Черная икона (СИ) - Каминский Андрей Игоревич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— Актив наш комсомольский, — рассказывал Коношенко, — хитрые бестии были. Сначала сами советовали укрывать зерно, затем выслеживали, заявляли и указывали, где что припрятано. Сельсовет распустили, село окружили кавалерией — ни зайти, ни выйти, а внутри на углах пехотинцы: кто вышел на улицу по темноте — тут же стреляют. Все магазины закрыли, из них все вывезли. Для политотдела, правда, был особый магазин, там они получали сахар, вино, крупы, колбасу. Три раза на день их кормили в столовой с белым хлебушком… Люди приходили к столовой, тут же падали, умирали… Сестра моя так погибла, матка. Покойников сбрасывали в ямы, что сами и вырыли на окраине станицы. И живых туда сбрасывали: говорили иные, что мимо идут, а из-под земли стон идет и сам земля, шевелится, будто кто вылезти хочет. Кошек и собак поели, а там и за людей принялись: резуны детей ловили и в горшках солили, мелкими кусочками, потом жрали… Братишка младший — вышел как-то на улицу под вечер, да так и сгинул.
Запредельной, замогильной жутью веяло от этих историй — тем более страшных от того, что рассказывал их Коношенко спокойным, только чуть хрипловатым голосом. Еще и тридцати ему не исполнилось, но в рыжих волосах уже обильно проступала седина. Самые кровавые расправы, после которых даже Ковальчук и иные «бывалые», порой не спали несколько ночей, Коношенко проводил с легкой улыбкой на потрескавшихся губах. Дмитро не боялся Ада — он уже видел его на земле.
А еще Дмитро любил петь — когда жуткие истории становились уже и вовсе невмоготу и даже старшие просили прекратить — он замолкал, чтобы после краткого молчания затянуть «Червону калину». Часто ему подпевала Галя, слывшая у себя в селе одной из лучших певуний. И остальная чота молчала, завороженная красивым дуэтом.
Даже на войне есть время для иных чувств, кроме ненависти к поверженному врагу. Впрочем, именно эта ненависть и сблизила Дмитра и Галю во время кратких дней отдыха в генерал-губернаторстве. Слово за слово, осторожное соприкосновение рук, романтичные песни под гитару темной ночью, торопливые поцелуи в уединенных местах. Лишения и совместная борьба укрепили эти отношения и никто не удивился, когда закончилось все это в церкви Белза, где молодых обвенчал местный священник — незадолго до женитьбы Дмитро перешел в униатство.
На свадьбе Дмитра и Гали гуляла вся боевка, — Ковальчук зачитал молодым поздравление от Степана Бандеры — за этот год молодые зарекомендовали себя столь отчаянными бойцами, что их заметили и в Центральном Проводе. Присутствовала на свадьбе и Челита — стараясь держаться в стороне, она все же привлекала всеобщее внимание экзотической внешностью. Она же подарила молодоженам икону, которую те, в свою очередь, отдали в часовню Святого Валентина.
— Это правильно, — сказала «Мавка» Гале уже после свадьбы, — пусть Черная Мадонна хранится в городе, откуда ее вывезли.
— Тогда бы ее лучше отвезти в Стамбул, — улыбнулась девушка. За это время она сильно сблизилась с мулаткой. Галя не могла объяснить, как это произошло — раньше Челита вызывала у нее неприязнь вперемешку со страхом — своей темной кожей, жестокостью, отталкивающей даже на фоне всей этой войны, жуткими верованиями, кощунственно смешанными с почитанием Богородицы. Однако со временем это прошло — не так уж легко испытывать искреннюю неприязнь к человеку, прикрывающему тебе спину. Тем более, что Челита, будучи такой же «жинкой на войне», как и Галина, намного превосходила ее боевым опытом — которым охотно делилась с украинкой.
— Стамбул? — приподняла бровь мулатка, — а, в смысле, что икона сюда из Византии попала?
— Ты и это знаешь? — удивилась Галина.
— Я о ней уже много чего знаю, — усмехнулась Челита, — была возможность в Берлине. Нет, откуда она сюда попала уже не суть важно. Важно, что с ней стало здесь.
— И что же? — с интересом спросила девушка.
— Да примерно то же, что и у нас на Гаити, — пожала плечами мулатка, — когда испанцы с французами начали крестить черных рабов, те просто переименовали своих богов в христианских святых. Сейчас от них только имена и остались, а порой и тех нет — не времена Эспаньолы, слава Дамбалле, можно не притворяться.
— Дикари, — пренебрежительно сказала Галина и тут же осеклась.
— Может и так, — улыбнулась Челита, — но ведь так и у вас было. Сколько языческих богов Европы почитались под видом католических или православных святых? Под видом Черной Мадонны вчерашние язычники поклонялись Кибеле и Исиде. А тут, у вас — кто мог войти в эту икону? Говорят, что Белз был основан еще до крещения — каких богов поминали, кому приносили жертвы, призывая оградить город от невзгод?
— Что-то ты не то говоришь, — упрямо помотала головой Галя, — это ведь Матерь Божья.
— Я правду говорю, — пожала плечами Челита. — У нас есть еще одна богиня, которую принесли черным ирландские рабы, купленные французами у англичан — Маман Бриджит, супруга Барона Самеди, хозяйка смерти. Ирландцы почитали ее как святую Бригитту, но ведь раньше она носила иное имя — Бригид, Неугасимое Пламя, Пламя в Вечности. А ведь Ясная Гора, где появилась Божья матерь Ченстоховская — тоже была раньше языческим капищем. И я говорила с монахами — говорят, что икона дала знак тем, кто ее вез с Руси в Польшу, чтобы ее поставили именно там. Уж не знаю, пришло ли здешнее божество на Гаити, подменив собой Эрзули Дантор или во Тьме Внешней нет наций, рас и границ и Черная Мать предстает своим почитателям единая во множестве лиц.
Галина помотала головой, словно стараясь выкинуть из нее все сказанное мулаткой — настолько дикими, кощунственным было все ею услышанное, идя вразрез со всем, чему ее учили с самого детства о боге и религии.
— Пожалуйста, не говори мне больше такого, — жалобно сказала она, — прошу…
— Как скажешь, — раздосадовано произнесла Челита, — но рано или поздно мы вернемся к этому разговору.
— Не надо, — помотала головой Галина.
Меж тем, осень все больше вступала в свои права — желтели и опадали листья, начались холода, делавшие лес уже не столь надежным укрытием как раньше. И все же чоты и курени ОУН нет-нет, да и уходили в очередной отчаянный рейд на советскую территорию. Одной из опорных баз для диверсантов стал Белз — последний клочок несоветской Украины, чуть ли не единственный украинский город, который повстанцы могли с оговорками, но называть «своим».
Галина перестала уходить с четой — месяцы супружеской жизни не прошли бесплодно и в один из дней девушка поняла, что внутри нее зарождается новая жизнь. Внешне это пока не сильно отражалось на остававшейся стройной, как тростинка девушке, но все же Дмитро категорически запретил Галине отправляться в рейды. Все свободное время он теперь проводил с супругой, осваиваясь в непривычной роли будущего отца. Часто к Галине приходила и Челита — мулатка оказалась мастерицей на изготовление целебных травяных настоев, учила украинку готовить те блюда карибской кухни, для каких тут нашлись продукты. Порой вечерами гаитянка сидя у изголовья кровати засыпающей Галины рассказывала ей старые негритянские сказки — одновременно забавные и страшные, обыденные и сверхъестественные. Рассказы Челиты уже не казались украинке кощунством и безумием, — напротив, Галина все чаще ловила себя на том, что ей нравятся заокеанские легенды о строгой, но справедливой богине, помогающей к тому же роженицам. Вместе с Челитой Галина посещала церковь Святого Валентина. И все чаще повторяла она, склонив голову у Черной Иконы слова странной молитвы.
