Тамавамнетута (СИ) - Киршин Павел (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Зачем они хотели подставить вас, я не знаю, думаю, что вы сможете в этом разобраться и без меня. Теперь о вашей просьбе. После беседы с Всеволодом Николаевичем, я могу отвественно заявить, что товарищ Меркулов ко всему этому не причастен.
Я закрыл блокнот и взял принесённую молчаливым секретарём большую чашку свежесваренного кофе. Охренительно. Именно то, что мне было нужно после бессонной ночки проведённой в допросной. Покрутив затёкшей шеей, подождал пока секретарь не вернётся в приёмную.
— Большинство из задержанных использовали втёмную, но Глазунов, Ефанов, Селиванов и Сазонов, были полностью в курсе происходящего, и знали, что действуют против вас. Все связи Петра Ильича в вашем ведомостве я пока не установил, для этого нужно переговорить со всеми его контактами за последний месяц, или даже больше.
Дослушав, Берия шарахнул кулаком по кожаному подлокотнику и грязно выругался, виртуозно перемешивая русский мат с грузинским.
— Лаврентий Павлович, у меня к вам просьба. — Сказал, переждав приступ ярости у наркома. — Не надо наказывать группу лейтенанта Сиверцева, они действовали по ситуации, согласно вашим приказам. И ещё, по поводу Алекса. Считаю, что он может пригодиться в каких либо операциях. Я проверял его своими методами — он не предаст. В общем, ручаюсь за него.
***
После моей беседы с наркомом, капитан Фокин отвёз меня на один из объектов НКВД в район Охотного Ряда, где мне предстояло провести остаток декабря.
— Товарищи должны проверить все твои показания. Это не продлится долго. — Пообещал Алексей на прощание.
Ага, недолго, как же. Вспомнились школьные сочинения на тему, как я проводил летние каникулы. Правда теперь, вместо улыбчивой Татьяны Григорьевны — моего учителя по русскому и литературе, меня третировали суровые следаки, пытавшиеся поймать на вранье. Приходили друг за другом и требовали описывать каждый день проведённый вне части. Кого видел, что делал, с кем встречался, и кто может подтвердить мои показания. И это всё им требовалось в письменном виде. У-у, сволочи. На третий день я не выдержал беспредела и вмазал обуянному приливом усердия придурку, который начал шить мне пятьдесят восьмую за попытку перехода на сторону врага и ещё одну статью за похищение оружия и боеприпасов из складов Красной армии. Сука, это же как надо было перекрутить факты, чтобы наш рейд на броневике к немецкому штабу стал преступлением, а всё из-за одного говнистого генерала, настрочившего жалобу в военный трибунал западного фронта. Конечно, нападение на следователя не осталось безнаказанным, самому неплохо досталось от охраны. Плюсом, из уютной комнаты попал в камеру для буйных(были здесь такие апартаменты) и лишён пайки.
На вторые сутки голодного существования в одиночестве меня посетил капитан Фокин.
— Доброе утро, Николай. С новым годом! — Заглянув в темноту камеры, поприветствовал Алексей весёлым и до отвращения бодрым голосом.
— Пафолфзопу! — Прогундосил из-за разбитых губ и забитого кровавыми сгустками носа. К ненависти на дебилоидов в рядах НКВД, добавилась обида из-за просранного праздника.
— Вот те нате. Что за бубнилка тут спряталась? — Спросил капитан щёлкая выключателем. Я с трудом повернулся на койке и уставился на капитана взглядом старого китайского алкоголика.
— …ть! Это что за на…?!! — Закричал он на конвойного старшину. — Долдоны, вы что с ним сделали?!
Охреневший от увиденного, Фокин убежал звонить в приёмную Берии и быстро навёл там шухер. Дальнейшие разборки легли на мои раны целебным бальзамом. С Лубянки пошли ответные звонки с различными угрозами и рекомендациями. Чаще звучали слова: трибунал, пристрелю и разжалую. Через пять минут примчалась целая банда поддатых медиков, уложили меня на носилки и бегом потащили в своё логово. Думал потеряют по пути, так быстро они бежали в санчасть.
Осмотр показал, что у меня очередное сотрясение мозга. Все симптомы были на лицо. Непроходящая головная боль, головокружение и периодические попытки блевануть на докторов.
Придерживая мою голову над тазиком, Алексей задал дурацкий вопрос. — Ну, как ты?
— Я больше ничего не чувствую. Бу-э-э!
— …здец! — Сказал капитан, глядя на подростка потерявшего сознание.
***
Вызванный к Берии начальник следственного отдела то и дело вытирал платком потеющий лоб и вспоминал заготовленные слова оправданий.
— Товарищ народный комиссар, мои сотрудники следовали вашему приказу о проведении полной проверки в отношении Николая Кувшинова, но из-за повышенной секретности, они не были поставлены в известность о его статусе и важности. Поступил сигнал от члена военного совета и следователь был обяз…
Нарком, перебивший отчитывающегося майора на середине слова, ёмко высказался по поводу умственных способностей самого начальника и всех его сотрудников. — Ты! Ты был поставлен в известность! Ты должен был контролировать ход проверки!
— Но Кувшинов первым полез в драку, к тому же член военного совета… — Майор снова не смог договорить. Инстинктивно отшатнулся от резко вскочившего наркома, потерял равновесие и упал на пол.
— Сукин сын, — прошипел взбешённый Берия упавшему мужчине, — если с Кувшиновым не наладится, я тебе лично голову откручу.
***
Дня через три, когда мне стало получше, капитан Фокин, по приказу наркома теперь неотлучно находившийся рядом, соизволил заняться моим просвещением. Ему притащили кипу газетных подшивок и он, с утра до вечера, декламировал советскую прессу. С пафосом и гордостью, сообщал о важных боях, шахтёрских забоях, колхозных надоях и прочих свершений во всевозможных оях.
Выдержав неделю непрерывной политинформации я, понимая, что от постоянных комунистических лозунгов и упоминаний Карла Маркса с Лениным мне становится только хуже, попросил найти что-нибудь обо мне. На следующий день, Фокин ознакомил меня с докладными и сводками из моего дела, где упоминались мои хулиганства. В частности, прослушал рапорт батальонного комиссара Симошенко, где Григорий Прохорович описывал, как я сбил Юнкерса из пулемёта и наш с Фёдором Михалычем многочасовой бой с чердака сельсовета. К рапорту прилагалось представление к награде, подписанное начальником штаба дивизии. А вот танковую колонну, что я притормозил, приписали к себе какие-то левые артиллеристы. В той сводке, где ими указывалось количество трофейной техники захваченной на дороге, почему-то никто не упомянул, что она была брошена замерзающими фрицами. Жлобы, хоть бы не врали, описывая как готовили свою засаду и героическую победу. А за фашистский штаб, с нашей стороны, подтверждений вообще не было, пришлось довольствоваться переводом немецкого донесения, найденного в ходе нашего контрнаступления. Алексей чуть ли не жмурился от удовольствия, зачитывая список погибших офицеров вермахта.
Под конец января, во время проведения очередной энцефалограммы, ко мне в гости заявился сам нарком. Сверкая улыбкой и своей залысиной, очкарик принёс целый мешок фруктов. Дождался окончания процедуры и вручил его, словно медаль за призовое место в марафонском беге. — Здравствуй, Коля. Ну, как ты? Есть улучшения?
Мне очень хотелось сказать ему всё, что я о нём думаю, но, к счастью, этому помешал врач. Невысокий, худощавый мужчина, неловкими движениями начал снимать с меня шапочку с датчиками, уронил её и заметался, не зная что выбрать — убрать всё по местам, или быстрее покинуть палату.
— Здравствуйте, Лаврентий Павлович. Всё нормально, головные боли уже не так мучают и при ходьбе почти не шатает. Можно сказать, готов к новым допросам.
Мрачно зыркнув исподлобья, Берия дал понять, что эта шутка была неуместной.
— Извините, это у меня нервное. — Поспешил исправиться. — Мне действительно стало лучше.
— Хорошо. А, как с твоими способностями? — Берия покрутил растопыренными пальцами руки перед собой. — Вернулись?
Можно подумать ему не доложили о моём самочувствии. Я ещё три дня назад (по секрету) шепнул Фокину о восстановившихся способностях. Так-то, они никуда не пропадали, но надо же было как-то отомстить следакам‐мозгоклюям и дуболомам-конвойным за причинённые мне страдания.
