Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Услышав знакомое имя, таможенник с облегчением выдохнул, и даже мигрень будто чуть-чуть утихла.
– Моритц! – окликнул он темнокожего слугу, и набросал записку, – Бегом.
Проводив взглядом кафра, бюргер выдохнул спокойно, переведя взгляд на Косту.
– Ждать! – коротко велел он, повелительным жестом отодвигая разом всех в сторону, – Бляйшман!
Одесса с размаху вляпалась в африканерские реалии.
Глава 28
Папаша мой оказался долговязой жердиной с постной рожей и бесцветными, выгоревшими мало не до белизны жёсткими глазами, цепкими и умными. От его взгляда не может укрыться самомалейшая оплошность – притом, што остроте зрения мог позавидовать стервятник.
Вытянув жилистую шею, густо обросшую сероватым, проволочной жёсткости волосом, он правит быками и кажется недвижной статуей, но случись што, и сразу чуется взгляд василиска. Хоть даже и за спиной это што и случилось!
– Ети ево мать! – ругался беззлобно Санька, щурясь от ослепительно белого солнца, и поглядывая в сторону повозки с мистическим уважением. Он, похоже, всерьёз опасается, што папаша не только видит, но и слышит нас с расстояния более чем в полсотни метров, – Вот ей-ей, не знал бы, што он белее белого, так поклясться мог бы, што в его дедушках колдун какой африканский затесался, да не из самых слабых! Вот как, а?!
– Шаман, однако, – согласился я братом, смутно понимая, што папаша, как истинный степняк, сидючи на козлах, слился с вельдом в этаком…
«– Медитативном трансе»
… ага, трансе. Ну и опыт, не без того! Чуть иначе брякнуло где, замешкалась лошадь, переступив иньше ногами, фыркнул бык, как многоопытному скотоводу как картинка перед глазами. Похожее, но сильно послабже, могу и практикую в лесу и на Хитровке… н-да… Но выглядит крутёшенько, не поспоришь. Такая себе обыденная мистика, густо замешанная на опыте.
– Думаешь, действительно шаман? – брата ажно распёрло от любопытства и предвкушения интересного.
– Ну… – сняв шляпу, и обмахиваясь, почесал немытую, в бурских традициях, голову, – всё могёт быть! Он может и сам так не считать, объясняя это Божьей Благодатью, а на деле – ду-ухи!
Последние слова я провыл ему в лицо, вытаращив для антуражности глаза, пуча их самым старательным образом.
– Ух! – Санька от восторга завальсировал лошадью, заставив её провернуться кругом. С годик назад он был изрядно суеверней, а сейчас, повертевшись в своих художницких кругах, как так и надо! А то! После спиритизмов со столоверчениями лёгкий флер возможного шаманизма никак не испугает.
Период у нас сейчас такой, богоискательский и любопытственный. С бурами о том разговоров не ведём, но считаю, што есть што-то этакое в анимизме[i], да и тенгрианство[ii] очень даже и да… интересненько. Вообще – интересно о таком читать, о различиях.
Когда путешествуешь вот этак по просторам Африки, далёкий от батюшек и добровольно-принудительных походов в церкву, мысли в голову приходят порой весьма вольнодумные. Да собственно, тут важнее не африканская действительность вокруг, а отсутствие батюшек, с законами о защите православия.
Бы-ыстро шаблон трескается! Сперва на Священное Писание иньше смотришь – без постоянного-то долбёжа, на ветви древа христианского, а потом и вовсе – сам думать начинаешь. Своей головой, не заёмной.
И это я даже не о себе с Санькой, а о здешних русских. Вроде бы все православные, разговаривать начинаешь, такой ой всплывает…
– Батюшку сюда хорошего, из старообрядцев, – озвучил я всхрапнувшей лошади всплывшую было мысль, и задумался было, а на хрена?
«– А просто!»
Хм… а почему бы и не да? Чем дольше я обдумывал эту мысль, тем более привлекательной она мне казалась. Такая себе диверсия против долгогривых – ответочка, значица… За всё хорошее. Мишке, опять же, приятно будет.
Да и здешним русским, из тех кто остаться решит, проще будет русскость сохранить, не расплёскиваясь по кальвинизму, но без этой… идеологической подоплёки. Жандармской. Русские будут, а царёныши – мимо! Хе-хе! Хрен им, а не Африка. Перетопчутся.
Короткий посвист для привлечения внимания, и Дирк, наш новоявленный старший брат, молодая копия папаши, только што не обросший бородой, подняв руку над головой, выразительно крутанул влево. В некоторых сомнениях – правильно ли поняли жест, поскакали туда, объезжая стадо, и оттеснили дурных бычков от зарослей, в которых могли таиться хищники.
Дрессируют нас жостко, без всякого снисхождения на временность акции, но обиды на то никакой, а напротив – полное пониманье и единенье! Потому как народ здесь глазастый, и малейшее несоответствие заявленным ролям, и…
Не в форме потому што, под личиной и такое всё… Не факт, што спасёт наш рапорт о зачислении в ряды, и пусть негромкая, но всё-таки… не слава, но известность. Попадётся озлобленный служака, и всё, станцуем с конопляной тётушкой!
Дурнинные мысли отогнал подъехавший Корнелиус, жизнерадостный, как школьник на выпускном. Всё-то ему приключение, всё-то р-романтика!
– Настоящими бурами становитесь, – похвалил он снисходительно, явственно пересиливая себя.
– Настоящими нам никогда не стать, – легкомысленно отмахнулся Санька.
– Настоящими нам никогда не стать, – повторил Корнелиус, чётко проговаривая слова как должно. Санька повторил, а вслед за ним, под требовательным взглядом бура, и я. Потом, снова и снова – типичные разговоры африканеров. Прогоняются темы, возможные каверзные вопросы, поправляется произношение.
Учёба наша не прерывается – мы говорим, говорим… и всё время в деле, часто… и пожалуй даже, чаще всего ненужном. Проверить коров, осмотреть копыта лошадям, наломать и нарубить сухостоя для костра. Раз за разом.
Корнелиуса сменяет неулыбчивый Дирк, немигающее глядящий на нас, и если што не по нём, звучит:
– Не так… и старший брат, текучим движением слезая с коня, показывает, как надо, – повторить!
К полудню, завернув небольшое стадо к холму, развернувшемуся в сторону заката впуклым боком, встали на молитву. Айзек Ройаккер, очень серьёзный и торжественный, читал нам Библию раскатистым голосом, слышимым каждой твари окрест.
Здесь, среди холмов с опирающимся на них синим куполом неба, расписанного фресками облаков, слова эти звучали, как и должно – от самого сердца искренне верующего человека.
– Господи! Ты нам прибежище из рода в род[iii].
Прежде нежели народились горы и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог.
Ты возвращаешь человека в тление и говоришь «Возвратитесь, сыны человеческие!»
Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи…
С одной стороны, как истовые кальвинисты, они считают, што Библию может понять любой здравомыслящий честный человек, отказывая священникам в неких мистических правах на это. С другой… есть у них отголоски Ветхозаветного, чуть ли даже не иудейского – когда есть те, кто равнее других, по крайней мере в вопросах веры.
Толковать и проповедовать имеет право любой взрослый бур, но проповедники потомственные, носители совершенно конкретных генов, ценятся несколько больше, што с кальвинизмом вроде как вразрез… но им нормально.
Корнелиус именно из такой ветви, потомственный. Пра-пра… внук уважаемого голландскими переселенцами пастора, и это уважение, с передаваемой через кровь Благодатью, неким странным образом лежит на всех потомках этого человека – сугубо по мужской линии.
На обед скудная трапеза, из сухарей и вяленого мяса, и снова в путь до самого вечера. Неторопливо, подстраиваясь под медленный шаг быков… медленно, как же медленно! Но…
Вопрос риторический, не требующий ответа, тем паче што Марья в сердцах взяла, да и выкинула опоганенную тряпку в печь, приоткрыв на миг заслонку. Влажная тряпка пыхнула едко, задымив и затрещав, но заслонка уже на месте, а женщина, своенравно поведя плечом, сердито загремела посудой, поджимая красивые полные губы.
