Красавчик. Книга пятая. Галопом по Европам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович (книги txt, fb2) 📗

— Сам? — Должен же знать Гаусса — артиллерист капитан по образованию?

— Самей не бывает. «Математика — царица наук». Во как. Играй тревогу.

Глава 24

Событие шестьдесят восьмое

Смысл поговорки «на ловца и зверь бежит» не в том, что глупый зверь бежит прямо в руки охотника, а в том, что умный охотник правильно выбирает место для засады.

Александр Михайлович Черницкий

Всё же зачатки разума у янычар нашлись. Они не бросились бегом всей массой в атаку на непонятных гяуров, ни с того ни с сего нападающих на них уже третий раз. Про то, что это они хотели захватить купцов европейских, товарищи уже забыли. Это же нормально, так и должно быть, а вот тотальное истребление своих рядов — это запредельная жестокость. Они такого не заслужили. Да, и Аллах на их стороне. Потому, гяурам нужно воздать. И раз не удались речная разведка и конная, то были высланы несколько небольших групп пеших разведчиков. И мозгов товарищам хватило даже на то, чтобы переодеть разведчиков в крестьян. Хитрость военная!

Мозгов хватило. Только товарищи не знали, что прошедший целую кучу военных компаний Брехт, легко их просчитает. Все же за спиной у генерала и Хасан и Халхин-гол и Польская компания и Финская война и даже такая специфическая компания, как Испанская. Может и не Суворов, с десятками сражений, но и не яя-баши Сулейман — командир одного из ортов, который после гибели десятка командиров рангом выше оказался во главе всех янычар. На современный можно перевести, наверное, как майор. В орте от восьми сотен до тысячи человек, можно считать пехотным батальоном. Это по штату столько. Сейчас после восстания, после нескольких сражений с турками и трёх недавних нападений этих самый гяуров, в действительности в ортах было человек по триста — четыреста.

Яя-баши послал в разведку по два — три человека в группе всего пять групп. Нашли местную одежду, переодели в неё тех, кто не забыл ещё сербский язык, и вместе с настоящими крестьянами отправили искать супостата. Нужно было понять хоть численность гяуров, которые на них напали. Если исходить из потерь самих янычар, то у противника соизмеримое с ними количество солдат.

Брехт тоже людей переодел и вдоль дорог отправил и тоже, понятно, с сербами из местных, что выявили среди гребцов, и кроме того за небольшими деревцами два десятка секретов расположил. Один черкес или егерь и парочка здоровущих дуболомов немецких.

Первым выявил ряженых янычар бывший лейтенант артиллерист Балсы Божович. Почувствовал или интуиция сработала, но когда они выскочили из кустов и потрусили к телеге с тремя пассажирами, по виду вполне себе крестьянами зажиточными, те из сена вытащили свои мечи кривоватые. С Божовичем был Марат Ховпачев, и черкес не растерялся, пистолет из-за пазухи вынул, и число ряженых сократил. Янычары, если бы со всех ног бросились в город, то может и ушли бы, но они в атаку побежали. Метров тридцать бежать. Марат и второй пистолет достал, проверил порох на полке, покачал головой, скусил, вынутый из кармашка патрон, досыпал порох на полку, и чуть не в упор разрядил в бегущего и визжащего чего-то на турецком блондинистого янычара. Бабах. Семь линий — приличный калибр, ряженого остановила пуля и даже чуть назад откинула. Третий янычар добежал и скрестил саблю с лейтенантом бывшим, и один на один, может, и одолел бы истощённого рабским трудом серба, но Курт, напросившийся тоже в дозор, воткнул саблю ему в бок и припечатал ногой. Четвёртый член дозора, тоже напросившийся чуть не со слезами «поучаствовать» — Людвиг ван Бетховен шпагу уронил и пошёл, пошатываясь, назад. Это Марат перевернул того янычара, в которого из пистолета попал. А там, в спине, дыра с кулак и кровища хлещет.

— Я назад пойду, мне хватило впечатлений, — сообщил Курту композитор через пару минуту. Не проблевался. Постоял, пошатываясь, но позыв сдержал и, продышавшись, вернулся к месту поединка и даже шпагу подобрал. За это время янычар обшмонали и сложили вместе под кустом, чтобы с дороги не было видно.

Зачем вид на реку портить? Красота же. Дунай, хоть и не голубой, а серый, но вот жёлтые дубы на том берегу эту серость оттеняют, если сильно захотеть, то и голубые нотки можно в реке увидеть. Небо отражается.

— Эй, одного нельзя тебя, Людвиг, отпускать. Вдруг опять янычары. Ты вон под тем кустиком посиди. Оттуда ничего не видно. А через пару часов нас придут сменить. Тогда все вместе и пойдём.

Бетховен тяжко вздохнул, но голосу разума внял. А чего этот голос молчал, когда ему взбрело в голову в эту засаду напроситься. Новых впечатлений захотел. Ну, получил. Лучше стало. А ведь и вправду лучше. Попав в этот непонятный поход, в этот непонятный отряд, он всё время себя каким-то ущербным ощущал. Вокруг головорез на головорезе, великан на великане, а он один маленький, лысый, после тотальной стрижки, и не знающий, чем заняться. Инструмента нет. Его любимого действа по приготовлению чашечки кофе нет. Неуютно и одиноко. Он бы вообще завыл, но рядом была Васьльиса, и он не мог показать ей свою слабость. Храбрился, да и на самом деле хотелось новых ощущений. Но теперь всё. Нет инструмента, но голова-то при нём. Есть бумага и есть замечательный карандаш, что ему этот странный немец выдал. А в голове его стриженой полно идей, полно мыслей. Нужно описать в музыке тот бой в порту и вот это сидение в засаде, когда над тобой кружат шмели и порхают крупные осенние бабочки, а потом короткий бой с жестоким врагом, который ничего не смог противопоставить выучке настоящих бойцов. Это нужно обязательно написать. Немедленно, пока впечатления ещё будоражат мысли, пока не выветрился запах свежей крови.

Событие шестьдесят девятое

Поражения являются следствием собственных ошибок, а победы — результатом ошибок неприятеля.

Сунь-цзы

Сколько разведчиков переодетых отправили янычары, Пётр Христианович не знал, ему доложили о четырёх ликвидированных группах и одной повязанной. Схомутали на привале.

Даже мыслей не возникло у Брехта пытками, прижиганием титек, добывать информацию у доставленных пленных. Что они могут сказать? Всё это ему уже другие товарищи попавшиеся рассказали. Количество знает, вооружение знает, планы напасть на его непобедимое воинство теперь яснее ясного и без титек. Опять же орать будет янычар, выть, мясом палёным титечным вонять будет, фу, это ни разу не интересно и аппетит отбивает, а ещё солдат и добровольцев нервируют, некоторые же сразу себя на место пытаемого поставят. Воображение наше всё.

Пусть тренируется тот, кто боится. Князь Витгенштейн с удовольствием бы продолжил выполнять план про «незваных татар», но, видимо, в порт соваться больше не стоит, не потому, что там подготовят грандиозную засаду, наоборот, янычары оттуда убрались и сюда к юго-восточным окраинам Белграда собрались. Можно уйти, отсидеться километрах в пятидесяти и потом снова напасть и продолжать кошмарить янычар, либо пока они милости не запросят, либо пока из города не уберутся, но осень, вот выходишь утречком из палатки и отчётливо понимаешь, что спешить надо, бр-р прохладно. Осень. Там, южнее в Чёрном и Азовских морях ветра и штормы скоро начнутся и дожди проливные, пора домой. Да и на самом деле пора. Как-то надоело уже в палатке спать. И ходить грязным. Пора.

А значит, нужно генеральное сражение. Генеральное, а не комариные укусы. Всё что можно, нужно собрать в один кулак, а заодно и маленькую репетицию «Аустерлица» провести. Как сейчас воюют? Выстроятся в колонны и айда, чуть ли не маршем, на неприятеля. А ещё Буонопарты всякие на холмах свою артиллерию поставят и бьют по таким же идиотам, которые свои войска тоже все вывели в чисто поля и полками целыми плотным строем построили. Вот, товарищи вражеские пушкари, сюда бейте ядрами. Одно ядро сразу десяток положит. Смотрите, как мы утрамбовали солдатиков, а потом ваше ядро ещё от земли отрикошетит и в соседнем полку с десяток покалечит, а может, и в ещё одном.