурятски не понимаете, так я перевел как смог. Сейчас, объявим перерыв на десять минут, а потом сами увидите.
Вообще-то к этой «демонстрации» Николай Павлович не готовился специально. То есть он специально готовился в другой демонстрации, которую предполагал устроить на следующей сессии ЦИК. Сам он — как и всякий иной дворянский отпрыск — музицированию был обучен, изрядно играл и на мандолине, и на рояле, а потому подобрать мелодию сумел. Оркестровку ему сделал дирижер тамбовского отряда войск ОГПУ — причем он сделал ее «под оркестр и хор», так что пришлось Николаю Павловичу и хор подыскать. Не ахти какой нашелся — любительский хор «кремлевских курсантов» — но пели ребята с энтузиазмом, да и отбирали в него лишь людей со слухом музыкальным.
Так что спустя все же пятнадцать минут, когда поднятые «по тревоге» курсанты выстроились в коридоре здания Сената в Кремле, показать членам ЦК желаемое получилось неплохо. Очень неплохо:
— Это что было? — негромко спросил товарищ Артем.
— Извините, курсанты еще мало репетировали, так что это, можно сказать, еще полуфабрикат.
— Полуфабрикат чего?
— Старик Лодондагба пел, и я вот подумал, что пел он от души, что думал — а потому песню его можно и гимном СССР сделать. Потому что отражает она душу простого нашего человека, душу народа. А то непорядок: Держава есть, а гимна у нее нет. «Боже царя храни» вроде устарел, «Интернационал» совсем против природы: мы же не мировую революцию устраиваем, а исключительно свою державу обустраиваем и нам на иностранцев официально уже плевать. Ну а это произведение…
