Дорога за горизонт - Батыршин Борис (читаем книги онлайн txt) 📗

Погоня продолжается уже полтора часа. Шхуна упрямо шпарит прежним курсом – каждый оборот винтов приближает её к болотистому, испещрённому мелкими заливчиками, пестрящему островками, мелями и каменистыми косами, финскому берегу. Он опасно близко; но ни мы, ни остальные участники туманной гонки не сбавляют ход. На мостике царит напряжённая тишина, изредка прерываемая короткими репликами, да писком плоттера. Никонов с регулярностью метронома – раз в пять минут, – вызывает миноноску № 141 и «Лейтенанта Ильина». Крейсер не поспевает; с того момента, как шхуна повернула к весту, ему остаётся лишь следовать параллельным курсом, на случай, если контрабандистам придёт в голову снова повернуть в открытое море. Дистанция между кораблями сокращается, но, увы, слишком медленно. Криницкий уже не раз рапортовал, что в корпусе миноноски от вибрации на волне открылась течь; сильно качает, и есть опасность что машину сорвёт с фундамента. Пока помпа справляется, но…. Никонов скривился, велел не разводить паники и добавить оборотов. Я не отрываюсь от монитора – до цели всего ничего, спасибо туману, что они нас не слышат. Хотя, не будь этой молочной пелены – мы бы уже видели наш вожделенный приз!

А туман и правда поредел, прав мичман Посьет! Гладь залива просматривается уже метров на четыреста. Хотя, какая там ещё гладь? С зюйд-веста катят короткие, злые валы, канонерка с шумом врезается в них под острым углом. От каждого удара корпус судна дрожит всеми заклёпками… о, чёрт, это ещё что?

Экран радара мигнул, на картинка мгновение исчезла, потом возникла снова. Очередной удар о встречную волну – экран снова мигнул. И ещё. И снова. И…

– Господин капитан второго… Сергей Лексеич! – в отчаянии ору я. – С антенной что-то, с проводом! Наверное, разъём, от тряски отошёл! Надо…

Волна – не чета прежним, – с размаху бьёт «Дождь» в левую скулу. Канонерская лодка чуть не ложится на борт, и я с ужасом вижу, что прикрученный на живую нитку кабель, в такт качке, мотается вокруг мачты. Экран гаснет и нём появляется: «Источник сигнала не найден».

Что за хрень?! У «Фуруны» разъемы такие, что на этом кабеле вешаться можно; а не вставить его до конца я просто не мог – без полной фиксации радар не заработал бы. Здоровый такой разъём, с четырьмя винтами и защелкой – выдрать его не получится, даже если о кабель споткнуться… неужто перетёрся?! Ну, тогда кирдык, быстро кабель не поменять, да и нет у меня запасного нужной длины… вот ведь засада! Ну да, точно: антенна рации тоже порвана, они у меня скручены в один жгут, вот, наверное, размахами мачты и перетёрло… да что ж это за день такой?!

– «Ильин»! «Ильин»! «Ильин»! Я «Дождь», слышите меня?!

Ничего. Только треск, завывание помех. Антенну мне!!

Выскакиваю из «курятника» – и не верю своим глазам! Пелену тумана будто отдёрнули в сторону движением гигантской руки. В переди по курсу в сероватой дымке тонет финский берег, а на правой раковине, милях в полутора, отчаянно дымит трубой изящное судёнышко – шхуна из всех сил улепётывает, внезапно обнаружив за кормой сразу двух преследователей. Да, точно, на нашем траверзе по волнам стелется жиденький дымок – миноноска.

– Расчёты к орудиям! Артиллерийская тревога!

Тревожно забила рында, по доскам палубного настила заухали матросские башмаки. Наводчик, не дожидаясь, когда номерок втиснет в приёмный короб обойму, разворачивает митральезу, ловя цель.

– Семёнов, шляпа! Дистанцию до цели!

Да что со мной сегодня такое? В «курятнике», в крепко привинченном к палубе железном, обитом изнутри войлоком и пластиком ящике, среди прочего хрупкого хозяйства хранится отличный японский лазерный дальномер. Мы уже практиковались с ним, делая съёмки на Транзунском рейде – и Никонов и артиллерист «Дождя» вполне доверяют этому прибору.

– Есть, господин капитан второго ранга… до цели две тысячи… простите, сейчас…. одиннадцать кабельтовых, семь саженей… с половиной!

А вы попробуйте с ходу, без калькулятора, перевести в морские меры длины 2050 метров [65]! А иначе никак, таблицы артиллерийской стрельбы составлены именно в кабельтовых, милях и саженях. Я горд собой – насобачился за месяц гидрографической практики.

Погодите, они что, из Гочкиса стрелять собрались, по таблицам? Для этой трещотки – дистанция запредельная. Нет, прислуга возится в барбетной установке, возле нашей «Большой Берты» – короткого, будто обрубленного, толстенного в казённой части одиннадцатидюймового орудия, главного калибра канлодки. Точно – подают холщовые, похожие на белые диванные валики, пороховые картузы, полузаряды. Ну, держись…

– Бам-м! Бам-м! Бам-м!

Хоть Гочкис и трещотка – а уши заложило качественно. Наводчик навалился на приклад, второй номер резко крутанул ручку, и револьверная пушка захлопала предупредительной очередью. Куда уж там улетят снаряды – не знаю, но дымок выстрелов на шхуне заметят точно. А когда грохнет Большая Дура? Что там полагается – рот разевать, уши затыкать? Чёрт, вовремя не спросил, как бы теперь не оглохнуть…

На шхуне стрельбу и правда, заметили – судно изменило курс, подставляя преследователям корму. Дым повалил гуще. Уходят?

– Сергей Алексеевич, дальше нельзя таким ходом. Опасно, мели!

Посьет, штурман. Пока работал локатор, он стоял за моим плечом, черкал карандашом по карте и щёлкал клавишами подаренного «Ситизена».

– Иван, голубчик, не дадите дистанцию во-о-он до того мысочка? Тут где-то мель должна быть, крайне неприятная. Не дай бог… пока по локатору шли, я прокладку постоянно делал, а теперь вот – как ослеп…

Торопливо «барабаню» дистанцию, даже не переводя в кабельтовы и сажени – Посьет быстрее прикинет, на калькуляторе. Вот он перестал черкать, замер, словно не веря в то, что написал. И без того бледное лицо его белеет ещё сильнее, и…

Хрр-ясь! С пронзительным скрежетом «Дождь» врезается во что-то подводное. Канонерка ещё несколько мгновений ползёт вперёд, сильно задирая нос; все, кто был на мостике, валятся с ног. Я с размаху впечатываюсь в Посьета и краем глаза вижу, как наводчик револьверной пушки, нелепо размахивая руками, улетает через леер в мутную от взбудораженного ила водицу Выборгского залива.

Миноноска № 141 стала сдавать: помпа не справляется, в щели разболтанного таранными ударами волн корпуса хлещет вода. Растяжка передней трубы лопнула, и теперь жестяной цилиндр, отчаянно извергающий клубы чёрного дыма болтается при каждом размахе качки.

«Дождь» остался позади – прочно сидит на песчаной банке. Запоздало громыхнул главный калибр, крупная латунная картечь с визгом пролетела в опасной близости от миноноски. От грот-мачты шхуны полетели клочья, снесло за борт гафель. Но ход она не сбросила и, вильнув на курсе, выкатилась влево за пределы сектора обстрела страшной одиннацатидюймовки. С канлодки захлопала револьверная пушка, но легкие снарядики лишь вспенили воду в безопасном отдалении от цели.

Усталость отчаянная; удерживаться на мотающемся туда-сюда низком, почти вровень с водой, судёнышке – это почти цирковой трюк. Не до того – ведь впереди, прямо перед форштевнем, в кабельтове с небольшим, маячит корма беглянки. Но не приближается; на высоких оборотах вода хлещет через щели в обшивке с удвоенной силой, «стосорокчетвёртая» садится носом. Скрепя сердце, Криницкий скомандовал убавить обороты и крутанул штурвал. Нос покатился влево, наводчик кормовой тридцатисемимиллиметровки поймал шхуну в прицел, и… Удар, тряска, снаряд уходит «в молоко» – миноноска с разгону проскребла днищем по песчаной отмели и чудом проскочила на чистую воду. К толчкам волн добавилась неприятная вибрация в корме.

– Вал погнуло! – орёт машинный кондукто?р. Свесившись вниз, он пытается разглядеть что-то в буруне под кормой. Крайницкий выругался, возвращая судно на курс. Форштевень снова смотрит точно в корму беглецов – они теперь в мёртвой зоне, снарядом не достать. Но вариантов нет: кругом мели, а шведский шкипер знает здешние фарватеры как «отче наш». Дистанция до шхуны то сокращается, то наоборот растёт; и вдруг с высокой, слегка приподнятой кормы застучали ружейные выстрелы.