Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей (бесплатные полные книги .txt, .fb2) 📗
А я все тащил и тащил Вострецова. Он что-то стонал, но я не слушал. У меня тут, как спортсмены говорят, включилось второе дыхание. Вот было оно почему-то таким же сиплым и удушливым, как и до этого. Только и видел впереди темный силуэт лафета. Ну и здоровенного кабана лейтенанта чувствовал всеми мышцами. А ведь он мне до сих пор довольно худосочным казался.
И только когда я прополз, по моим меркам, километра три, кто-то освободил меня от тяжелой ноши. И из меня будто пробку вытащили — тошнит, голова болит, трясется всё, как с жестокого похмелья, перед глазами мушки летают, и вокруг темнеть начало.
Очнулся я от того, что какой-то гад лупит меня по щекам, и вопит на ухо противнючим голосом: «Товарищ полковник!».
— Я, — говорю, — товарищ полковник. Чего надо? — а язык почему-то слушается не очень, как каши напихали в рот, и я пытаюсь разгрести ее.
— Очнулся! — огласил окрестности радостный вопль.
— Хватит кричать. Доклад! — ага, навык командного голоса возвращается потихоньку.
— Сержант Дорофеев! Товарищ полковник, за время… — тут он замялся, размышляя, как обозвать мое состояние.
— Отключки моей. Продолжайте.
— Силами бойцов батальона охраны нападение отбито! В настоящее время силами бойцов второго отделения первой роты уточняются потери личного состава! Доклад закончил.
— Да не кричи ты, — поморщился я. — Где лейтенант Вострецов?
— Ожидает очереди на эвакуацию в медсанбат, — уже спокойнее продолжил Дорофеев.
— Лейтенант Ахметшин?
— Не знаю, товарищ полковник, — он виновато, совсем не по-уставному пожал плечами.
— Вот что, сержант, помоги-ка мне подняться.
— Вы контужены, вам лежать…
— Сержант, ты что, приказы выполнять разучился?
Кое-как поднялся. Как же мне хреново! Штормит… Я попытался шагнуть, но тут ноги предательски запутались, и я чуть не рухнул на землю. Спасибо Дорофееву, подхватил, придержал. И тут меня натурально вывернуло. Уж не знаю, что там летело, но не кончалось, густо приправленное желчью, горькой и вяжущей рот.
— Вот, возьмите, — сержант протянул мне флягу, и я прополоскал рот — раз, другой, но без облегчения, противная горечь будто приклеилась к языку.
— Спасибо, Дорофеев, — сказал я. — Ты вот что… Давай, занимайся здесь, а мне бойца выдели, я тут… осмотрюсь пока.
Красноармеец, не представившийся никак, приобнял меня за талию, и я пошел, пытаясь больше не падать. Ох ты ж… Убитые… и еще… В стрелковых ячейках, на земле, сраженные пулями и осколками… Сколько их тут? Но это потом, сейчас я знаю, куда в первую очередь идти.
Пост взрывника был налажен наспех, мы собирались сегодня оборудовать его по уму, чтобы человеку с динамкой ничего не грозило. Не успели. И сейчас я и спешил к этой простой яме в земле, и боялся подойти. До последнего шага у меня оставалась надежда, что Ильяз лежит раненый, пусть тяжело, но всё же живой.
Ближе к краю, наполовину высунувшись, лежал постовой, который заступил на смену в полночь, и должен был смениться утром. Помню, на разводе Вострецов ругал его за пуговицу, державшуюся на честном слове. Вон она, держится еще, висит в петельке. И чего он наружу полез? Вот он, твой пост, сиди, жди команду. Нет же… С перепугу, может? Застрелили его почти в упор, три пули через грудь.
Еще шаг, и… Придется посмотреть, нечего жмуриться…
Ильяз лежал, свернувшись младенцем, поджав под себя ноги. На пояснице, аккурат, где ребра кончаются, видно было выходное отверстие, побуревшее уже, топорщащееся заскорузлыми от крови нитками. В руках он так и держал динамо-машинку, которой подорвал лафет. Первая, от ствола, лежала в стороне, присыпанная глиной.
— Помоги спуститься, — сказал я бойцу, потоптавшись на краю окопчика, и поняв, что спрыгнуть вниз у меня не хватит сил — просто рухну кулем.
— Осторожно, тащ полковник, — осторожно заметил мой сопровождающий, когда я опустился на колени.
Я очистил волосы Ильяза от присыпавшего голову грунта, и попытался закрыть глаза, так и оставшиеся открытыми. До конца не получилось, и между неплотно прикрытыми веками блестели тонкие полоски белков.
— Помоги достать его, — попросил я, и уже через пару секунд боец оказался рядом со мной, и, кряхтя, начал выталкивать тело Ахметшина вверх.
Хотелось бы подсобить, но я мог только держаться на ногах, а не таскать что-то. Эх, Ильяз… И в смерти я тебе помочь не могу… Сколько мы с тобой, с той самой ночи на киевской гарнизонной губе? Неполный год? Полковник Епишин, как же. Что ж мне хреново так?
Вылез наружу, с помощью провожатого, конечно. Разогнули Ильязу колени, уже начавшие коченеть, сложили на груди руки. И тут ноги мои опять меня предали, и я опустился на колени. Хочется подумать что-то хорошее на прощание, а в голову лезет всякая ерунда — как мы на чердаке в Киеве книги читали, смеясь над особо вычурными фразами всяких графьев, как он привел Параску с просьбой зарегистрировать брак. И даже как он пришел просить семейную землянку. Вот же дурень, господи! Что-то в глаз попало, наверное, слеза течет, будто я рыдаю. Что за хрень, а?
Достал из карманов документы, мелочевку. Фотография с Параской. И со мной, возле моста, после маскировки. А я свою карточку и не получил, в госпиталь загремел. Надо будет найти, пусть и мне сделают. На память.
— Товарищ полковник! — гаркнул кто-то у меня за спиной. — А я вас ищу везде! Товарищ капитан госбезопасности велел найти вас!
— Боец, как фамилия твоя? — спросил я провожатого, вытирая лицо рукавом.
— Красноармеец Антоненко!
— Спасибо за помощь, Антоненко. Занимайтесь.
Я к Евсееву не пошел. Еще чего не хватало. Нет, будь он ранен, вопросов не имел бы. Но как я выяснил у посыльного, ничего со Степаном не случилось. Стреляли, воевали, но не более. Так что я сел на пенечек, и стал ждать.
Вот мне интересно, откуда же исходил тот самый приказ, чтобы меня ни в какие приключения не пускали? Даже прикидывать не берусь. Мне такая забота, конечно, душу греет, но вот так…
Особист мчался ко мне на всех парах, будто скорость его встречи со мной могла что изменить из случившегося. Еще охлопывать бы начал, проверяя целостность костей. Я не выдержал, прикрикнул даже на него:
— Что ты вокруг меня, как возле девицы на выданье пляшешь? Давай, докладывай.
— Ильяз? — спросил он очевидное, глядя на отдыхающего в последний раз на травке Ахметшина.
— Погиб, но приказ выполнил. Это он взорвал Дору… — махнул я рукой в сторону пшуки. — Надо было вчера всё сделать, на хрен она нужна, железяка эта.
— Петр Николаевич, это всё эмоции. Не надо эти слова еще где-нибудь повторять. У нас был приказ — уничтожить в случае опасности. Мы это сделали. На этом разговоры заканчиваются. По обстановке. Силами батальона охраны нападавшие большей частью уничтожены, частично рассеяны. В плен захвачено шесть военнослужащих. Уничтожено, предварительно, до роты.
— Наши потери? Мне немцев не жалко, хоть и все бы здесь легли.
— Батальон охраны — двадцать два убитыми, тринадцать тяжело раненых, тридцать семь легко. Потери саперов уточняются. Вам бы в медсанбат, товарищ полковник. Плохо выглядите.
— А должен хорошо? С чего бы⁈ — я вдруг сорвался на ни в чем не виноватого Евсеева. — Извини, Степан Авдеевич. Сам видишь… Ильяза жалко. Мы с ним с самого начала считай. Нет, не поеду я никуда. Отлежусь… Там видно будет.
— Ничего страшного, — совершенно спокойно ответил особист. — Ну хоть так. Отдохните, пожалуйста, я прослежу тут…
Через пару часов мне стало так худо, что я уже готов был принять любую помощь. Голова болела, тошнило, и слабость — казалось, пальцем пошевелить, и то трудно. И я согласился на медсанбат. Один хрен, толку тут от меня никакого, одни хлопоты — принеси, подай, переверни, из ложечки накорми.
Сопровождали меня, конечно, не как комфронта, но и не в кузове полуторки вповалку, как большинство раненых. Что-то посередине. В эмке повезли, на которой приехал кто-то из штабных подводить итоги моего столь короткого и, вне всяких сомнений, бесславного руководства всей этой затеей. Впрочем, глянув на мою бледную физиономию, начинающую зеленеть от бесконечной тошноты, высокий чин понял, что разговаривать тут не с кем. Я даже глаза не открывал, чтобы посмотреть, кого прислали. Услышал только бормотание Евсеева, и ответ: «Да везите, конечно, что вы его тут держали до сих пор?».
